Фанфан и Дюбарри - Рошфор Бенджамин. Страница 28

— Мсье Пиганьоль, — окликнул его Фанфан, — мне вам надо кое-что сказать!..

— О! — воскликнул пораженный Пиганьоль, пораженный вежливым тоном того, кому они готовили ловушку, и потому заговорив с Фанфаном почти ласково: — Как дела? Как ты подрос за эти несколько месяцев! И как здорово выглядишь, правда!

— Да? Благодарю вас! А как ваши дела?

Короче говоря, завязался светский разговор, и при воспоминании о нем у Пиганьоля горели уши, так он чувствовал себя смешным.

— С вами собирался говорить брат Анже, но я ему отсоветовал. Он болен и не может выходить. Он спросил, смогу ли я поговорить с вами от его имени, и я согласился!

— Да! А в чем дело? — стал заикаться Пиганьоль, которому имя брата Анже Бог весть почему нагнало страху.

— Мсье Пиганьоль, это касается Виктора Донадье.

— О! Да? Гм, а почему? — Пиганьоль почувствовал, что бледнеет.

— По доверительному сообщению графа де Бальзака, бывшем и вашим командиром в третьем драгунском полку…

— О, полковник был прекрасным командиром! — голос Пиганьоля дрогнул.

— Брат Анже узнал, что мсье Виктор Донадье не погиб, а дезертировал, и что вы знали, как это произошло, потому что согласно сведениям, полученными братом Анже, вы входили в группу дезертиров, которая, однако, была поймана и осуждена к трем годам тюрьмы. Так что у вас было достаточно времени увидеть, как ваш друг Виктор Донадье убегает в лес близ крепости Форт-Меридьен, где вы служили.

— Ха! Хо! Гм… — выдавил Пиганьоль, — гм, но…

Вот и все, что он ответил Фанфану. Скажем проще, потерял дар речи. Глядя на Фанфана с идиотской миной, все же смог пробормотать:

— Виктор Донадье погиб. Его убил какой-то ирокез…

— Этого не может быть! Вы вступили в сговор с ирокезами, завели с ними темные делишки и те помогли вам бежать!

— Гром меня разрази! — вытаращил Пиганьоль глаза. Попытался стать в позу: — Ну и что?

— Это от Фелиции вы скрыли! Вы ей попросту лгали! И она бы не обрадовалась, узнав об этом! Ей хватило бы письма брата Анже с информацией, в каком ведомстве можно получить все сведения о Викторе — и о вас, мсье Пиганьоль! Как вы думаете, пришла бы она в восторг? Вы могли бы сразу лишиться и дома, и денег, не так ли?

— А по какому праву? По каким законам она бы могла это сделать? выкрикнул Пиганьоль, хватаясь за соломинку. Тут он был прав, и Фанфан знал то, что здесь было слабое место всех его угроз. Но юридическую проблему они оставили в стороне, потому что Пиганьолю не терпелось узнать, что этот засранец хочет добавить.

— Я хочу, чтобы вы с Хлыстом оставили затею похитить меня и потребовать выкуп, — заявил вдруг тот и ушел! Не прощаясь, ибо вдруг испугался — похоже было, что Пиганьоля вот-вот хватит удар!

— Вот такие дела! — закончил этот бедняга в кабаре "Де ля Селетт" свой рассказ Хлысту. — Ты уж, друг, прости, что я отнял у тебя столько времени!

— Но вот как же, черт возьми, он узнал о наших планах? — спросил Хлыст, побелев от ярости.

— Я откуда знаю? Только он все знает, и брат Анже тоже, и Бог весть кто еще! Я отказываюсь! Уже чую на шее веревку!

Оба помолчали. Хлыст выглядел ещё опаснее, чем прежде.

— Твоя жена ничего тебе сделать не может, по закону, конечно, процедил он сквозь зубы. — Ну, пошлют письмо, и что дальше? Дашь ей пару раз — и все дела. Муж в доме хозяин!

Пиганьоль покачал головой.

— И думать забудь об этом, прощай!

Тяжело поднялся, даже не притронувшись к вину. Взгляд сообщника жег ему спину.

— Ладно, ты забудь. Я — нет!

Гибко, как змея, скользнув между столиками, он вышел. Пиганьоль, выйдя на улицу, его уже не обнаружил.

***

Пиганьоль проснулся на рассвете. Спал он плохо, во сне видел сплошь палачей да виселицы! Долго не мог уснуть — его угнетала мысль, что если Хлыст осуществит их затею, он, Пиганьоль, так или не так все равно окажется соучастником — ведь было известно, что план придумал он! И он не сомневался, что, возникни проблемы, Хлыст способен был отправить Фанфана на тот свет. Требовать выкуп — это ещё куда ни шло, но убивать — нет уж! Это было Пиганьолю не по душе, и он теперь горько сожалел, что вообще связался с этой затеей.

Когда в соседнем монастыре пробило шесть, Пиганьоль тихо встал и оделся. Фелиция, казалось, спала глубоким сном. И Пиганьоль уже был у дверей на лестницу с костылем на плече, чтобы стуком не разбудить жену, когда услышал за спиной тихое:

— Пиганьоль!

Через миг Фелиция уже была рядом.

— Куда ты собрался в такой час?

— Пройтись, — вполголоса оправдывался он. — Я совсем не спал!

Испуганное лицо жены его удивляло.

— Пиганьоль, скажи мне, зачем и куда ты идешь?

— Да так… пройтись, — ответил он, не понимая, отчего она так испугалась.

— Мне кажется, вот-вот начнутся роды, — выдавила она. — Но это ничего, ты поклянись мне, Пиганьоль…

— Черт возьми, в чем?

— Я умираю со страха с того дня, когда ты угрожал Фанфану, прошептала она, не отваживаясь сказать больше и признаться, что знает все.

Пиганьоль молчал, смотрел на неё в упор и спрашивал себя, что, если… Но нет! Не может быть!

— Послушай, — наконец сказал он, деликатно затолкав её обратно в комнату, чтобы соседи не слышали. — Я иду к Фанфану. Успокойся, у меня нет никаких дурных намерений, клянусь тебе ребенком, которого ты носишь под сердцем! К несчастью, я боюсь, что Хлыст задумал нечто опасное… По крайней мере я его так понял… — но я тут совершенно не при чем, добавил он, — надеясь, что эта ложь пройдет. — Хочу предупредить мальчишку. И нужно сделать это до семи, поскольку в это время он ходит за молоком к Пикару на ферму!

— Господь тебя прости, — произнесла Фелиция со слезами на глазах, Господь тебя прости, мой милый!

Пиганьолю не суждено было узнать, что она знала обо всем, поскольку никогда в жизни она об этом ничего не сказала. И он спешил, как мог. Но сколько нужно было одолеть этажей на этой узкой лестнице! Он всегда мучился безумно долго, пока оказывался внизу. Короткая правая нога в то утро особенно болела, так что он стонал при каждом шаге. В семь или в шесть сказал ему Хлыст? Пиганьоль знал, что летом люди тянутся к Пикару на ферму уже часов с пяти. А Хлыст с Жюльеном наверняка ждали спозаранок. Конечно, если собирались зловещий замысел свой осуществить именно сегодня — а это было очень вероятно!

Вдруг Пиганьоль остановился, утирая пот. И в голове мелькнула жуткая картина: вдруг Хлыст, что сидит в засаде, увидит, как он стучит в дверь магазина Элеоноры Колиньон, и сразу сделает единственный вывод: что Пиганьоль идет предупредить Фанфана!

Он заколебался, но вспомнил о Фелиции, повернулся и опять заторопился вперед. На улицах уже появились прохожие, и это его успокоило. Ведь план имел шансы на успех, будь он, Пиганьоль, в фиакре. Но если Фанфана окликнет Хлыст, которого Фанфан знает, тот тут же позовет на помощь или пустится бежать. Во всяком случае, будет настороже!

И снова Пиганьоль остановился, пытаясь углядеть среди прохожих, или среди торговцев, что-то обсуждавших у витрин и у ворот, или среди возниц, шагавших на работу, Хлыста или Жюльена или обоих сразу — и никого не видел.

Собрав остаток сил, доплелся к дому Элеоноры Колиньон. Ставни ещё не открывали. Пиганьоль стараясь делать вид, что он тут не при чем, поскольку был убежден, что Хлыст с Жюльеном следят за ним, поэтому прошел мимо, не останавливаясь. Дойдя до дома братьев Генри, где Жюльен держал свой фиакр, он с бьющимся сердцем отскочил назад: в нескольких метрах от него о чем-то спорили Жюльен с Хлыстом. Тут Хлыст прыгнул в фиакр, Жюльен взял в руки вожжи. Фиакр неторопливо выехал со двора, свернул направо и к удивлению Пиганьоля вдруг помчался вперед, разгоняя людей, которые с проклятьем отскакивали по сторонам, вскоре исчезнув в конце улицы. Пиганьоль так и остался в своем укрытии и уже собирался вернуться к дому Элеоноры Колиньон, как вдруг перепугался так, что в горле пересохло: фиакр Жюльена возвращался назад, проехал мимо Пиганьоля, притормозил и так же медленно, как раньше, вернулся на свое место во дворе братьев Генри!