Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников - Вульпиус Христиан Август. Страница 20
— Кто ты? — удивился Ринальдо.
Человек снял с лица маску, отбросил плащ — перед Ринальдо стоял капитан.
Ринальдо в испуге отпрянул. Хотел что-то сказать. Но первым заговорил капитан, он спросил:
— Ты же прислушаешься к совету человека, за тебя принесшего в жертву себя самого? Разве не я обеспечил тебе покой, которым ты наслаждаешься в Неаполе?
И он поспешно покинул комнату.
Ринальдо полночи провел без сна, встал раньше, чем обычно, и не пошел в Сан-Лоренцо.
Когда наступил вечер, к нему опять явилась та самая служанка.
— Ах! — сказала она. — Вы плохо держите слово. Почему вы не пришли?
— Я не приду, пока не узнаю имени дамы, которую должен увидеть.
— Господин граф! Не давайте сами себе повода пожалеть о том, чего другие добиваются со страстной силой. Понравится она вам, так сама назовет свое имя. Завтра она опять придет к заутрене. Доброй ночи!
Служанка ушла, а вскоре в комнату снова вошел капитан.
— Ты не пойдешь в Сан-Лоренцо, — сказал он.
Ринальдо возмутился:
— Благородный друг! Позволь сказать тебе откровенно — твой запрет без причины унижает меня.
— Но тебе следует верить мне на слово!
— Я же тебя едва знаю!
— Так узнай же меня.
— Где? — нетерпеливо вопросил Ринальдо.
— Под развалинами Портачи.
Капитан ушел, а Ринальдо остался, погрузившись в раздумье.
Наступило утро, но Ринальдо все еще был в нерешительности. Он хотел было идти в Сан-Лоренцо, но все-таки не пошел.
Вечером к нему опять заявилась посланница. Она молча поклонилась и подала ему письмецо. Ринальдо вскрыл его и прочел:
«Последний раз прошу Вас о любезности, в которой Вы не вправе мне отказать, если Вы истинный кавалер и не хотите являть неучтивость.
Едва Ринальдо прочел имя «Аурелия», как вложил в ладонь служанки три цехина и воскликнул:
— Скажи сей достоуважаемой даме, что я приду к ней, и это столь же верно, как верно то, что я дышу и существую. Ни черт, ни какая-нибудь завидущая дочь Евы не удержат меня от встречи с ней, а если я…
— Довольно, — воскликнул капитан, только что вошедший в комнату. — Не давай клятв, ибо исполнить их тебе запрещено.
— Но я хочу их исполнить!
— Спокойно! У власти есть сбиры.
Ринальдо испугался, оглянулся, ища глазами служанку, и обнаружил, что она незаметно выскользнула из комнаты.
— Ринальдо! — продолжал капитан. — Ты и теперь такой же упрямый и необузданный, каким был в давние времена. Но поразмысли-ка хорошенько — ведь теперь не ты командуешь, а тобой командуют.
— Кто дал тебе, капитан, право приказывать мне?
— Неблагодарный! Из-за такого непостоянного существа, как женщина, ты хочешь порвать с другом? Ты оскорбляешь его, дабы бежать за созданием, способным лишь на то, чтобы глядеться в зеркало? Что ждешь ты от нее? И даже если ожидаемое тобой восхитительно, и сколь угодно восхитительно, так это же всего-навсего любовь. А женщины любят в нас только самих себя. Мы их зеркало, их луна, но солнце — только они сами.
— Ты женоненавистник, капитан!
— Главное — я твой друг.
— Такими речами ты не удержишь меня от решения переговорить с той дамой.
— Твое несчастье меня оправдает, Ринальдини. Я дальновиднее тебя. Моя власть…
— Твоя власть? Дай мне доказательство твоей власти.
— Ты его получишь. Вставай и следуй за мной к развалинам Портичи.
— Дай мне эти доказательства здесь, капитан.
— Как это ты, бесстрашный ночной герой, обратился в трусливого мальчонку? Сломай свой клинок, и пусть дадут тебе веретено… Я вижу тебя насквозь. Теперь разрешаю тебе встретиться с той женщиной. Узнай ее, а потом и меня. Спокойной ночи.
Ринальдо, после весьма неспокойной ночи, поспешил к назначенному часу в Сан-Лоренцо, чтобы найти там Аурелию. Однако он ее не увидел. Но тотчас заметил ту служанку. Она кивнула ему, и он последовал за ней. Перед входом в церковь она сказала:
— Моя повелительница просит извинить ее. Ей невозможно было сдержать слово и прийти сегодня сюда. Но она просит вас последовать за мной. Я провожу вас к ней.
Ринальдо проследовал за служанкой за пределы города, и там она указала ему на великолепный дом в глубине сада.
Они вошли. Служанка провела Ринальдо через красивый зал в комнату, окна которой были затянуты гардинами. Сквозь приятный полумрак они прошли в кабинет, где было еще темнее.
На одном из диванов шевельнулась женщина. Ринальдо подошел к дивану, пал на колени, схватил полную руку и, покрыв ее поцелуями, сказал:
— О Аурелия! Эта минута сделала меня несказанно счастливым!
— Ты счастлив? Правда счастлив? — спросил нежный голос.
— Я не знал, что та, которую я должен был увидеть, — Аурелия, образ твой я буду вечно носить в своем сердце!
— Господин граф! Вы…
— Голос! Бог мой! Нет! Вы — не Аурелия. Вы не Аурелия Ровеццо?
— Ах, как хотела бы я быть Аурелией Ровеццо. Я увидела вас, обратила на вас внимание, с приязнью обратила, и вот из этого, боюсь я, сотворилась любовь… Теперь мне хотелось бы одного — чтобы я никогда вас не видела… Оставьте меня. Преклоняйтесь перед вашей любимой Аурелией и оставьте меня с моими чувствами.
— Как могла моя фантазия ввести меня в подобное заблуждение. Аурелия же томится в монастыре!
— Я сострадаю вам… Мы оба грезили. Наше расставание будет нашим пробуждением. Нам остается воспоминание…
— Но если исчезли грезы, то подарите мне сладостную явь. Позвольте увидеть прекрасное лицо, уста которого говорят столь восхитительно. Звуки вашего голоса…
— О граф! Я не столь высокого мнения о себе.
— Вы свободны, ничем не связаны? — осведомился Ринальдо.
— До сих пор я еще свободна.
— И я тоже, — прошептал он.
Возникла пауза. Ринальдо целовал руки незнакомки; он нежно пожимал их и чувствовал, что его собственные руки пожимают в ответ еще нежнее.
Незнакомка вздохнула.
— Как счастливы могли бы мы быть! — сказал Ринальдо.
— Граф! Прошу вас, оставьте меня. Вы довели меня до такого состояния, в коем я… хотела бы быть только со своим возлюбленным.
Незнакомка замолчала. Смелая рука Ринальдо подняла ее вуаль, и он запечатлел пламенный поцелуй на ее устах. Она вздохнула.
Они не обменялись больше ни словом. Только глубокие вздохи, звучные поцелуи и громкий стук двух обмирающих от восторга сердец оживляли немую сцену. Каждая их жилка стала стучащим пульсом, и сладостное чувство претворялось в ощущение светозарности.
— Но теперь, — пробормотал Ринальдо, не отрываясь от ее губ, — обрету ли я счастье увидеть твои прекрасные очи, в которых мне улыбаются небеса моей услады?
Она молча ухватила за своей спиной шнур, потянула — и две гардины взлетели вверх. Мягкий свет дня проник в комнату, и Ринальдо увидел в своих объятиях даму редкой красоты. Жгучие очи, из которых лучилось пылкое вожделение, улыбались ему; ласковой улыбкой сияли ему слегка приоткрытые свежие уста, и полная грудь льнула к его груди.
Ринальдо покрывал ее прелести самыми нежными поцелуями и, забывшись, наслаждался сокровищами, щедро предоставленными ему случаем.
— О прекрасная незнакомка! — вздыхал он. — Будем же любить друг друга и радоваться.
— Мы будем, будем! — отвечала она.
— Теперь Неаполь стал для меня раем! — признался Ринальдо.
— А для меня небесами. Я обретаю их в твоих объятиях. Мы будем безмерно счастливы.
О любовь! Кто не знает твоих даров, тот не знает прекраснейшей ценности нашей жизни; кто не испытывает от тебя восторга, тот, даже имея всего в избытке, сущий бедняк, и где бы он ни ходил, ни бродил, его одолевают тоска и скука. Несчастен тот, кто не любит! Жизнь его — всего лишь сон, его не радует зефир, охлаждающий горячую щеку, дни его бегут, как робкие тени. Только в наслаждениях любви заключена истинная радость, и кто вступил на эту тропу, шествует по розам.
Дверь распахнулась. Любящие отшатнулись друг от друга.