Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич. Страница 37
Казаки согнали манз в одну кучу.
- Ну, - спросил Зотов того манзу, что шёл к ним, - где бумага, паря? Кто стрелял?
- Сталший стлеляла. Бумага у него, однако, капитана – сказал манза, упорно называя подхорунжего капитаном, хотя и видел у него на погонах одну звёздочку, а не четыре.
- Я, паря, подхорунжий, а не подъесаул – возразил Зотов.
- Мой голова совсем худой, однако, моя не понимай – подхолунзий, подесаула, тлудный луский слова.
- Врёшь, косоглазый, всё ты понимаешь!
- Зачем лугаешься? Ты сталший - значить капитана.
- Лукавишь, чёрт косоглазый, нет при них никаких бумаг!
- Моя ничего не знай. Сталший плиходила, сталший говолила, люди собилай, лес луби, деньга получи. Деньга ты дашь?
- Обнаглел! Ладно, разберёмся.
Казаки решили разделиться: часть их будет сопровождать манз, которые погонят плоты к казачьему посёлку и будут ждать начальство, которое решит судьбу древесины и манз, а другие проводят городских, как они их называли, до ближайшей станции Уссурийской железной дороги, а, потом, чуть дальше, до предгорий Сихотэ-Алиня.
К вечеру этого дня со станции во Владивосток ушла телеграмма на имя Левицкого следующего содержания: «Вышли на намеченный маршрут».
А на следующий день на ту же станцию пришёл китаец и протянул телеграфисту смятую бумагу, в которой были завёрнуты деньги, а на бумаге – адрес во Владивостоке и текст телеграммы: «Дядюшку встретили».
Когда обе эти телеграммы дошли до Крабеля, он понял, что зайцы побежали в одну сторону, осталось только ждать, какой из них попадётся к нему в руки.
ГЛАВА 17. КАЗАКИ.
- И какая дальнейшая судьба намечается у тех дров, что мы отбили у манз? – поинтересовался Дудек у Вязова.
- Это не только дрова, сударь – ответил Спиридон Вязов. – Там и ценный лес есть. Лес-то царя-батюшки. Продадут. И дрова тоже. А деньги в казну пойдут. Сейчас война! А она, зараза, денег требует.
- У царя золота не меряно! – сказал Суздальцев.
- И что ж теперь, ценную древесину китайцам даром отдать?
Суздальцев не нашёлся, что ответить простому казаку, так пекущемуся о царской казне, как о собственной мошне. Он-то с товарищами по партии был здесь для того, что бы помочь своей партии свергнуть царский режим с его казной, войной и казаками.
Они ехали на станцию отправить телеграмму Левицкому.
От станции их путь лежал по просёлочной дороге на юго-восток. Два с половиной дня им предстояло быть вместе с уссурийцами. Два с половиной дня казаки обучали их азам обращения с лошадьми.
На востоке с севера на юг высилась громада Сихотэ-Алиня.
За старообрядческой деревней, в предгорье у реки встали на последнюю ночевку. Наутро казаки собирались назад.
- Вот эта дорога ведёт к корейской деревне – сказал Вязов, указывая на еле заметную тропинку, - там и проводника найдёте.
Вечером развели большой длинный костёр и все вместе сели за прощальный ужин. Развели спирт. Выпили, закусили.
- Это корейцы ходят к староверам или староверы к корейцам? – спросил Суздальцев.
- По-разному – ответил Вязов. – Но в основном корейцы к староверам.
- Деревня-то большая.
- Это село.
- А где церковь?
- Какая церковь? Беспоповцы. В часовне молятся. Нет попов – нет и церкви.
- Без попов – задумчиво сказал Пилипчук, - может оно и лучше.
- Это почему? – насторожённо спросил Вязов.
- Как почему? В церковь вошёл – считай, что тебя ободрали! За свечки - плати, за записки – плати! И за всё цена стоит! Я, может быть, тысячу рублей церкви пожертвую, если ко мне с уважением!
- Гордей, - сказал Кумарёв с усмешкой, - а у тебя тысяча своя собственная когда-нибудь была?
- Это я для примера – отмахнулся Пилипчук.
- Это, да – сказал казак по фамилии Шилов, - в России случай был. Пришёл в церковь инородец и говорит: «Креститься хочу». А поп ему: «Деньги давай». Он: «Нет денег, батюшка». А поп ему: «Ну, тогда и иди с Богом!» Тот было и пошёл не с чем, да мы его остановили, скинулись и окрестили инородца. Не всё ж нам души-то губить – шашками махать! И благое дело делать надо! Душу спасли, к богу приблизили. Может и нам Господь грехи какие спишет.
И казак благочистиво перекрестился.
- То в России – возразил Вязов. – У нас, вроде, всё хорошо.
- У вас – может быть и хорошо!- сказал Суздальцев.- А так-то и здесь дерьма хватает. Поп вещает: «Не чревоугодничай!» А у самого чрево какое!
- Так есть же и святые! – возразил Вязов. – Иоанн Кронштадтский, например.
- Он уж лет семь как помер – сказал Ракитенко.
- Что ж – перекрестился Вязов на луну, - царство ему небесное. И всё ж! Был праведник! Я его сам видел, когда в Питере служил!
- А праведник ли был?- возразил Суздальцев. - Говорят его хлысты за своего почитали! Называли воплощением Христа!
- Тьпфу, ты! – сплюнул Вязов – Такое и слушать-то противно! Хлысты! А старец всё-таки святой был, царство ему небесное! – и Вязов снова перекрестился.
- Есть и ещё один старец из хлыстов – сказал Суздальцев. – Прям в царских хоромах устроился.
- Какой же это может быть старец, если он из хлыстов? – возмутился Вязов. – Это кто же будет?
- Да Гришка Распутин – сказал Черкашин, - ты, чай, слышал?
- Да, слыхал! Чай не медведи, хоть и в лесу живём. Не ты один такой ушастый. Это что ж так прям с царём-батюшкой запросто?
- С царём-батюшкой – подтвердил Суздальцев.
- Да если бы с царём, то ладно – сказал Черкашин, - подумаешь, царёв собутыльник! Царь, чай, не пашет, что ему не пить? С царицей он.
- Что, с царицей? – не понял Вязов.
- Да вот что-то с царицей – засмеялся Черкашин.
- Говорят, - сказал Суздальцев, - что он царевича лечит.
- И что бают? – спросил Вязов. – От чего лечат?
- Болезнь у него такая – кровь не сворачивается.
- Это как?
- Так. Один порез и кровь не остановишь!- сказал Суздальцев.- Болезнь такая царей, королей и прочих императоров!
- И, главное, - добавил Ракитенко, - переносят болезнь эту бабы, сами при этом не болея. При такой болезни, мужской пол доживает хорошо, если до шестнадцати лет. Так что не жилец наш царевич Алексей.
- Мать честная! – удивился Вязов. - Куда ж его тятька-то смотрел, когда ему невесту таку сватал?
- Так он и не сватал – ответил ему Дудек. – Он против был.
- Николай сначала похоронил отца, - пояснил Суздальцев, - потом вступил на престол, а потом уже женился. У него и сороковины, и медовый месяц – всё сразу было.
- Как-то не по-людски – покачал головой Вязов, - и отца ослушался и конца поминок не дождался.
- Не по-людски – согласился Суздальцев. – А что было на Ходынке в Москве и в январе пятого года, неужели не знаете?
- Как не знать – знаем. Хреновые это приметы для царства-то нашего.
- Хреновые – согласился Суздальцев. - А у вас, что ж, дети родителей не ослушиваются?
- А как не слушаться? Слушаются! Они по дурости могут такого навыбирать! Без ротительской-то острастки! Сами потом жалеть будут. Ведь от жены зависит, какие дети будут! А от мужа зависит, будет жена счастлива или нет! Как же это всё на самотёк пускать?
- А как же любовь? - спросил Ганин.
- Кака така любовь? - поморщился Вязов. - Любовь пройдёт! А вот выберет дочь какого-нибудь лодыря да драчуна, сама потом взвоет!
- Царь-то наш не подарок – сообщил Суздальцев. - Курит как паровоз, выпить не дурак, любит игру эту английскую – футбол называется.
- Да это, паря, всё равно – футбол он любит англицкий или русскую лапту. И дурак он или нет. За него бы любая и каждая пошла бы. Чай, Россия! Да и не дурак он. И с Россием управляется, правда, ему мешают. А вот о будущем России он и не подумал! Таку жену себе взял! На кого он Россию-то оставит? Да я б родному сыну на такой женится, не позволил! Это значить, что его дочки, а мои внучки заразу будут переносить, а внук просто не жилец?