Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна. Страница 27

В ближайшие три недели их жизнь напоминала семейное помешательство. Нет, Батюшков не буянил. Он был тих и благопристоен. После первых дней, когда поэт излил на генерала потоки рифм, он впал в меланхолию и по утрам никого не узнавал. Даже свою Венеру.

– А вы кто такие будете? – с любезным видом спрашивал гость, садясь за завтрак.

– Я Арсений Андреевич Закревский, финляндский генерал-губернатор, – невозмутимо отвечал хозяин. – А это моя супруга Аграфена Федоровна.

– Очень приятно, – улыбался тот. – А я кем вам прихожусь?

– Вы отставной капитан от инфантерии. Константин Батюшков. Наш друг.

– Вот оно что, – заключал поэт.

Тут в столовую врывалась Лидочка, которую он узнавал безошибочно и которая его не боялась. Просто веревки вила, вторая мать.

Вечером генерал играл с гостем в шахматы. Иногда тот писал что-нибудь и норовил тут же порвать. Но Арсений отбирал у него листки и запирал в стол, видимо, считая их имуществом, относящимся до родственников. Наконец те приехали. Батюшкова собрали в дорогу. Он тепло простился с хозяевами, поцеловал Лидочку в обе щеки. Пожал Закревскому руку.

– Выздоравливайте, Константин Николаевич.

– Премного благодарен. Будете в наших краях…

Когда колокольчик смолк, Арсений тяжело выдохнул и, пробормотав: «Видно, много я людей погубил, что меня Бог так карает», – побрел наверх, в свой кабинет. Постояв еще немного, Аграфена поднялась за ним. Муж лежал на диване, отвернувшись к стене. Она встала рядом на колени и поцеловала его руку.

– Прости меня.

– Я только это и делаю.

Глава 8

Катакомбы

Одесса.

– У нас четыре дома в Одессе, а нам негде жить!

Если бы Лиза упрекала, граф бы вспылил. Но жена смеялась. Они сидели в кровати и толкались. Не хватало только огреть его подушкой!

– Смотри. Тот сарайчик на взморье, который ты купил у Ришелье. – Жена загнула палец.

– Он летний. Я спал там в жару. Сейчас холодно.

– Дворец с колоннадой. – Лиза загнула второй.

– Одни стены! Может, года через три…

– Особняк Фундуклея, нанятый тебе от города.

– Отделана пока одна парадная столовая.

– Домик в Дерибасовском саду, – не унималась графиня.

– Это моя походная канцелярия. Ты же не хочешь обитать среди бумаг и вестовых!

– И дача Рено, – Лиза показала мужу полный кулачок зажатых пальцев. – Пять. Я ошиблась. У нас пять домов.

– Радуйся, мы богаты.

Было воскресенье. Воронцовы не поехали ни к заутрене, ни к обедне. Ладно, к вечерне, потом в театр. Они и так почти не бывали вместе. Досуг у генерал-губернатора отсутствовал. Даже когда выпадало свободное время, приходилось топтаться на людях. Он публичный человек, жене придется это понять и разделить с ним бремя жизни под прицелом тысячи глаз. Пока Лиза пряталась. Михаил не торопил. Ко всему надо привыкнуть. Его с детства воспитывали в британской сдержанности: взвешивай каждое слово, каждый шаг. Все, тобою сказанное, может быть использовано против тебя. В России жили иначе. И молодая дама с ее безыскусностью становилась легкой мишенью для стрел соперниц.

– Эти графини Гурьева и Ланжерон смотрят на меня, точно я стянула у них рубль.

Михаил хохотал в ответ.

– Ты у них не рубль стянула! А первое место в городе. Леди порто-франко!

– Уж лучше я буду дружить с Ольгой. Во избежанье зла.

Воронцов хмурился.

– С Ольгой-то как раз немудрено попасть в историю. Впрочем, она нам родня.

Не успели граф и графиня обрадоваться встрече, как оказались втянуты в громкий семейный скандал. Сначала из Москвы под крыло к наместнику примчался его двоюродный брат Лев Нарышкин, добрый, меланхоличный малый, спасавшийся от кредиторов покойного отца. Тогда же в Одессу свалились, как снег на голову, сестры Потоцкие.

Дочери прекрасной фанариотки Софьи де Витт, они не отличались строгостью нравов, зато обладали сказочным приданым. Женившись на Софи, генерал Киселев не прогадал. Однако судьба не готовила ему покоя. Ольга приехала в Тульчин погостить, и однажды сестра, войдя в комнату, застала ее в объятьях мужа. Тихий гарнизонный городок взорвался фейерверком сплетен. Ольга бежала в Одессу, за ней гналась Софи. За Софи – супруг.

Пестрая карусель завертелась в доме Потоцких на Дерибасовской. Воронцовы в полном онемении наблюдали за происходящим. К счастью для всех, прекрасная разлучница налетела на Нарышкина. Они как нельзя больше подходили друг другу. Лев нуждался в деньгах. Ольга в замужестве.

Граф предпочел бы, чтобы жена знать не знала о некоторых аспектах супружеской жизни. Но Лиза озадачила его:

– Бедный Павел Дмитриевич!

– Мне казалось, ты будешь жалеть Софи?

– Я буду жалеть Льва. Если бы Софья глубоко переживала случившееся, она бы не подняла скандал.

– А ты? Что бы ты сделала на ее месте?

Лицо Лизы мгновенно погасло.

– Никогда не задавай мне таких вопросов. Слышишь?

Александр Раевский приехал в Одессу ночью. В темноте город показался ему огромным. Хотя назавтра при свете дня он уже смеялся над своим впечатлением и называл порт не иначе как Парижские Мазанки. Действительно, много гонора, уйма европейских товаров, дешевый кофе, все национальные типы от Марселя до Трапезунда, вонь, жара, отсутствие воды и тени. Итальянская опера соседствовала с караван-сараем, а рессорные английские коляски на улице обгоняли телеги чумаков.

Могло показаться, что Александр пустился вслед за графиней. Отчасти это было так. Его забавляла охота на Лизу. Но в Одессе у Раевского имелись и другие дела. Он намеревался жить частным лицом, не привлекая ничьего внимания. А между тем ждать корабль из Неаполя. Ибо, если человек, как карта, раз попал в колоду тайных обществ, его уже не выпускают из виду, тасуют, на время откладывают в сторону, чтобы в нужный момент бросить на стол. Так и случилось.

Александра известили, что граф Мочениго приедет на юг России для свидания с «братьями». Эту новость привезли в Васильков поляки, когда встречались с Михаилом Бестужевым-Рюминым. О результате их переговоров Раевский не знал. Зато ему пришел привет из далекой Авзонии. Не ждали!

Друзья уговорили полковника, как человека вольного, отправиться в Одессу на разведку. Он был не против. Там по крайней мере можно дразнить Воронцова, ухаживая за Лизой. Кроме того, на юге Собаньская, которую они с Пушкиным решили поделить. Да и сам Пушкин. От его шалостей животики надорвешь. Нет, решено. Он едет. А что до итальянцев, то надо уметь сочетать приятное с полезным. Роль эмиссара льстила самолюбию.

Раевский прибыл в Одессу, и первым, кого встретил в ресторации у Отона, был Сверчок.

– Mon cher! – объятья, поцелуи, общий стол. – Как ты? Откуда? Твой брат? Твои сестры?

– Я их не видел.

– Жаль! – Поэт нахмурился. – Ты уже читал «Бахчисарайский фонтан»? Мари не обижена?

– С чего?

Пушкин еще больше насупился.

– Я был в нее влюблен так долго и мучительно. Вымарал почти все строфы про чувство. Право, жаль! Но незачем метать бисер перед свиньями. А читатель – свинья. Потолкуем лучше о Собаньской. Вот женщина, достойная всяческих похвал. Хотя бы не корчит из себя порядочную.

– Да, она порядочная б…! – согласился Раевский.

– Нам таких и надо. Я пью здесь, как Лот содомский, жаль, под рукой нет ни одной дочки. Зван в гости к генералу Витту. Его Цирцея, конечно, будет там. Жаль, Вигель укатил. Он бы составил компанию.

– Не могу одобрить твой круг. – Раевский погрозил приятелю пальцем. – Вигель слывет за человека с противоестественными наклонностями просовывать нитку в иголку, облизывая кончик.

– Друг наш Филипп отличается всюду, где нужны терпение и слюна.

Оба заржали, довольные собой.

– Ах, как я счастлив, что ты в Одессе! Здесь скучно и промозгло. – Пушкин помрачнел. – Я вращаюсь в компании самодовольных дураков из канцелярии наместника, вроде Туманского. Самого видел только раз. Да и не в радость. Важен. Холоден. Занят.