Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич. Страница 57

– На обратном пути сюда наберите в бочонки пресной воды где-нибудь в ручье, тут их много, а к вечеру возвращайтесь на шхуну. Нас не ждите.

– А вы?

– А мы пойдём на байдарах вдоль берега на норд, покуда погода позволит. Морем ли, сушей ли, доберёмся до тех мест, где мой приятель обитает – один из тамошних вождей.  Поговорить с ним надобно. Добро?

– Добро, – сказал Тараканов.

– Добро, – повторил за ним Сысой Слободчиков.

– Ну, тогда за дело, братцы, – заключил Кусков и первым пошёл с берега к воде.

По пути Иван Лихачёв насобирал в суму камней и, остановившись, стал рассматривать их да разбивать небольшим молотком. Кусков это заметил и подошел к рудознатцу.

– Понимаю твоё нетерпение, Иван, – сказал он. – Вот обоснуемся, то отпущу тебя в горы. Чую я, что там много добра всякого для твоего дела будет.

– Поскорей бы,- вздохнул Иван.

Кусков и его спутники шагали по густой траве, пробираясь через заросли кустарника, но не приближаясь к недальней кромке большого соснового леса. Иван Александрович иногда останавливался и оглядывал местность, словно искал какие-то приметы давно забытого им пути.

Когда в очередной раз Кусков остановился, чтобы оглядеться, Сысой Слободчиков с сомнением сказал ему:

– А может, не тут ищем да не туда идём, Иван Александрович?

– Нет, Сысой, именно туда. Ведь я бывал в этих местах и не мог теперь ошибиться. Береговые мивока обитают здесь. Просто, как и все тут, этот народец кочующий. Но я знаю, что их поселение можно найти по высокому шесту с пучком птичьих перьев на вершине. Так что смотрите внимательнее.

Все двинулись дальше и шли до тех пор, пока Иван Лихачёв, шедший чуть в стороне, вдруг закричал:

– Дым!.. Вижу дым!

И он показал рукой на кустарник у самой кромки леса. До него было ещё далеко, но если присмотреться, то и вправду можно было заметить легкий дымок, поднимавшийся над кустами. Все ускорили шаг, но, подойдя к месту, откуда поднимался дым, увидели лишь тлеющий костерок и несколько хижин-шалашей индейской деревни, сделанных из ивовых прутьев и покрытых травой и листьями.

Людей в деревне не было, хотя перед каждым шалашом тлел свой маленький костерок.

Кусков увидел перед одной, в беспорядке разбросанных по кустарнику хижин, воткнутый в землю шест, к вершине которого были привязаны птичьи перья.

– Вот он – знак вождя, и вот его жилище. Стало быть, вождь  мивока Валенилла где-то здесь.

– А чего народу нет? – спросил кто-то Кускова.

– Испугались нас, вот и убежали, – ответил Кусков.

– Пойдём тогда поищем их, покричим.

– Они ещё дальше убегут.

– Чего им бояться-то?

– Индейцы нас давно заметили и, возможно, приняли за испанцев, которых они боятся и ненавидят люто.

– За что?

– Те жестоко с ними обращаются. Даже часто убивают.

– А как же нам теперь этих индейцев найти?

– Сделаем так, – сказал Кусков, поразмыслив. – Оставим тут, у шеста, несколько подарков-вещиц, а сами уйдём. Недалеко. Индейцы же непременно сюда придут, когда нас не будет, и убедятся, что мы не враги их, не испанцы.

Иван Александрович достал из сумы холщевый плат, расстелил его у шеста и положил свои вещи: такую же холщевую рубаху, бусы на нитке. Кто-то добавил нож, деревянные ложки. Вдобавок ко всему Кусков снял и положил на холстину свою фуражку с лакированным кожаным козырьком.

Затем он и его люди ушли в сторону от деревни, но так, что было видно и шест.

А через некоторое время к шесту с перьями на вершине, осторожно ступая и оглядываясь, подошёл один из индейцев, потом ещё один и они о чём-то стали говорить, показывая на подарки, но не беря их в руки. Затем один индеец пустился бегом в густой лес и вернулся к хижинам с довольно высоким индейцем, за которым шла целая толпа соплеменников.

Высокий здоровяк был так же темнокож, как все его собратья, а из одежды на нём была лишь набедренная повязка. Но всё же он отличался от других своим белым бисерным ожерельем, свисающим с шеи на грудь и налобной лентой из мелких птичьих перьев. Его чёрные и густые волосы были забраны почти на самом темени в большой, перевязанный лентой, пучок с деревянной заколкой.

Индеец подошел к шесту, с интересом потрогал подарки, а когда увидел фуражку, то и вовсе обрадовался. Потом примерил рубаху и радостно воскликнул:

– Хойбо! Апихойбо Иван!

Он что-то сказал одному из собратьев и тот стремглав побежал в ту сторону, куда скрылись неожиданные гости.

А Кусков и его люди сидели под кустами, когда прибежавший по их следам индеец натолкнулся на них. Но он даже не испугался, а, подойдя к Кускову, громко сказал:

– Апихойбо Иван. Вождь Валенилла ждёт тебя и твоих людей.

– Я так и знал, – радостно улыбаясь, сказал Иван Александрович. – И не ошибся, слава Богу. Веди нас к Валенилле… Пошли, братцы.

Все двинулись обратно к индейской деревне и Фёдор, все время с любопытством наблюдающий за происходящим, спросил Кускова:

– А что это он тебя Иван Александрович, таким словом-то назвал?

– Хойбо на их языке означает – начальник, а апихойбо – большой начальник. Сей человек – переводчик вождя, и он меня знает, – кивнул Кусков на быстро идущего впереди индейца.                                                                          Валенилла  встретил Ивана Кускова с радушием и улыбкой.

– Апихойбо Иван! – раскинул он для объятия руки. – Вот я и дождался тебя.

– Да, брат Валенилла, и я рад встрече с тобой  на твоей земле, как и обещал.

– Приветствую брата Ивана,  приглашаю всех его людей в мою хижину.

– Погоди, Валенилла. Сперва скажи, сделал ли ты дело, о котором я просил тебя? Подыскал ли ты место для нашей оседлости?

– Я хотел сказать тебе о том в хижине, но если ты торопишься, то говорю: я всё сделал и выбрал место для твоего поселения на моей земле.

– Тогда, брат Валенилла, прямо сейчас  и пойдём на то место. Там и поговорим обо всём.

– Пойдём, апихойбо, – с готовностью согласился Валенилла.

Во время этого разговора Фёдор Корюкин, оглядывая индейцев, заметил девушку-индеанку. Она тоже заметила взгляд Фёдора и, смутившись, спряталась за спинами людей.

– Ну что, брат Фёдор, не присмотрел ещё себе невесту? – кивнул в сторону туземцев Иван Лихачёв.

– Да будет тебе… Какую ещё невесту. И в мыслях нет. Так уж и сразу.

– Ну, не сразу, конечно. Погулять можно… Зато, смотри, какой выбор девок-то.

– Вижу… Да только они не такие, как у нас. Непривычно как-то. Голые ведь совсем.

– Стерпится – слюбится. А что голые, так и ты разденься, – засмеялся Иван.

– Да будет тебе смеяться-то, – махнул рукой на друга Фёдор.

А тем временем вождь Валенилла что-то крикнул своим людям. К нему подбежало несколько индейцев и все двинулись вдоль кромки леса к океанскому берегу…

…Когда же лес кончился, то перед ними открылся великий водный простор. Кусков, его люди, Валенилла с индейцами остановились на высоком берегу, полого спускающемуся к океанским волнам.

Кусков оглянулся. Позади него была огромная плоская равнина, а совсем рядом стоял густой лес, подступающий местами почти к самому берегу.

– Вот, апихойбо Иван, – сказал Валенилла, – самое лучшее место на земле моего племени для твоего форта.

– Спасибо тебе, брат Валенилла. Лучшего и желать не надо… Что скажешь ты, Сысой Иваныч?

– Да чего говорить-то. Место доброе, надёжное. Вот только одно смущает меня.

– Что же?

– Так ведь я тут по Ново-Архангельску всё равняю. А там причал прямо у крепости. Здесь и малой байдаре пристать некуда, а не то, что большому кораблю.

– Я тоже о том подумал, – подал голос Иван Лихачёв. – Здесь много судов проходит. Куда приставать будут? А ежели сами замыслим суда строить? Тут для верфи и места нет.

– Да, я согласен с вами, други мои. По первому взгляду хуже места для морской крепости и придумать трудно. Но мы и не будем таковую строить. Нам нужна оседлость на сей земле благодатной. А место для причала и верфи мы потом отыщем… Но давайте глянем на преимущество сего места… Далеко от испанцев, – начал перечислять Кусков, – на высоком берегу, неприступном с моря, много удобной землицы под пашню, а, главное, рядом целые леса американской сосны-чаги. Видите… Строй – не хочу…