Царство. Пророчество - Блейк Лили. Страница 11

– Лола здесь? – спросил Франциск, открывая дверь шире. Он зашел внутрь, обойдя разглядывающую его женщину.

– Да кем ты себя возомнил… – начала она. Франциск обернулся, и она увидела его лицо в свете очага. Женщина сделалась напуганной, она немедленно упала на колени:

– Извините, молю о прощении, ваше величество…

– Не важно, все в порядке, – сказал Франциск и пошел в гостиную, ища хоть какой-то знак присутствия Лолы. – Она здесь? С ней все хорошо?

В тот же миг в доме раздался крик, он шел из задней спальни. Франциск поспешил туда. Это немного успокаивало, была причина надеяться, что Лола жива.

Хозяйка опередила его, остановившись у двери спальни:

– Ваше величество, вы должны быть готовы, – она смотрела на него с беспокойством. – Она не очень хорошо справляется, уже потеряла много крови. Я пыталась помочь, но…

Франциск почувствовал, как в горле сжался ком:

– Я просто хочу увидеть ее. Мне это нужно.

Женщина прошла в маленькую спальню. В воздухе стоял густой запах крови. Франциск последовал за ней и увидел на кровати Лолу. Она была смертельно бледна, у кожи был странный сероватый оттенок. Он встал рядом с ней на колени и взял ее руку в свою:

– Лола, ты жива, – он пробежался другой рукой по ее лбу, убирая мокрые кудри. – Я здесь. Я, Франциск.

Она немедленно широко раскрыла глаза. Она посмотрела на Франциска и нахмурила брови от смущения:

– Франциск? Как вы..?

– Не волнуйся сейчас об этом, – сказал Франциск, снимая плащ и садясь на пол. – Я здесь, и важно лишь это.

Он посмотрел на другой край кровати: женщина стояла на коленях у ног Лолы, уставившись на окровавленную простыню, укрывавшую ее нижнюю часть. Она встретилась взглядом с Франциском, затем отвернулась, прижав пальцы к вискам:

– Думаю, вы приехали вовремя.

Франциск перевел взгляд на Лолу, сжав ее руку:

– Ты справишься, Лола. С тобой все будет хорошо, просто продолжай.

Он говорил с уверенностью, которой не чувствовал. Так же было при Кале, когда его загнали в ловушку ряды врагов. Он был в ужасе, число врагов превосходило, и он сомневался в своих шансах. Но он знал, что как только он даст своим людям это понять, все будет потеряно. Поэтому он вел себя так, будто у него был четкий план и опыта больше, чем было на самом деле. Он говорил так уверенно, что люди последовали за ним в битву и чудесным образом победили. Сейчас он сделает то же самое для Лолы. Он будет ее спокойствием, ее стабильностью во время родов.

– Ты справляешься, – сказал он, убирая ее волосы. – Все идет отлично.

Он чувствовал на себе взгляд женщины, но смотрел лишь на Лолу, давая ей понять, что у него нет сомнения в положительном исходе.

– И ты все еще здесь. Ты сможешь остаться со мной, Лола? Можешь бороться?

Лола посмотрела на него, ее глаза блестели. Она судорожно вдохнула, затем кивнула. Ее рука сжала его.

– Я могу попробовать, – ее голос дрожал.

– Мы сделаем это вместе, – сказал Франциск, целуя тыльную сторону ее ладони. – У нас все будет хорошо.

Тишину спальни разорвал крик младенца. Франциск выдохнул, в уголках его глаз блестели слезы. Он никогда не слышал столь прекрасного звука. Он старался сохранять присутствие духа, пока женщина, исполнявшая роль акушерки, уговаривала ребенка родиться. Лола кричала. Она сжимала его руку все слабее, ее кожа была липкой и бледной. Франциск боялся, что она этого не переживет. Но она нашла в себе скрытые силы.

– Это мальчик, – сказала женщина, улыбаясь, вытирая ребенка куском материи. Она потормошила плачущего ребенка, прочистила ему нос, пережала пуповину прищепкой и завернула его в одеяло.

– Мальчик? – повторил Франциск. Женщина протянула ему маленький сверток, и он осторожно отодвинул одеяло, чтобы заглянуть сыну в лицо. Его кожа была розовой и влажной. Глаза малыша, ярко-синие, как и у отца, были раскрыты, он смотрел вокруг. Еще у него был хохолок таких же светлых волос, хотя его ротик сердечком был без сомнения Лолин.

Франциск протянул Лоле ребенка над кроватью.

– Смотри, – сказал он, чувствуя, как слова встают поперек горла. – Лола, это наш сын.

Но Лола не ответила. Она едва могла держать глаза открытыми. Франциск только сейчас разглядел, как она была измучена, ее тело безвольно лежало на подушках. Он нежно потрогал ее за плечо, надеясь, что она придет в себя, хотя бы на мгновение.

– Это наш сын, Лола… – повторил он. Но ее голова упала набок. Когда Франциск взял ее руку, она была холодна.

– Позвольте мне его взять, – сказала женщина мягко. Она забрала младенца в свои руки. – Я знаю женщину в деревне, которая позаботится о нем.

– Что происходит?! Вы должны ей помочь, – сказал Франциск, в голосе слышалась паника. – Пожалуйста!

– Я сделала все, что могла, – сказала женщина со слезами на глазах. – Простите.

– А теперь, что теперь? Мы просто позволим ей умереть?!

– Я не знаю, что случится, но она потеряла слишком много крови. Вы должны ей сказать все, что нужно. Молитесь о ней. Слишком поздно искать священника. Они все ушли в соседние деревни, помогать больным. Простите, – повторила она. Затем отвернулась, укачивая ребенка и что-то бормоча ему, и ушла, закрыв за собой дверь.

Теперь в комнате все стихло, кроме порывистого дыхания Лолы. Франциск взял из угла простой деревянный стул и поставил рядом с кроватью. Он гладил ее тыльную сторону ладони большим пальцем, хотя Лола не реагировала, не показывала, что знает, что он тут.

Франциск склонил голову, на глаза наворачивались слезы. Нужно было столько сказать. Он так сожалел о каждом неверно выбранном повороте сегодня, каждой задержке, из-за которых он добрался к ней так поздно. Сейчас он не мог не думать об упущенных ими возможностях. Все те месяцы, пока Лола была во дворце, он мог поговорить с ней о той ночи. Он мог сказать, как важно ему было тогда увидеть знакомое лицо, после того как он был изгнан со двора, сколько всего он понял той ночью. Она была такой забавной, доброй и красивой. Вместо этого они оба пытались притвориться, что ничего не произошло.

– Прости, я должен был приехать раньше. Я приехал так быстро, как смог, но меня задержали, – Франциск вздохнул, пытаясь призвать всю смелость, чтобы сказать это. – Знаешь, сколько раз я думал об этом? Сколько раз вспоминал это, находясь во дворце в милях отсюда? Я помню все о той ночи, как ты выглядела, что говорила.

Он улыбнулся ей. Он почти мог представить, какое лицо сделала бы Лола, если бы слышала его сейчас. Она бы приподняла бровь и усмехнулась, ее полные красные губы расплылись бы в улыбке, вызывающей ямочку на правой щеке.

«О какой вы ночи говорите? – сказала бы она, не произнося ни слова. – Смею вас предупредить, не говорите со мной об этом».

– Я будто впервые увидел тебя тогда, – Франциск откинулся на стуле, все еще держа Лолу за руку. – Ты всегда была рядом с Марией. Конечно, ты мне нравилась. Ты была теплее Грир и добрее Кенны. Но ты была фрейлиной Марии, ее подругой. Сколько раз мы разговаривали о чем-то стоящем?

Его мысли вернулись к первой неделе, когда ко двору прибыли Мария и ее фрейлины. Они ослепили всех, стайка красавиц, следующих за королевой. Он с самого начала заметил Лолу. Ее зеленые глаза, которые всегда наблюдали, подмечая все. Она ничего не упускала.

– Но затем я увидел тебя в Париже, как будто дыхание жизни вернулось ко мне. Я медленно умирал. Я даже не знал, кто я теперь.

Франциск даже сейчас не мог думать об этом. Мария отвергла его, решив поверить каким-то нелепым предсказаниям. Она выбрала Баша, его брата, вместо него. Она думала, что, таким образом, сохранит ему жизнь, но это ничего не меняло, он чувствовал, будто его заменили. В сердце Марии, в ее кровати и на троне. Когда начался процесс признания Баша королевским сыном, он покинул дворец. Он не мог наблюдать за жизнью, которая должна была быть его, но стала чужой.

Он скитался из места в место, надеясь пересечь континент. Он заглушал свою боль женщинами и вином, охотой и азартными играми. Но не получал от этого удовольствия. Одиночество было так ужасно, что он бы не смог описать, даже если бы захотел. Все были чужими. Женщины любили его за золотые монеты, которые он клал в их кошельки, за богатые меха, которые он мог им подарить. Мужчины были лучшими друзьями, если он покупал пиво по третьему кругу. Он ненавидел это, ненавидел себя, пока однажды не зашел в салон азартных игр на окраине Парижа.