Том 1. В дебрях Индии (с илл.) - Жаколио Луи. Страница 14

V

Ночное видение. — Ужас Сами. — Засада. — Английский шпион. — Пленники. — Военный суд. — Таинственное предупреждение. — Приговорены к повешению. — Последние часы Барнета. — Общество Духов Вод. — Завещание янки.

НЕ ПРОШЛО И ЧАСУ, КАК БОБ БАРНЕТ, сидя на шее Ауджали, для которого взбираться на самые крутые склоны было детской забавой, въезжал на плато озера Пантер в ту самую минуту, когда туда же подходили Сердар и Рама-Модели. У Сердара не хватило духу делать упреки своему другу после того, как он выслушал рассказ Боба; он был слишком счастлив, что вернулся его друг, которого он считал потерянным, и что Ауджали проявил столько смекалки в этом приключении.

— Теперь, когда мы снова вместе, — сказал он своим товарищам, — и нас ничто больше не задерживает здесь, мы должны подумать о том, чтобы не попасть в западню, которую англичане собираются нам расставить, о чем, к счастью, вовремя предупредили Раму.

— Что случилось? — спросил Барнет.

— То, чего мы должны были ждать, — ответил Сердар. — Английские власти Калькутты донесли о нас губернатору Цейлона, и последний собирается оцепить нас завтра на рассвете туземными войсками. Он очень ошибается, надеясь так легко захватить нас.

В эту минуту молодой Сами испустил крик ужаса; он стоял как окаменелый, с испуганным взглядом, протянув руки в сторону кустарников, которые росли по склону лощины, и не мог произнести ни единого слова, а между тем он был храбрый малый, иначе Сердар не принял бы его к себе.

— Что там такое? — спросил Сердар, более удивленный, чем встревоженный.

— Ну же, говори! — сказал Нариндра, тряся его за плечо.

— Там… там… ракшаса… — еле пролепетал бедняга.

В Индии, где вера в привидения и призраки умерших мешает спать ночью людям низкой касты, как правило, очень суеверным, ракшаса играет почти такую же роль, какую играл в средние века волк-оборотень в деревнях Франции. Но так как индусы имеют гораздо более богатое воображение, то ракшаса во много раз превосходит своего западного собрата; он не только бродит каждую ночь, нарушая покой людей, но принимает образы самых фантастических чудовищ и животных и крадет для своего пропитания трупы умерших. Кроме того, он может менять свое тело на тело другого человека, принуждая его бродить по джунглям в образе шакала, волка, змеи, а сам в это время, чтобы отдохнуть от бродячей жизни, принимает вид своей жертвы и селится в жилище несчастного вместе с его женой и детьми.

Верования эти разделяются всеми индусами, и лишь немногие представители высших классов достаточно благоразумны, чтобы отказаться от этого суеверия.

— Ракшаса существует только в твоем бедном мозгу, — отвечал Нариндра, направляясь к чаще кустов и деревьев, указанных Сами.

Маратх, будучи человеком трезвого рассудка и сильной воли, благодаря постоянному общению с Сердаром успел избавиться от глупых суеверий своей страны. Обойдя кусты и тщательно осмотрев все крутом, он вернулся через несколько минут и сказал:

— Там ничего нет… Тебе хочется спать, мой бедный Сами, ты вздремнул, и тебе что-нибудь привиделось во сне.

— Я не спал, Нариндра, — отвечал твердым, уверенным тоном молодой человек. — Сахиб рассказывал мастеру Барнету, что губернатор Цейлона хочет оцепить горы своими сипаями, когда ветки вон того кустарника раздвинулись и чудовищная голова, покрытая белыми полосами, показалась передо мной так же ясно, как я вижу тебя, Нариндра… Я не мог удержать крика, который ты услышал, и голова так же быстро исчезла, как и появилась.

Сердар стоял задумавшись и не произнес ни слова во время этого разговора.

— Не покрывают ли белыми полосами свое лицо в некоторых случаях поклонники Кали, богини крови? — спросил он Раму-Модели, внимательно выслушав объяснение Сами.

— Да, покрывают, — ответил заговорщик пантер дрожащим голосом, потому что он, подобно своим соотечественникам, верил в привидения.

— В таком случае, — продолжал Сердар, не замечая, по-видимому, волнения Рамы, — если Сами видел действительно такую фигуру в кустах, это наверное был один из этих негодяев, которые только одни из всех индусов согласились предать своих братьев и служить англичанам в качестве шпионов.

— Сахиб ошибается. Никто из них не посмеет так близко подойти к Срахдане, особенно в такое время, когда луна освещает это плато, где светло, как днем… Сами видел ракшасу… Вот! Вот! — продолжал Рама сдавленным от страха голосом. — Смотри туда… Вон там!

Все глаза обратились в ту сторону, куда указывал Рама, и вскоре заметили среди группы карликовых пальм, находившихся в пятидесяти метрах от них, на покатости плато странную фигуру, всю испещренную белыми полосами, выделывающую разные гримасы и как бы с вызовом поглядывающую на авантюристов.

Сердар с быстротой молнии прицелился и, выстрелив, спокойно опустил свой карабин и сказал:

— Человек это или дьявол, но он получил то, что ему следует.

Несмотря на то, что страх приковал его к месту, Рама не мог удержаться от жеста, выражающего недоверие, и шепнул на ухо Сами, который стоял, прижавшись к нему:

— Это ракшаса, и пули не повредят ему.

В это время Нариндра, который бросился посмотреть, в чем дело, крикнул с яростью и в то же время разочарованием:

— Опять ничего!

— Быть не может! — воскликнул Сердар, переставший понимать что-либо, И он в сопровождении Боба Барнета бросился к маратху, который бегал по соседним рощам, забыв об осторожности.

Было полнолуние. Свет луны заливал всю верхушку Соманта-Кунта, и на том склоне, который был обращен к Пуант-де-Галлю, их не могли заметить с Королевского форта, но достаточно было небольшой зрительной трубки, чтобы с точностью определить место, где они находились.

— Плохо кончится все это, — вздохнул Рама, который вместе с молодым Сами предусмотрительно укрылся под Ауджали. — Стрелять в ракшасу! Никто, даже самый могущественный человек в мире не должен шутить со злыми духами.

В ту минуту, когда двое белых и Нариндра собирались уже бросить свои поиски, они заметили вдруг, как из чащи бамбуков в каких-нибудь двадцати шагах от них выскочил голый туземец и побежал по направлению к равнине. Нариндра, увидевший его раньше других, бросился, не спрашивая ничьего совета, преследовать беглеца; спутники его пустились в свою очередь ему на помощь.

Это был, очевидно, шпион, а потому, с одной стороны, следовало захватить его и постараться добыть от него необходимые сведения относительно планов англичан; с другой же, пожалуй, напрасно было терять драгоценное время, чтобы получить лишь подтверждение того, что стало уже известно от Рамы-Модели. Эти мысли сразу пробежали в голове Сердара, но все случилось так быстро, что он, несмотря на свою обычную осторожность, не успел обдумать, какое решение будет более благоразумным.

Из-за этих колебаний он слишком поздно заметил ошибку Нариндры, чтобы исправить ее.

Последний поспешил отрезать путь беглецу и направить его в сторону своих спутников. Внимательный наблюдатель скоро заметил бы, что беглец, по-видимому, сам способствовал успеху этого плана. Он вдруг перестал спускаться по прямой линии, где ничто ему не преграждало путь, и, добежав до одного из нижних плато, описал нечто вроде полукруга, что привело его к тому месту, где множество кустарников, бамбуков и карликовых пальм должны были только мешать его быстрому бегу. Не успел он добежать до центра плато, как споткнулся и тяжело грохнулся на землю.

Нариндра, уже почти настигший туземца, торжествующе вскрикнул и, бросившись к нему, прижал его к земле в ожидании прихода своих спутников… Но в тот момент, когда те подбежали к нему, сцена сразу изменилась: из каждой рощицы, из каждой группы пальм, из-за каждого кустарника по знаку, данному пронзительным свистом, выступил сипай-сингал, вооруженный ружьем со штыком, и наши авантюристы, которые были без оружия — они оставили свои карабины на верхнем плато, — в одну минуту увидели себя окруженными отрядом в триста человек.