Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф.. Страница 79

При этих словах Екатерина нежно прижалась к королю и, положив голову на его грудь, смотрела на него с выражением ласки и мольбы.

Генрих наклонился к ней и, поцеловав ее в лоб, прошептал про себя:

– Она в блаженном неведении и не подозревает, насколько она близка к истине и как верны ее подозрения! – Затем он громко спросил супругу: – Ты полагаешь, Кэт, что Гардинер ненавидит тебя?

– Я уверена в этом! – сказала она. – Везде и всюду он старается меня уколоть, и хотя он ранит меня лишь острыми булавочными уколами, но он ограничивается этим лишь из боязни того, что удары кинжала вы заметите, а уколы булавки останутся для вас неприметными. А его сегодняшний приход разве не был рассчитан на то, чтобы сделать нападение на меня? Гардинер отлично знает, да и я не старалась делать из этого тайну, что я – враг той католической религии, которая допускает, чтобы папа отлучил от церкви моего главу и супруга, что я с живейшим интересом стараюсь знакомиться с вероучением так называемых реформаторов.

– Говорят, что ты – еретичка! – серьезно заметил король.

– Это говорит Гардинер! Но я – такая же еретичка, как и вы, мой король, потому что ваша вера – моя вера. В таком случае и Кранмер, благородный архиепископ кентерберийский, – тоже еретик, так как он – мой духовный наставник и советчик. Гардинеру угодно, чтобы я была еретичкой; поэтому он старается и вас уверить в этом. Вспомните, когда он принес вам на утверждение восемь смертных приговоров, среди обвиняемых были только восемь еретиков и ни одного паписта, а между тем я хорошо знаю, что тюрьмы полны папистами, которые в своем фанатизме говорят такие же преступные речи, как и те несчастные, которых вы одним росчерком пера должны были осудить на смерть. Кто бы ни были эти осужденные, я одинаково горячо молила бы вас о помиловании, Гардинер это знал и, чтобы доказать вам, что я – еретичка, выбрал только еретиков, за которых я должна была вступиться…

– Это – правда, – сказал король задумчиво, – ни одного паписта не было между ними. Однако, Кэт, скажи мне правду: неужели ты – еретичка и противница твоего короля?

Екатерина глубоко заглянула к нему в глаза и, скрестив руки на своей прелестной груди, с нежной улыбкой прошептала:

– Я – ваша противница? Разве не вы – мой властелин, мой супруг? Разве жена создана не для того, чтобы во всем повиноваться мужу? Муж создан по образу и подобию Божию, а жена создана по образу и подобию мужа! Жена – только второе «я» мужа, и он обязан внушать ей свой разум, свою волю и оберегать ее. Ваша обязанность наставлять меня на путь истины, а моя обязанность – повиноваться. А мне, как ни одной жене в мире, легко исполнять свои обязанности, потому что Бог был милостив ко мне и дал мне в мужья короля, мудростью и ученостью которого восхищается весь мир.

– Как ты мило льстишь, Кэт! – улыбаясь сказал король. – И как очаровательно стараешься ты скрыть правду! А правда в том, что ты сама – маленькая ученая жена, которой незачем учиться у других, так как ты, наоборот, сама могла бы поучить других!

– О, если бы это было так! – воскликнула Екатерина. – Я хотела бы весь мир научить любить моего короля так, как я люблю его, и быть ему верным и покорным так, как я верна ему.

При этих словах она обвила руками шею короля и, положив голову на его грудь, смотрела на него томным взором.

Генрих поцеловал ее и крепко прижал к своему сердцу. В эту минуту он не думал о том, что Екатерине грозит опасность; он думал только о том, что любит ее и что без нее его жизнь была бы скучна и пуста.

– Ну а теперь, мой супруг, – сказала Екатерина, нежно освобождаясь из его объятий, – после моей исповеди и полученного отпущения грехов, спустимся в сад, чтобы Божье солнце освежило и согрело наши сердца. Пойдемте! Кресло стоит наготове, а мухи, мотыльки, пчелы и комары уже разучили гимн, которым они будут приветствовать вас.

Смеясь и шутя она потащила Генриха в соседнюю комнату, где придворные и кресло на колесах стояли наготове. Генрих сел в свое парадное кресло, и его покатили по коридору и по мраморному скату прямо в сад.

Свежий зимний воздух дышал весенним теплом. Трава начинала застилать темные площадки; кое?где пробивались цветы, скромно выглядывая и как бы стыдясь своего преждевременного проявления. Солнце ласково светило, небо было ясное, голубое, а рядом с королем шла Екатерина – веселая, цветущая. Ее взоры все время были устремлены на супруга, а ее веселая болтовня звучала в его сердце, как мелодичная песня птички. И его сердце трепетало от удовольствия и радости.

Но чу!… Что за шум вдруг заглушил веселую болтовню Екатерины и что блеснуло там, в конце большой аллеи, куда направлялась королевская чета со своей свитой?!

То были марширующие солдаты, блестящие шлемы и панцири которых горели на солнце.

Один отряд солдат обложил выход аллей, другой сомкнутыми рядами двигался вперед. Во главе отряда находились Гардинер и граф Дуглас; рядом с ними шел лорд?лейтенант, начальник Тауэрской тюрьмы.

Лицо короля приняло гневное, мрачное выражение, а его щеки покрылись ярким румянцем. С юношеской горячностью поднялся он со своего кресла и пылающим взором смотрел на приближающееся шествие.

Королева схватила его за руку и прижала ее к своей груди.

– Ах, – тихо прошептала она, – защитите меня, мой супруг, мне становится страшно. Сюда идет мой враг, Гардинер, и я вся дрожу!

– Ты больше не будешь бояться его, Кэт! – сказал Генрих. – Горе тому, кто заставляет дрожать супругу короля Генриха! Я поговорю с Гардинером…

Почти оттолкнув в сторону королеву, Генрих быстро пошел навстречу приближавшемуся шествию, в приливе сильного гнева совершенно позабыв о боли в ноге. Жестом руки он приказал солдатам остановиться и, подозвав к себе Гардинера и Дугласа, резко спросил:

– Что вам здесь нужно и что означает это странное шествие?

Оба царедворца уставились испуганными взорами на короля и не смели отвечать ему.

– Ну, что же? – с возрастающим гневом спросил король. – Скажете ли вы мне наконец, по какому праву вы осмелились ворваться в мой сад во главе вооруженного отряда, в то время как я нахожусь в нем со своей супругой? Право, нет обстоятельств, извиняющих такое грубое забвение о благоговении, с которым вы обязаны относиться ко мне как вашему королю и повелителю, и меня очень удивляет, что вы, господин обер?церемониймейстер, нисколько не озаботились воспрепятствовать такой непристойности.

Граф Дуглас пробормотал что?то в виде извинения.

Но король не понял или не хотел понять его слова и продолжал:

– Старание оградить своего короля от всякой неприятности является первым долгом обер?церемониймейстера, а вы, граф Дуглас, как раз поступаете наоборот! Может быть, вы хотите доказать мне этим, что вам надоели ваши обязанности? В таком случае я увольняю вас от них, милорд, и, чтобы ваше присутствие не напоминало мне об этом неприятном утре, вы покинете двор и Лондон! Прощайте, милорд!

Граф Дуглас побледнел и, изумленно смотря на короля, неуверенно сделал несколько шагов назад. Он хотел говорить, но король повелительным жестом приказал ему молчать.

– А теперь несколько слов о вас, ваше высокопреосвященство! – сказал Генрих и с таким гневом и презрением посмотрел на Гардинера, что тот весь побледнел и потупился. – Что значит эта странная свита, с которой пастырь Божий является к своему королю? Не во имя ли христианской любви вы намерены устроить травлю в саду вашего короля?

– Ваше величество, вам известно, зачем я пришел, – вне себя сказал Гардинер. – Это произошло по приказанию вашего величества, повинуясь которому я, Дуглас и лорд?лейтенант Тауэра явились сюда, чтобы…

Видимо, Гардинер не хотел понять изменившийся образ мыслей короля, и это привело Генриха в настоящее бешенство.

– Не смейте продолжать! – крикнул он. – Как вы смеете оправдываться моими приказаниями, в то время как я с искренним изумлением спрашиваю вас о причине вашего прихода? Значит, вы хотите выставить своего короля лжецом, хотите оправдаться, взвалив все на меня?… Ах, выше высокопреосвященство, на этот раз вы сели на мель со своим планом, и я отрекаюсь и от вас, и от ваших глупых предприятий. Нет, здесь вам арестовывать некого, и, ей?Богу, если бы вы не ослепли, то сами увидели бы, что здесь, где гуляют король и его супруга, нет места лицу, которое могли бы искать вот те ищейки! Близость короля и королевы, как и близость Господа Бога, распространяет счастье и мир вокруг, и их величие освещает и осыпает милостями всякого, кто попадет в поле его лучей.