Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - Маллоу М. Р.. Страница 44

Ну, а теперь немного о событиях последних двух дней, которые произошли, пока я прогуливался по деревням в поисках интересных животных.

Известно ли тебе, mon cher ami, что на здешних кладбищах живут люди? Это бедняки, которые не могут позволить себе жилье. И надо сказать, они не так уж плохо устроились. Холодов здесь не бывает, о дожде в последний раз слышали лет десять назад, так что каирские бездомные — не чета американским. Спят прямо посреди могил, заводят свои маленькие хозяйства — и вообрази, полиции нет до них никакого дела. Прямо на кладбище прогуливаются ослы, пасутся козы и шастают кошки. Женщины нянчат детей, старики играют в кости и курят кальян — удивительно, но, похоже, никто не боится быть обокраденным. Мне пришлось бы сделать здоровенный крюк, чтобы их обойти, и я пошел сквозь это удивительное поселение. Вообрази, на меня не обращали внимания! Люди преспокойно занимались своими делами. Мало того, по пути я заметил нескольких местных — шастают туда-сюда прямо через эту кладбищенскую деревню. Тут мне страшно повезло: почти случайно. Если ты помнишь, профессор мечтал поймать нубийского козодоя. Но его поймал я! Я услышал тот самый трещащий звук, который он мне так долго показывал (и который сам могу показать тебе, как только мы увидимся!). Сунулся за один памятник — сидит! Тут я схватил его и помчался поскорее назад.

Тут стоит рассказать о прошедшей ночи. Она была потрясающей. Я привез третью дюжину мау, профессор сказал, что теперь кошек достаточно, и поначалу все было тихо-мирно. По крайней мере, твой покорный очень рассчитывал, что все будет тихо, и что не вылезут на свет божий некие обстоятельства. Но не тут-то было. Тайное, прах меня побери, стало явным.

Ты, конечно, скажешь: да говори же, чтоб тебя разорвало!

Ну, сэр, вот вам.

Обычно Эдна чуть не до полуночи пасется в нашей палатке, Вандерер пасется вокруг Эдны, а Лоу и Хэтфильд пасутся снаружи. Это чертовски неудобно. Но с вечера в лагере боялись даже высунуть нос наружу: у меня, видишь ли, сбежала особенно редкая габонская гремучая гадюка. (Удачно забрел в одну лавку на базаре). Мне пришлось сказать об этом всем потому, что в последний раз гадина крутилась около палатки охраны, и профессор поклялся снять мне голову, если я ее потеряю. Гадюка в конце концов все равно удрала, но козодой меня спас. Тем более, что профессор вернулся только около часа. Он едва не расцеловал несчастную птицу, всем ее показывал, кричал, что его работа перевернет мир, и, в общем, недурно потренировался в миропереворачивании: козодой наотрез отказался издавать какие бы то ни было звуки, и мой работодатель пытался его взбодрить. Он так здорово кричал по-козодойски, что даже сам козодой, должно быть, позавидовал. Во всяком случае, до утра не пикнул. Зато заволновалась здоровенная сова — я и не думал, что они могут издавать такие звуки! Утром оказалось, что из-за воплей обоих в лагере Вандерера всю ночь никто не решался выйти: думали, что трещит наша гадина, выбравшись на охоту, а потом душераздирающе кричит тетушка. Тетушку чуть не хватил удар, Вандерер долго орал и в конце концов пришлось пообещать, что пока у нас общий лагерь, мы не будем иметь дела со змеями.»

— Подумать только, шампанское 1868 года! — возмущалась миссис Кеннел, когда вся компания вернулась вечером. — Единственное шампанское, какое можно найти в этом городе, оказывается жалкой газированной кислятиной! Ральф! Мне хочется плакать от такого шампанского!

— По такой жаре, тетушка, надо быть самоубийцей, чтобы пить спиртное, — осторожно заметил Ральф.

— Милый, — произнесла миссис Кеннел противным голосом, — ты попрекаешь свою тетю бокалом шампанского? Единственным, что могло бы принести мне толику радости и так жестоко разочаровало? Единственным бокалом?

— Ну, тетушка, в Европе для вас найдется много шампанского.

— В Европе? — тетка всплеснула руками. — Ну конечно, в Европе! Здесь даже куска мяса не найдешь! Ральф, я не понимаю, как ты можешь смотреть на меня так спокойно после того, как мы объехали весь город, чтобы купить на улице — вы слышите? — на улице! — тех мерзких сосисок!

— Но тетя Элизабет, здесь не едят свинины.

— И после того, как я терплю весь этот ад, меня попрекают бокалом шампанского? — продолжала миссис Кеннел. — Меня?

С этими словами она властным жестом протянула свой бокал Зассу.

— Будет ли сегодня, наконец, доктор Филипс? — поинтересовалась она, пригубив новую порцию шампанского. — Мне хочется гостей.

— Нет, тетушка, — смутился Ральф, — это мы должны были поехать к доктору Филипсу, но…

Вид у него сделался несчастный.

— Да? — дружелюбно отозвалась миссис Кеннел. — Тогда тетя хочет к нему в гости. Если гора не идет к Магомету… и вообще, сколько можно ждать? Почему мне нельзя в гости? Ральф, ты что, думаешь, я пьяна? Мне просто весело, зануда ты! Ах, эти книжные черви, просто никаких слов нет! Милый, что это за пятнышко у тебя на груди?

Ральф наклонил голову, пытаясь рассмотреть пятно и тут же был схвачен за нос: — Ха-ха-ха! — засмеялась тетушка Элизабет. — Это плесень, милый! Ты от своего занудства уже покрылся плесенью! Ты думаешь, за тебя кто-нибудь пойдет? Нет, правда? Ха-ха-ха!

Оказавшись в палатке, куда ее водворил племянник, миссис Кеннел преобразилась.

— Итак, — сухим, деловым тоном произнес Фокс, — будьте готовы. Нам предстоит последний акт.

За последнее время Засс не только воспылал нежными чувствами к тетке, но и стал проявлять отеческий интерес к племяннику. Однако, как он ни старался, как ни подглядывал, ни подслушивал и не устраивал обысков, никаких следов каких-либо планов или намерений не обнаружил.

То же самое можно было сказать и о Лоу с Хэтфильдом. Они, правда, не демонстрировали дружелюбия, а даже и наоборот — вернее сказать, они вели себя как всегда: оказывались именно там, куда их не звали и где меньше всего желали видеть. Но как они ни старались, никаких следов приготовлений к чему бы то ни было не находилось.

Причина этому была до смешного простой: никто ни к чему и не готовился.

Когда последняя партия мау благополучно оказалась в лагере натуралистов, Фокс сказал:

— Полагаю, мы успели узнать друг о друге достаточно. Любые наши реакции будут естественны, а вы с достаточным успехом сумеете использовать обстоятельства. Действуйте. Вы больше не нуждаетесь в моих указаниях.

— Милейший! — позвал Ральф, обращаясь к феллаху, караулившему палатку с животными. — Да-да, я вам. Милейший, что это вы курите? Если я не ошибаюсь, гашиш?

Феллах, посмотревший на молодого человека так, словно с ним заговорила лысая египетская мау, усмехнулся и молча протянул свою трубку.

— Ральф! — вскричала тетя Элизабет. — Немедленно объясни, откуда ты знаешь, как пахнет гашиш!

— Но тетя, — Кеннел с улыбкой дал понять, что отказывается от угощения, — но тетя, могу же я знать это теоретически?

— Ах, значит, теоретически? В таком случае, как только мы вернемся домой, ты выйдешь из своего идиотского клуба!

— Да причем тут клуб!

— Ты знаешь, причем!

— Ох, тетя, подождите! — с досадой остановил ее Ральф, и вновь обратился к феллаху. — Значит, милейший, я вот о чем хотел бы вас попросить. Вы не могли бы курить гашиш внутри?

И, обнаружив, что феллах его не понимает, показал:

— Внутри палатки. Там кошки, да?

— Ральф! — ужаснулась миссис Кеннел. — Я запрещаю тебе мучить животных!

— В самом деле, Ральф, — вмешался профессор, — я не считаю вашу остроумную идею пригодной к практическому применению.

— Но профессор, — смущенно сказал молодой человек, — ведь это же только немного дыма! Они просто станут более миролюбивыми. Ведь вы же знаете, как тяжело с этими мау.

И он продемонстрировал свои руки со множеством горящих следов.

— Почему вы не пользовались перчатками? — профессор поразился до глубины души. — Ведь я говорил вам!

Это было правдой.