Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль. Страница 22

Следует упомянуть также животных стойлового содержания: полдюжины молочных коров, рыжеватых, смирных и весьма привлекательных с виду, а также сотню черномордых баранов с белоснежной шерстью, содержать которых было чрезвычайно затруднительно в длинные зимние месяцы, когда земля покрыта несколькими футами снега. Меньше хлопот доставляли козы, их у Мартина Маккарти было десятка два. Этих веселых задир ничего не стоило пустить на свободный выпас. Если не было травы, они всегда могли довольствоваться листьями и прутьями, а уж в этом добре недостатка не было и в самые сильные зимние холода.

Что касается свиней, то, само собой разумеется, примерно дюжина этих животных хрюкала в отдельном стойле в правой пристройке и откармливалась для домашнего стола, так что мяса вполне хватало. В планы фермера не входило разведение свиней на продажу, хотя в Лимерике процветает торговля ветчиной, которая ценится на уровне йоркской и продается под этой маркой.

Куры, гуси, утки… Гомонящей и гогочущей живности было достаточно для продажи яиц на рынке Трали. Что касается индюшек и домашних голубей, то их в здешних краях вообще не держат. И те и другие встречаются крайне редко или просто отсутствуют на птичьих дворах ирландских ферм.

Следует упомянуть и о собаке, шотландском грифоне [118]. Это — пастух, охраняющий стадо овец. И не было на ферме ни одной охотничьей собаки, хотя дичь изобилует в местных болотах: бекасы, тетерева, глухари, болотные кулики, лани, дикие козы. Чего ради? Ведь охота — развлечение лендлордов. Стоимость лицензии чрезвычайно высока, отчисляется в британскую казну, и, кроме того, чтобы иметь возможность завести охотничью собаку, нужно обладать земельной собственностью стоимостью по меньшей мере в тысячу фунтов.

Такова ферма Кервен, расположенная изолированно в излучине Кэшна, в пяти милях от церковного прихода Силтон. Конечно, в графстве существуют и худшие земельные наделы, где легкие песчаные почвы не удерживают удобрений, и аренда их обходится меньше кроны, то есть примерно шесть франков за акр. Но и толку от такого надела немного. Что до хозяйства Мартина Маккарти, то оно, с учетом всех факторов, было, так сказать, среднего уровня.

За пределами возделываемого участка простиралась бесплодная заболоченная равнина, испещренная пучками утесника, зарослями тростника, покрытая вездесущим и неистребимым вереском. Над равниной носились неисчислимые стаи ворон, охотников до посеянного зерна, и крупноклювых воробьев, любителей созревающего зерна. Настоящий бич всех фермеров!

Еще дальше уступами поднимались леса, где преобладали березы и лиственницы, прилепившиеся к горным склонам. И одному Богу известно, как умудряются выстоять эти деревья под ураганными ветрами, гуляющими по узкой долине Кэшна!

Вообще, графство Керри — довольно любопытная страна, достойная привлечь внимание туристов, с его удивительными амфитеатрами, поросшими лесом, необъятными далями, где линия горизонта словно размыта под влиянием северных туманов. Конечно, довольно суровая для жителей! Земля здесь часто кажется мачехой для тех, кто ее обрабатывает.

Да будет небесам угодно, чтобы урожай картофеля, настоящего второго хлеба островитян, не обошел стороной ни Керри, ни какую-нибудь другую часть острова! Ибо, если случается недород на целом миллионе акров, отведенном под эту культуру, то наступает голод во всем его страшном обличье [119].

Поэтому, пропев «Боже, храни королеву», набожный ирландец обязательно дополнит молитву словами: «Боже, храни картофель!»

Глава IX

ФЕРМА КЕРВЕН

(продолжение)

На следующий день, двадцатого октября, примерно в три часа пополудни, на дороге, ведущей к въезду на ферму Кервен, раздались радостные крики:

— Вот и папа!

— Вот и мама!

— Наконец-то они вернулись!

Так Китти и Сим издалека приветствовали Мартина и Мартину Маккарти.

— Здравствуйте, дети! — сказал Мартин.

— Добрый день, мои дорогие! — подхватила Мартина.

И в этом «мои» звучала законная материнская гордость.

Фермер и его жена выехали из Лимерика рано утром. Проехать тридцать миль, да еще при свежем осеннем ветре! Было от чего закоченеть, особенно когда сидишь в jaunting-car [120].

Повозка называется «car», поскольку это вид тарантаса, а определение «jaunting» указывает на то, что путешественники размещаются в ней спина к спине на двух скамейках, расположенных по оси оглобель. Вообразите себе одну из тех двойных скамеек, что стоят на городских бульварах, добавьте снизу пару колес, дополните сооружение дощечкой, служащей путешественникам опорой для ног, когда они откидываются на багаж, размещенный у них за спиной, и вы получите самое распространенное в Ирландии средство передвижения. Если оно и не очень удобно, поскольку вы обозреваете лишь одну сторону разворачивающегося перед вами пейзажа, и не очень комфортабельно, так как повозка открыта, то вместе с тем это самое быстрое средство передвижения и позволяет вознице проявить чудеса ловкости и скорости.

Неудивительно, что Мартин и Мартина Маккарти, отбыв из Лимерика где-то часов в семь утра, в три часа уже показались в виду фермы. В экипаже, вмещающем до десяти человек, они, кстати, были не одни. Высадив фермера и его жену, быстроходная повозка продолжила свой путь в направлении главного города графства Керри.

В ту же минуту Мердок вышел из своей комнаты, расположенной в углу двора, в том месте, где правые пристройки примыкают к основному зданию.

— Удачно съездили, отец? — спросила молодая женщина, которую Мартина только что расцеловала.

— Прекрасно, Китти.

— Достали капустную рассаду на рынке? — спросил Мердок.

— Да, сын, ее привезут завтра.

— А семена репы?…

— Конечно… и самого лучшего сорта.

— Отлично, отец.

— И еще один вид семян…

— Какой?

— Детский, Мердок! И тот, что я взял, обещает быть первоклассным.

Мердок и его брат сделали большие глаза, увидев ребенка, которого Мартина держала на руках.

— Вот мальчуган, — сказала она, — пока Китти не подарит нам такого же.

— Но он же совсем замерз, бедный малыш! — воскликнула молодая женщина.

— Я его хорошенько завернула в свою шотландку [121], пока мы ехали, — заверила ее фермерша.

— Быстрей, быстрей, — добавил господин Мартин, — давайте его отогреем перед очагом. Идемте обнимем бабушку, она нас уже, наверное, давно ждет.

Китти взяла Малыша у Мартины, и вся семья вскоре собралась в зале, где перед очагом сидела в старом кресле среди подушек мать фермера, которую все звали бабушкой.

Старушке подали ребенка. Она посадила его себе на колени.

Малыш не противился. Живые, смышленые глазенки бегали туда-сюда. Он абсолютно не понимал, что, собственно, происходит. Вот уж поистине, сегодня совсем не то, что вчера. Быть может, это какой-то сон? Вокруг — добрые лица, старые и молодые. С момента своего пробуждения он слышал лишь ласковые слова. Поездка в экипаже, быстро мчавшемся по равнине, развлекла ребенка, свежий воздух, наполненный утренним благоуханием цветов и кустарников, заполнял его грудь. Перед отъездом он подкрепился горячим супом и, закусив по дороге несколькими сладкими пирожками, что весьма кстати оказались в сумке Мартины, рассказал как мог все, что знал о своей жизни, — полуголодном существовании в сгоревшей «рэгид-скул», о доброте и заботе Грипа, чье имя часто повторялось в его рассказе, затем о миледи Анне, называвшей его своим сыном, но которая оказалась совсем не его мамой; потом о разгневанном господине, которого звали «герцог»… герцог, имени которого он не помнил и который хотел его забрать; наконец, о том, как он был покинут и оказался совершенно один на кладбище Лимерика. Мартин Маккарти и его жена не очень разобрались во всей этой запутанной истории, но уяснили главное, что у ребенка нет ни родителей, ни других родственников; что это просто подкидыш, и заботу о нем на них возложило само Провидение.