По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович. Страница 6

…Едва прибыв с аэродрома и устроившись в бараке, носящем громкое название гостиницы, я отправился в райисполком. В коридорах и канцеляриях большого одноэтажного дома толпились якуты, русские и эвены (ламуты). Председатель исполкома Трофим Григорьевич Винокуров, с которым благодаря нашей переписке по поводу лодки я уже был знаком заочно, оказался еще молодым, слегка полнеющим якутом с живыми умными глазами.

Мы удивительно легко с ним разговорились и скоро нашли не только общий язык, но и общих знакомых. Это очень укрепило чувство взаимной симпатии.

— У нас две моторные лодки, — говорит Трофим Григорьевич, — одна со стационарным, другая с подвесным мотором; вам, конечно, больше подойдет вторая.

Мы углубляемся в обсуждение достоинств и недостатков различных систем лодочных моторов. Мой собеседник осведомлен в этом вопросе гораздо лучше меня. Я убеждаюсь, что, остановив еще в Магадане свой выбор именно на подвесном моторе, мы поступили правильно. Для путешествия по мелководным горным рекам легкая лодка со съемным мотором обладает несомненными преимуществами.

В этом краю абсолютного бездорожья, где единственным средством сообщения с далеко разбросанными селами и колхозами является лодка, Винокурову приходится делать большие поездки по воде. Он делится со мной опытом и дает ценные практические советы.

— Кстати, Трофим Григорьевич, что это за моторист, о котором говорится в вашей телеграмме?

— Ах да, это один из местных ребят, шофер-механик речного порта. Я не раз охотился с ним в выходные дни. Знает мотор, несколько раз плавал по Анюю до Пятистенного. Узнав о вашей экспедиции, очень просил похлопотать за него: мечтает о дальней поездке и приключениях! Думаю, что он будет вам полезен!

— Конечно! Нам как раз нужен моторист! Но ведь его могут и не отпустить со службы на такой срок?

— Кажется, у него скоро очередной отпуск. Если вы его возьмете, он собирался попросить дополнительный отпуск за свой счет. Впрочем, мы можем сейчас вызвать его сюда и выяснить все это.

Винокуров снял телефонную трубку и, соединившись с гаражом порта, попросил послать в райсовет Бонапарта.

— Трофим Григорьевич, я не ослышался? Что за странная фамилия у вашего моториста?

— А! Я и забыл сказать, что его фамилия Бонапарт, Мы-то привыкли, а вот новые люди всегда удивляются.

Я смеюсь.

— Ну, знаете, конечно, мы, не колеблясь, возьмем с собой Бонапарта. Ведь моторист с такой удивительной фамилией — это гарантия успеха! Кстати, зовут его, случайно, не Наполеоном?

— Нет, зовут его Львом, тоже, как видите, неплохо!

В дверь постучали, и вошел востроносенький худой человек с лохматой головой, быстрым взглядом и черными, в машинном масле, руками. Это и был Бонапарт. Он мне сразу понравился.

Тут же в присутствии Винокурова мы быстро договорились об условиях. Я обещал попросить за него о дополнительном отпуске, и сияющий Бонапарт, не простившись, убежал в гараж. Тем временем Винокуров вызвал бухгалтера и распорядился оформить на следующий день договор об аренде лодки.

— Заходите вечерком, — обратился он ко мне, — сходим посмотрим лодку. Кстати я и Бонапарта вызову.

Более удачного разрешения самого трудного из всех вопросов нашего путешествия нельзя было себе и представить. Прощаясь, я горячо жал руку председателю и благодарил его за помощь, без которой мы, конечно, не смогли бы осуществить поездку в этом году.

Столь же хорошо обстояли дела и у моих спутников. Они успели получить распоряжение о продаже нам продуктов прямо со складов райторга и с нетерпением ждали меня в гостинице.

Вечером, переждав свалившийся с ясного неба короткий ливень, мы отправились к Винокурову. Председатель райсовета жил в некрашеном, аккуратно срубленном домике, где нас встретила молодая русская женщина, его жена, с двумя подростками. Хозяин возился с чем-то в маленькой пристройке.

— Вот, Трофим Григорьевич, пришел к вам с моими молодцами. Разрешите их вам представить: это Петя

Таюрский, а это Саша Куклин — оба с Алдана и когда-то учились в Якутске.

— А, земляки, значит. Очень приятно! Да они действительно молодцы, смотрите, какие богатыри. С такими не страшно и на край света! — улыбался Винокуров, крепко пожимая руки ребятам.

— Что ж, Евгений Константинович, по якутскому. обычаю, не мешало бы чайку выпить!

— С удовольствием, Трофим Григорьевич, ведь чай и в русском обычае!

Мы заходим в выскобленную и вымытую горницу с ситцевыми занавесками и крытым клеенкой столом. На бревенчатой стене — великолепная бескурковка и полка с книгами. Я вижу два тома Ленина, какие-то учебники, сильно потрепанный том Аксакова, «Белую березу» Бубеннова и пухлый комплект «Огонька».

— Времени читать не остается, — говорит, уловив мой взгляд, Винокуров, — если бы не радио, сильно отстал бы.

На столе появляются стаканы, печенье, липовый мед и, наконец, самовар — самый настоящий, шумящий и свистящий самовар, которого я не видывал много лет!

Пьем крепкий чай, не торопясь и со вкусом. Винокуров интересно рассказывает о своем районе. Несколько месяцев в году он проводит в разъездах — летом на катере или моторке, зимой на оленях. Какие только обязанности не приходится выполнять этому представителю Советской власти на краю света, с какими только казусами — юридическими и житейскими — ему не приходится здесь сталкиваться!

Сознание большой ответственности укрепляет волю людей сильных. Наш хозяин несомненно относится к этой категории.

В половине десятого вечера мы отправляемся на берег. По-видимому, это самый оживленный час. С плотов, барж и привязанных лодок удят рыболовы самых разных возрастов. Всюду тарахтят лодочные моторы. Мимо, вспенивая тяжелую колымскую воду, проносится черная рыбацкая лодка с задранным носом и залитыми смолой широкими бортами. Навстречу ей подскакивает на волне изящный ботик с руль-мотором. Противоположный берег Колымы еле виден тоненькой темной полоской на горизонте. До него шесть километров. В устье Колыма разливается несколькими рукавами до семидесяти пяти километров. Это настоящее море! Подумать только, что в верховьях я переправлялся через нее вброд на лошади!’

— Вот и, ваша лодка, — говорит шагающий впереди Винокуров.

Мы с жадным любопытством устремляемся вперед. Шагах в пяти от берега, прикованная запертой на замок цепью, качается белая шлюпка-трехпарка. За транцем поднимается укутанный в брезентовый чехол подвесной мотор.

Так вот она, наша лодка, стоившая нам стольких забот, волнений, споров, переписки и бессонных ночей! Отныне мы на долгий срок свяжем с нею свою судьбу. От этой лодки в конечном счете зависит успех нашего трудного путешествия, а может быть, и сама наша жизнь.

Таюрский подтягивает цепь; шлюпка послушно влезает носом в мокрый песок. На дне плещется вода с плавающими окурками. Неужели течь?

— Не беспокойтесь, — смеется Винокуров, — лодка в порядке. Это от дождей. А ну, ребята, там должна быть миска, вычерпайте-ка воду!

Петя, перебравшись через борт, принимается за работу, и скоро из-под грязной воды и мусора показывается лежащая на дне деревянная решетка.

В этот момент к нам подходит слегка запыхавшийся Бонапарт. У него по-прежнему всклокоченные волосы, но руки уже не черные, а коричневые. Он принес небольшую канистру с бензином.

— Вот, — обращается он к Винокурову, — горючего захватил, может, понадобится?

— Ай и молодец, что догадался! Может, и в самом деле, товарищи, попробуем сейчас же мотор?

— Конечно, Трофим Григорьевич, это было бы очень хорошо. Иначе мы, наверно, не заснем ночью от беспокойства!

Мы перебрались в шлюпку. Бонапарт снял брезентовый чехол. К транцу прикреплен болтами большой, поблескивающий алюминием подвесной мотор. На латунной пластинке синеют эмалевые орлиные крылья и надпись готическими буквами: «Висконсин».

— Откуда у вас такой мотор? — с удивлением спрашиваю я у Винокурова.

— Трофейный. Остался у нас с военного времени,