Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич. Страница 56

Фёдор смотрел на Тараканова с удивлением и неверием в глазах.

– А ты, Федя, сам-то женат?

– Нет ещё…

– Ну так считай, что тебе повезло. Мы там тебе  невесту  найдём. Среди туземок очень даже ладные  девки  есть. Будто точёные… Эх, да…

Кусков, зная, о чём сейчас будут говорить мужики, отошёл от них  к люку кают-компании. Затем спустился по крутому трапу и отворил двери.

В кают-компании сидела за столом и что-то писала гусиным пером на листе бумаги его супруга Екатерина Прохоровна. Напротив её в кресле расположился отец Никодим, а рядом с ним матушка Вера с книгою в руках.

– Вот, размышляем с отцом Никодимом и матушкой Верой, – заговорила Екатерина Прохоровна, увидев в дверях мужа, -  о том, как будем с местными калифорнийцами разговоры разговаривать.

– Трудность в общении в том состоять будет, что там великое множество туземных племён обитает, - усаживаясь в кресло, сказал Иван Александрович. – Только на побережии у залива Бодеги, а по-нашему Румянцева,  куда мы ныне идём, их более десятка. И каждое племя говорит на своем наречии.

– А как же словник составлять будем?

– Те места давно оседлали испанцы и во многих племенах есть свои вакеры – переводчики. С ними в первую очередь и будем общаться. У меня среди тамошних туземцев свои знакомцы имеются.

– Давно я тебя, Иван Александрович, спросить хочу вот о чём, – вступил в разговор отец Никодим. – Не обратиться ли мне к тамошнему священнику? Ведь они крестят здешний народ.

– Не думаю, что сие понадобится, отец Никодим. Испанские священники – сплошь иезуиты. Они обращают индейцев в свою веру силой. Я бывал в Сан-Франциско и знаю, что они и службу ведут на своём испанском языке.

– Они не знают языка индейцев? – удивился отец Никодим. – Но как же те понимают слово Божие?

– Никак, конечно. Но испанцам этого и не надобно. Для них местные туземцы что-то вроде зверей диких, коих необходимо отстреливать. Они и убивают их за малейшее неповиновение. В этом главное отличие европейцев от нас, русских и православных. Мы за умножение здешнего народа, а они за истребление…

– А как же тогда заповеди Божии, кои зиждутся на любви к Богу и на любви к ближнему? Ведь сказано: кто не любит ближнего своего, тот и Бога не любит.

– Это потому, что католики  не считают туземцев за своих ближних. Хотя все мы созданы Господом по образу и подобию его. Но есть, конечно, и среди индейцев союзные миссионерам.

– А как же мы с этими самыми испанцами жить-то будем? – спросила Екатерина Прохоровна.

– Мы с ними жить не будем, – сказал Иван Александрович. – Мы идём в сей край послужить с пользой для компании нашей и с пользой же для местных коренных американцев. А все дела наши будут освещены истинной верой православной. Так ведь, отец Никодим.

– Точно так, Иван Александрович. Господь милостив, и он нас не оставит, если всё будем делать с любовью.

– Именно с любовью! – воскликнула молчавшая до сей минуты матушка Вера. –  И нам надобно всегда о том помнить.

– Иначе и быть не может, матушка, – согласился Кусков.

Мартовским тёплым утром, так не похожим на утро аляскинское в это время года, шхуна «Чириков» вошла в залив Бодега и её якорь шумно плюхнулся с борта в воду.

Иван Александрович Кусков  поднялся на капитанский мостик к Бенземану.

– Ну что, Христофор Мартыныч, с Божьей помощью пришли.

– Пришли, Иван Александрович. Слава Богу… Далее твоя забота – что делать и как быть.

– Сделаем всё, как Бог даст. Не в первый раз мы тут. А что неведомо, то учиться будем и узнавать по ходу дела… Сей же час, Христофор Мартыныч, собери на палубе своих людей, а я своих. Имею сказать слово перед тем, как людям нашим ступить ногою на землю сию калифорнийскую.

– Будет сделано, Иван Александрович.

– Вот и ладно, вот и добро, – сказал Кусков и стал спускаться на палубу.

…А там вскоре собралась вся команда «Чирикова» и все промысловики Кускова. Иван Александрович, стоя под капитанским мостиком, оглядел собравшихся  и начал говорить своё слово:

– Братцы мои! Вот и пришли мы с Божьей помощью вновь к сим калифорнийским берегам. Но на сей раз мы прибыли сюда надолго, дабы укрепиться на этой земле, устроить русскую нашу крепость во благо компании и Отечества… В инструкции, данной мне правителем нашим, коллежским советником и кавалером Александром Андреевичем Барановым, где предписано основать здесь оседлость, есть и слова, кои касаются каждого из нас. Они об обращении нашем с тутоземными жителями. – Кусков развернул бумажный лист. – Слушайте: «Строго воспретить и взыскивать малейшие противу тутоземных обитателей дерзости и обиды, а стараться всячески, как вам самим, так и всем подчиненным снискать дружбу и любовь и не страхом преимущества, в огнестрельных орудиях состоящего, какого не имеют народы, но разными благословенными, от человеколюбия производимыми, приманками вежливости, а иногда и соразмерными подарками, воспретя, однако же, строго ни малейшей бездельной никому даром не брать от них вещи, даже из кормовых припасов ни куска, а платить за всё потолику, какие им приятны будут товарами и безделушками»… Братцы! Скоро мы сойдём на берег. У всех будет оружие, но не стреляйте ни птицы, ни зверя. Стрелять можно только тогда, когда жизни вашей угрожает опасность. Так будет, пока не начнём строить крепость… Об остальном скажут на берегу начальники ваши… О том, куда идти и что делать. А теперь помолимся, православные.

Иван Александрович кивнул отцу Никодиму и тот, поставив с дьяконом Василием походный аналой и  возложив на него Евангелие с большим серебряным крестом, начал читать молитву.

– Благословен Бог наш, – произнёс он первые слова.

…А через некоторое время шлюпки ткнулись своими носами в мель у берега. Из них выскочили люди, ещё недавно бывшие на палубе «Чирикова», во главе с Иваном Кусковым.

Он первым стал подниматься на высокий берег бухты. За ним потянулись  все остальные, среди которых рудознатец Иван Лихачёв с Фёдором Корюкиным.

Поднявшись на самый верх откоса, обернулись и, увидев океанский простор, спокойную бухту внизу, долго молчали.

– Красота, – сказал наконец стоявший рядом с Кусковым Сысой Слободчиков.

– Да, бухточка славная, тихая. Тут никакой шторм не страшен, – добавил Тараканов.

– Нам в первую голову не о том думать надо, – произнёс Кусков.

– О чём же? – спросил Тараканов.

– О самом подходящем для оседлости месте.

– Так и мы о том.

– Тут берег, видишь, больно полог. Надо бы покруче.

– Для чего?

– А чтобы с моря крепость наша неприступна была для всякого неприятеля… Но, самое главное, гляньте – леса тут близко и в помине нет. Нам же понадобится сотни дерёв.

– Да, тут до леса не одна верста, – согласился с Кусковым Слободчиков.

– А ещё, други мои, – продолжал Кусков. – Место сие близко от испанцев. Они же не особо согласны на наше соседство и будут всё время нам козни устраивать.

– Здесь же земли ничейные, вроде, как ты сам о том говорил, Иван Александрович, – сказал Сысой.

– Да, но испанцы так не считают. И уже жаловались в свой Мадрид, а оттуда в Петербург бумага пошла.

– Ну и пусть жалуются. Пока бумаги ходят – мы крепость возвёдем.

– Но всё же у меня надежда какая-никакая есть. Со здешними испанцами попробуем договориться полюбовно, – сказал Кусков.

– Не в первый, чай, раз говорить с ними будешь, Иван Александрович.

– Посему и надежда есть. Начнём о выгоде торговли с нами, а там и всё остальное уладим… Но  сие в будущем, Сысой Иваныч. А теперь надо место для оседлости нашей найти.

– И куда же пойдём искать?

– Сделаем так, други мои, – немного подумав, вновь заговорил Кусков. – Ты, Тимофей Осипыч, со своими ребятами-алеутами пройдись и проплыви вдоль берега сего залива подалее на предмет добычи бобров тутошних. Разведай – где они обитают.

– Будет сделано, Иван Александрович, – кивнул Тараканов.