Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф.. Страница 62

– О, что вы сказали! – воскликнул король. – Значит, действительно очень тяжело то преступление, которое так возмутило благородных дам, если они не считаются с голосом природы!

– Так оно и есть! – торжественным голосом сказала герцогиня Норфольк, а затем, сделав несколько шагов по направлению к королю, продолжала: – Ваше величество! Я обвиняю герцога, своего разведенного мужа, в государственной измене и в нарушении верности королю. Он решился присвоить себе ваш королевский герб, так что на его печати, на экипажах и на главном портале дворца красуется герб короля Англии!

– Это – правда! – сказал Генрих, который теперь, будучи совершенно уверен в неизбежности гибели Говардов, снова обрел обычный покой и рассудительность и принял вид строгого, беспристрастного судьи. – Да, Норфольк носит королевский герб на своем щите. Но, если вам не изменяет память, в этом гербе не хватает короны и вензеля нашего предка Эдуарда Третьего!

– Теперь герцог прибавил и корону, и вензель, – сказала мисс Голланд. – Он уверяет, что имеет на это право, так как, подобно королю, он тоже происходит по прямой линии от Эдуарда Третьего, так что ему подобает носить полный королевский герб.

– Если он говорит это, значит, он – государственный преступник, – воскликнул король, даже покрасневший от злобной радости, что он наконец?то заполучит в свою власть врага. – Как же дерзает он считать короля равным себе?

– Да, он – на самом деле государственный преступник! – продолжала мисс Голланд. – Мне неоднократно приходилось слышать от герцога Норфолька, будто он имеет такое же право на английский престол, как вы, ваше величество, и что может настать такой день, когда он будет тягаться с вашим сыном за королевскую корону!

– Ах так? – воскликнул король, и его глаза заметали такие молнии, что даже граф Дуглас испугался. – Ах так? Норфольк хочет тягаться с моим сыном за английскую корону? Ну ладно же! Значит, теперь моей священной обязанностью, как короля и отца, является раздавить ту змею, которая хочет ужалить меня в пяту; и в справедливом гневе меня не должны останавливать ни жалость, ни мысль о пощаде! Ведь даже если бы не было больше никаких доказательств его вины и преступления, кроме этих слов, сказанных им вам, то и их оказалось бы достаточно, чтобы стать его палачами на окровавленном эшафоте!

– Но существуют и другие доказательства! – лаконически вставила мисс Голланд.

Король должен был расстегнуть жилет, так как чувствовал, что радость готова задушить его.

– Назовите их! – приказал он.

– Герцог решается отрицать верховную власть короля; он называет римского архиепископа единственным верховным главой и святым отцом церкви.

– Ах вот как? – смеясь воскликнул король. – Ну что же, посмотрим, спасет ли этот святой отец своего верующего сына от эшафота, который мы прикажем воздвигнуть для него! Да, да, мы должны дать миру новое доказательство нашей неподкупной справедливости, которая готова поразить каждого, как бы высок и могуществен ни был он и как бы близко ни стоял к нашему трону. Правда, правда, нашему сердцу очень больно свалить этот дуб, который мы поставили так близко от престола, чтобы могли опереться на него. Но право требует от нас этой жертвы, и мы принесем ее, но без гнева и ропота, а в спокойном сознании наших королевских обязанностей! Мы очень любили этого герцога, и нам больно вырвать эту любовь из нашего сердца! – И сверкавшей драгоценностями рукой король смахнул с глаз слезу, которой там никогда не было. Но как? – спросил он после паузы. – Неужели у вас хватит храбрости повторить пред парламентом свое обвинение? Неужели вы, его жена, и вы, его возлюбленная, хотите публично подтвердить священной клятвой справедливость вашего свидетельства?

– Да, я сделаю это! – торжественно сказала герцогиня Норфольк. – Потому что для меня он – не муж, не отец моих детей, а враг моего короля, служить которому является моей священной обязанностью!

– Да, я сделаю это! – с очаровательной улыбкой воскликнула мисс Голланд. – Потому что для меня он уже не возлюбленный, а государственный преступник и богохульник, который достаточно нахален, чтобы признавать священным главой христианского мира римского архиепископа, осмелившегося послать на голову нашего короля свое проклятие! Ведь из?за этого?то и отвратилось мое сердце от герцога, и я стала его настолько же пламенно ненавидеть, насколько прежде любила!

Король с милостивой улыбкой протянул обеим женщинам руки и сказал:

– Вы оказали мне сегодня громадную услугу, миледи, и я сумею вознаградить вас за это. Я отдам вам, герцогиня, половину состояния вашего бывшего мужа, как если бы вы были законной наследницей и вдовой. Я оставлю в вашем бесспорном владении, мисс Голланд, все те драгоценности и имения, которые вам подарил влюбленный герцог.

Обе женщины рассыпались в громких выражениях благодарности и восхищения таким великодушным и щедрым королем, который настолько милостив, что давал им то, что уже было у них, и дарил то, что представляло их собственное достояние.

– Ну, а вы сегодня совсем немы, моя маленькая герцогиня? – спросил король после некоторой паузы, обращаясь к герцогине Ричмонд, которая отошла к окну.

– Ваше величество! – улыбаясь ответила герцогиня. – Я только и жду своего лозунга!

– А каков этот лозунг?

– Генри Говард, граф Сэррей! Ваше величество, вы знаете, я – веселая и беззаботная женщина и лучше умею шутить и смеяться, чем произносить серьезные слова. Вот эти обе благородные и прекрасные дамы обвинили герцога, моего отца, и сделали это весьма достойным и торжественным образом. Я же собираюсь обвинить моего брата Генри Говарда, но вы должны простить меня, если мои слова будут звучать не так возвышенно и торжественно. Они вам сказали, что герцог Норфольк – государственный преступник и предатель, называющий главой церкви не вас, моего высокого повелителя, а римского папу. Ну, а граф Сэррей не является ни предателем, ни папистом; он не покушался на английский трон и не отрицал верховных прав короля. Нет, ваше величество, граф Сэррей – не папист и не государственный изменник!

Герцогиня замолчала и с злорадной и поддразнивающей улыбкой посматривала на удивленные лица присутствующих.

Лоб короля сморщился мрачными складками, и его глаза, еще недавно глядевшие весело, с гневом направили свои взоры на молодую герцогиню.

– Так к чему же вы явились сюда? – спросил он. – К чему вы пришли сюда, раз вам нечего больше сказать, кроме того, что мне уже известно? Я и сам всегда считал графа Сэррея за лояльного подданного и человека, лишенного честолюбивых замыслов, не старающегося снискать народную любовь и не думающего предательски протянуть руку за моей короной!

Молодая герцогиня улыбаясь покачала головой и сказала:

– Не знаю, так ли это или нет. Правда, я слыхала, как он с ироническим смехом говорил, что вы, ваше величество, хотите быть защитником религии, хотя сами не имеете ни религии, ни убеждений. Точно так же недавно он разразился бешеными проклятиями по вашему адресу, так как вы отняли у него маршальский жезл, чтобы отдать его благородному Сеймуру, графу Гертфорду. Кроме того Генри говорил, что хотел бы посмотреть, так ли прочно стоит английский трон, чтобы когда?нибудь не понадобилась его рука для опоры и защиты. Да, все это я слышала от него, но вы правы, ваше величество: это неважно, об этом не стоит даже упоминать, и поэтому я и не строю на этом обвинения против моего брата!

– Вы все такая же маленькая сумасшедшая ведьма, Розабелла! – воскликнул король, к которому вернулась прежняя веселость. – Вы уверяете, будто не хотите обвинять брата, а делаете из его головы какую?то игрушку, которую заставляете балансировать на кончиках ваших розовых губок. Но берегитесь, моя маленькая герцогиня, берегитесь, чтобы эта голова не слетела с ваших губок вместе со смехом на землю, так как я совсем не намерен поддержать голову графа Сэррея, который, по вашим словам, не является государственным изменником!