Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич. Страница 36
ГЛАВА 16. КАЗАКИ И МАНЗЫ.
Поселковый атаман Захар Сарычев, мужчина лет пятидесяти, не очень обрадовался появлению у него дома рано утром Суздальцева и Дудека. Выглядел он очень озабоченным.
- Я получил предписание на счёт вас от станичного атамана. Только тут заминка получилась. Вам или ждать нас или прям сейчас с нами ехать, не мешкая.
- Что-то случилось, атаман? – спросил Суздальцев.
- Манзы пакостничают. Лес вырубают – маньчжурский орех. Это дерево для них – что твоё золото.
Суздальцев и Дудек усмехнулись на сравнение.
- А у них, что не растёт?
- Как не растёт? Растёт! Да своё они всегда успеют вырубить. Так-то паря.
- Логично – сказал Суздальцев.
- Война что ль с ними будет? - предположил Дудек.
- Это уж как получится – ответил атаман.
- Мы с вами, если это по пути.
- По пути, да только говорят, что вы на лошадях сидите как туркмены на верблюдах.
- Ни разу не видел, как туркмены на верблюдах сидят.
- Да как вы – улыбнулся Сарычев.
- Вы видели, как мы сидим на лошадях? – не унимался Дудек.
- Я видел, как туркмены на верблюдах сидят, когда в Закаспийской области служил, а про вас слышал. Вязов говорил, он со мной вместе служил и туркменов тоже видел – атаман широко улыбнулся и примерительно сказал: - Это шутка такая не обижайтесь. Какие ваши годы? Научитесь ещё в седле сидеть.
- А мы и не обижаемся – улыбнулся Дудек.
- Поделом, нам городским – засмеялся Суздальцев.
- Ладно, через час вон там, на поскотине сбор. Зотову я скажу, да и знакомцы там ваши будут, Вязов с Черкашиным. Я то, тут остаюсь. Надеюсь, что вы их шибко задерживать не будете.
- Мы постараемся – уверил атамана Дудек.
- Что, Миня, - спросил Суздальцев, - подраться захотелось?
- Так Россию грабят!
- Царскую.
- А когда мы победим, то окажется, что это нас узкоглазые ограбили.
- Ну, если так!
- Только так! – с вызовом сказал Дудек.
- Да я, в принципе, тоже не против манз погонять – сказал миролюбиво Суздальцев.
На поскотине – месте для выпаса скота, собралось два десятка казаков. Командовал ими сорокавосьмилетний Платон Зотов, новоиспечённый подхорунжий, судя по новым погонам на старом тёмно-зелёном казачьем мундире. Завидев городских «учёных людей» с карабинами за плечами казаки сказали: « Ну, тепереча, мы манзов точно одолеем». Среди казаков были и старые знакомые – Авдей Черкашин и Спиридон Вязов.
Двинулись по дороге на северо-восток к реке Бира.
Казаки ехали с охотой, говорили между собой, что если, к примеру, надо кнутовище вырезать, то к начальству на поклон идти надо, а китайцы считают, что могут лес безнаказанно вырубать, мол, идёт война, Россия слаба и всё с рук сойдёт.
Манзы вырубали лес на склоне сопки, подчистую, то есть всё и ценный орех маньчжурский и бархатное дерево амурское и абсолютно не ценную банальную белую берёзу и ольху, включая молодые деревья, вытаптывая траву и кусты. На берегу Биры лежали плоты, что бы сплавлять их вниз по течению до Уссури, а оттуда на левый берег реки, в Китай.
Трое большевиков и Яша Гуревич остались сторожить своих вьючных лошадей, а четвёрка эсеров – боевиков двинулись с казаками. Уссурийцы построились цепью и, неспеша, поехали на лесорубов. Те их заметили и прикратили работать.
Казаки надвигались, плавно раскачивались в седле, торцы прикладов упёрли в правоё бедро, указательный палец на спусковом крючке, готовые в любой момент открыть огонь.
Подхорунжий Зотов крикнул манзам:
- Кто старший? Бумага, какая есть?
От группы манз отделился человек и направился к казакам и ещё издали начал кричать:
- Капитана! Есть бумага! Есть!
Вдруг со склона сопки раздался выстрел, затем другой. Казаки ответили дружным залпом и рассредоточились, загарцевали на лошадях. Выстрелы с сопки не прекращались, стреляли, как минимум, двое, казаки отвечали.
В это время на склоне соседней сопки, в лесу сидел на поваленном дереве Лу Вэйюй, держа правой рукой за ствол пехотную трёхлинейку, рядом с ним, слегка согнув спину, стоял манз в синей одежде.
- Ты уверен, что золото они нашли? – спросил паотоу.
- Да, господин, перемётные сумы у них тяжёлые, а сами они спокойные и довольные.
- Хорошо. Ну, что ж … - каменное лицо паотоу не выражало ничего.
Тут раздались выстрелы.
- Это кто там геройствует? – недовольно сказал Лу Вэйюй.
- Наверное, Хэ Ченьбо кого-то из своих людей уговорил повоевать с казаками. Этого дурня сейчас убьют, а Ченьбо скажет, что это и есть начальник.
- Хэ Ченьбо терпит убытки - усмехнулся паотоу. - Ну, это ничего – лесов много, если сейчас выкрутится, то всё вернёт. И заплатили ему, что бы он отвлёк казаков, а не воевал с ними. Доплаты за риск или дурость всё равно не будет. Наши люди уже прошли в тайгу не замеченными казаками. Мог бы стрельбу и не открывать. Ну, да это его дело. А ты пойдёшь на станцию, отправишь телеграмму.
- Хорошо. Всё зделаю, господин.
Хунхузы с казаками воевать не любили. Когда-то давно в 1868 году полусотня уссурийцев во главе с войсковым старшиной Марковым вступила в бой с бандой хунхузов. Хунхузов было больше и они были вооружены лучше, но казаки доказали, что воюют не числом, а уменьем и хорошее вооружение, пусть даже и сплошь английское, не поможет, если духом слаб. Разгром той банды был полным. С тех пор хунхузы обходят станицы и посёлки уссурийских, амурских и забайкальских казаков.
Между тем от казаков отделился один, молодой и, прикрываясь конём, свесившись с седла, поскакал зигзагами на выстрелы. С сопки по нему окрыли огонь.
- Валька, куда! Чёрт! – закричал вслед казаку Платон Зотов, и казакам: - Стреляйте!
Казаки начали стрелять, прикрывая своего. Валька невредимым доскакал почти до стрелявших по казакам манз, соскочил с коня, укрылся за спиленными брёвнами и открыл стрельбу. Со стороны казаков стрельба прекратилась. Завязалась перестрелка между двумя манзами и казаком. Последним патроном из обоймы, Валька завалил одного из китайцев. Пока перезаряжал карабин, оставшийся манз, выскочил из укрытия и, держа винтовку как дубину за ствол, кинулся на молодого казака. Тут бы ему и конец, но раздался выстрел, и китаец свалился мёртвым. Валька поднялся, отряхнул штаны и стал спускаться вниз, к своим.
Дудек опустил карабин, улыбнулся и сказал Черкашину:
- Ещё стрелять не разучился.
- Это Валька Лямцев – сказал Черкашин. – Про Нил Пахомыча мы вам баяли.
- У него же вроде как одни девки?
- Ну да!
- Тогда это кто?
- Зять младший – удивился бестолковости городского и пояснил зачем-то. - На действительную скоро.
- Ты ж говоришь, что он Лямцев?
- Ну да! Он принятой зять. Женат на младшей дочери. Дом Нил Пахомыча ему достанется. Так-то он Шестаков, ну, по всем бумагам. А по-уличному – он Лямцев.
- Ничего не понял – сказал Дудек, - ну, да ладно.
Платон Зотов грозно кричал на молодого казака, едва сдерживая счастливую улыбку:
- Валька, чёрт, вперёд батьки в пекло! Присягу ещё не принял! А застрелили бы?
- Так обошлось же, Платон Филиппыч – улыбался беспечно Лямцев.
- Обошлось! Я тебе тут не Платон Филиппович, а господин подхорунжий! А если бы ты свою жену Варьку вдовой сделал? Что бы я Нилу Пахомычу сказал?
- Война! – пожал плечами Валька. – Скоро на действительную, в Россию, на германский фронт, а там всё может быть.
Не сделает свою жену вдовой Валентин Шестаков, а по-уличному Лямцев. Ему вообще будет вести по жизни. Вернётся домой он красным командиром, после разгрома белых в Приморье. Останется служить там же в родном краю, в погранвойсках, отличится в боях у озера Хасан. Всю Великую Отечественную войну проведёт на Дальнем Востоке, будет тяжело ранен в начале августа 1945 года японским снарядом, уйдёт в отставку по ранению в чине генерала и скончается в глубокой старости в окружение детей и внуков. И все как-то забудут, что он зять зажиточного уссурийского казака и, что все его родственники по линии жены находятся заграницей. А тесть его Лямцев Нил Пахомович ещё в 1921 году, продав всё, что можно из своего имущества японцам, собрал всех своих дочерей и зятьёв, кроме младшей дочери Варвары, которая осталась ждать своего милого, по примеру староверов подался в далёкую Аргентину. Правда он, когда брал билет на пароход, перепутал Буэнос-Айрес с Монтевидео и вместо Аргентины попал в Уругвай. Но он и там неплохо устроился. Занялся там разведение мясных пород крупного рогатого скота и свиней своих не забыл, собственно он с них и начал свою деятельность в Уругвае. К концу двадцатого века его многочисленные потомки, расселившиеся по Уругваю, Аргентине и Бразилии стали владельцами пастбищ, мясокомбинатов, птицефабрик, свиноферм, рыболовецких судов и консервных заводов, напрочь забыли, что являются потомками славных уссурийских казаков.