Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна. Страница 27

- Хорошо, сэр, - человек по-военному отдал честь. - Разрешите спросить, вы наняли того парня, что подходил к вам только что?

- Нет, - Уилберн задумчиво похлопывал хлыстом по голенищу сапога, - он подошел ко мне посреди улицы, туда доходил свет из дверей и окон церкви, и все видели нас вместе. Это могла быть ловушка. Меня бы пристрелили и потом сказали бы, что я нанимаю стрелков.

- Это вряд ли ловушка, сэр. У парня была серьезная стычка с Линдейлом, - сообщил Рик. - За такими нужно приглядывать в наше неспокойное время.

- Тогда, возможно, мы сами найдем его и предложим работу. Скажем, что передумали, а предлог придумаем на месте. Ты прав, пусть лучше этот человек будет на виду, на всякий случай, но с ним надо быть крайне осторожными. Он - лишняя карта в колоде. В крайнем случае, просто удалим его, не думаю, что его кто-то хватится.

* * *

Джонатан Линдейл гнал вороного сквозь ночь, практически сливаясь с ней; в его сердце схлестнулись тревога и торжество, ему самому был удивителен дикий восторг предвкушения драки, которой, вроде, он не желал... Копыта жеребца вздымали ввысь снег, серебристой дымкой окутывающей всадника; в темном бархате неба сверкали россыпи бриллиантовых звезд, и свет луны отбрасывал на мерцающий тысячами огней снег причудливо жуткие тени. В сотый раз Линдейл клял себя за то, что поехал на участки этих янки Джоунза и Мертона - теперь кошмар пепелищ возвращался к нему снова и снова, будя призраки сгоревших деревьев, закопченных фундаментов знакомых когда-то домов, воздевших к небу в немом вопросе почерневшие руки одиноких труб. "Мальчики Худа", изрешеченные огнем на кукурузном поле, возле маленькой белой церквушки, будто злая насмешка над немецкой сектой пацифистов, построившей здесь храм. Клара Бартон с рукавом, разорванным пулей, убившей раненого на ее руках минуту назад и не зацепившей женщину только чудом, в пропитанной кровью солдат юбке, облепившей ноги и мешающей идти, но полная все той же отчаянной решимости. И люди, - смятые, полуголые, раздирающие одежду в поисках ран, распростертые повсюду, по всей земле, стиснутой кольцами Анаконды от Атлантики до Миссисипи, будто сломанные куклы, и бежать некуда, потому что везде огонь, всепожирающий адский огонь... И страшный звук в ушах, как во Фредериксберге на закате, вобравший в себя стоны, стенания, мольбы о смерти и имена родных, срывающиеся в бреду с запекшихся губ... И жуткая боль, тупой иглой засевшая в виске. Энтитема, Колд-Харбор, Спотсилвейни... Названий так много - воспоминание одно... Он закричал: эхо подхватило, унося в пустоту мятежный клич, не раз будивший от векового молчания горы. Линдейлу стало немного легче, и он глубоко вдохнул ненавистный обжигающий воздух. "Уже скоро, - сказал он себе. - скоро я рассчитаюсь со всеми." Линдейл не желал новых смертей, но то, что здесь происходило, началось ни сегодня и ни вчера и не в его силах было остановить это. Что-то темное, похороненное глубоко в нем и много лет высасывающее из него жизнь, подняло голову внутри владельца салуна, делового человека, и оно, вопреки его рассудку, требовало крови, одновременно с этим возвращая Джону молодость и энергию, если ни саму жизнь. Дорога петляла и извивалась во мгле, едва отмеченная лунным сиянием, будто острое лезвие сабельного клинка, и снега было еще не так много, чтобы мешать скачке, но если он повалит снова, занося горные перевалы, и ветра не будет, город окажется полностью отрезан от всего света к Новому году. Стало немного теплее, на ресницы Джона опустилась первая снежинка и тут же растаяла. Смерзшиеся хлопья кружили в небе призрачными узорами, мешаясь со звездами и создавая иллюзию звездопада. "Не надо было туда ехать. К черту!" Мысли метались в его мозгу, отдаваясь болью в синей жилке, пульсировавшей у виска. Он трясся в седле, закусив губы и прикрыв от боли глаза, стремясь во чтобы то ни стало не пустить в сознание демонов, бившихся в его голове и рвущихся наружу: пробужденные от многолетнего сна они снова ползли изо всех закоулков памяти, жуткие и беспощадные, как сама смерть. "Не думай об этом. Если можно было бы забыть все - все свое прошлое... К черту! Они сами виноваты, их сюда никто не звал". Но он вовсе не желал такого исхода для людей, которых не знал, даже если они янки, но не мог этого остановить... или, все же, не хотел? Он мог бы ускорить свой план, но это поставило бы под угрозу успешность выполнения. Линдейл мчался в ночи, мечтая умереть, чтобы только заставить заткнуться этот навязчивый, бубнящий без остановки голос, погрузиться в благословенную тишину, будто в ванну с горячей водой. "О черт! Если б можно было все забыть..." Один патрон... всего один... Но он не мог себе этого позволить, потому что в этом мире его держало нечто посильнее боли. Всегда держало.

Было еще кое-что, о чем он не мог думать без стыда: вечерний инцидент. Линдейл поморщился. Его манеры остались далеко в прошлом, но он все же старался вести себя как джентльмен, и то, что он позволил себе устроить отвратительную сцену на глазах у этой женщины, миссис Черрингтон, о доброте которой жужжал весь город и которая вообще никак не замешана в конфликт, не давало ему покоя. "Сдается мне, все же, - прошептал Джон, - я зацепил этого паршивого янки. Они выиграли Войну... Теперь надутыми будут ходить до Второго Пришествия. Мы еще посмотрим, чья возьмет в этой заварухе... Подумаешь, тоже мне..." Он судорожно сглотнул, будучи снова на грани срыва: "Если б можно было все забыть..."

- Джон! Эй, Джон!

Линдейл машинально натянул поводья и, рванув из кобуры свой "рут-и-маклахан", попытался разглядеть человека через щелочки глаз, открыть которые из-за головной боли было выше его сил. Темная тень отделилась от стены и подошла ближе, тихонько кашлянув, серебряная звезда на мгновение отразила лунный свет. Глубоко вздохнув, Линдейл опустил револьвер в кобуру и внезапно сообразил, что он уже в городе.

- Это опасно, маршалл, - окликать человека в темноте, - негромко сказал Джон, направляя коня к тротуару, в густую тень.

- Что-то ты нервный стал, - заметил маршалл. - Да и рассеянный тоже.

Линдейл зажмурился. Слова пробивались к нему, как сквозь вату, стукаясь в барабанные перепонки, будто камни в медный китайский гонг. Что сказал этот человек? Ах, да! Он же проехал свой дом.

- Так, задумался, - негромко сказал Линдейл. - Все думал о том чужаке. Как ты думаешь, маршалл, его нанял Уилберн, чтобы кого-то устранить?

- Забудь ты о нем, - отмахнулся служитель закона. - Он не проблема.

Линдейл закрыл левый глаз, ему немного полегчало.

- Никогда нельзя недооценивать противника, - проговорил он и сам себя обругал за то, что влез в разговор. Надо было просто послать его подальше и ехать домой, где можно наполнить таз горячей водой и опустить в нее ноги; маршалл слишком толстокож, и на их отношениях это никак не отразиться. На другой стороне улицы раздался шум, и, усилием воли открыв левый глаз, Линдейл поглядел в том направлении.

- Его зовут Морган Джуннайт, - сказал маршалл, - Оуэн сказал. Он заходил наводить справки, но на этого парня у меня ничего нет. По телеграфу послал запрос в полицию Денвера, но там тоже ничего. Просто нищий бродяга...

Джон Линдейл глядел в сторону, но слушал со внезапно обострившимся вниманием. "Морган Джуннайт..."

Двери церкви открылись, и люди, оживленно гудя, потянулись по домам: кто в повозке, кто верхом, а кто и пешком. Мимо, не обращая ни на кого внимания, прошествовала миссис Галлахер под руку со Смитом. До владельца салуна донеслись их голоса.

- ...Мертон перешел сегодня все границы приличия, - говорила дама важно, - Вы не находите, мистер Смит?

- Вы абсолютно правы, мэм, - подобострастно, с выражением отвечал кавалер.