По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович. Страница 7

И как он?

— Ничего, пока еще тянет. У нас очень аккуратный моторист, хорошо бережет машины. Вот и Лев, — кивает он в сторону Бонапарта, — тоже немало с ним возится, когда на охоту ездим.

— Бывает, что и барахлит, — добавляет Бонапарт, — да ничего, помучаешься, и заработает. Я ого целиком переберу завтра, чтобы нее было в порядке. Хорошо бы, — обращается он ко мне, — заказать парочку сменных винтов.

— Сколько времени их будут делать?

— Думаю, что за день сделают.

— Вот и отлично! Снимите сегодня же винт, а завтра утром закажите два новых по его модели. Вообще помните; отныне вы отвечаете за все, что связано с этой лодкой, мотором и горючим; будьте же хорошим хозяином!

Бонапарт явно доволен своей новой ролью; весело блестя глазами, он заливает в бак горючее. После этого дергает пусковой ремень; мотор чихает, но не заводится. Многократные новые попытки приводят к тем же результатам. Мотор молчит. Мы все с тревогой следим за Бонапартом.

Наконец, бормоча проклятии, он что-то поколдовал со свечой; мотор вдруг весело затрещал, шлюпка рванулась вперед и чуть не наскочила на бревна огромного плота. Через минуту она набрала скорость и, высоко подняв нос, помчалась вверх по течению. За кормой потянулся пенистый след. Я облегченно вздохнул.

— По течению он дает до восемнадцати километров, — громко кричит Бонапарт.

— А сейчас сколько?

— Сейчас не меньше двенадцати!

Это похоже на правду: берег с большим, стоящим у причала пароходом быстро удаляется от нас. Скользят длинные бараки пакгаузов, с каждой минутой уменьшаются рассыпанные на высокой террасе домики поселка, и вот уже еле видны копошащиеся на песке люди.

— Мотор сильный, — обращается ко мне Винокуров. — У пас, конечно, нет заводского паспорта, по специалисты говорят, что в нем не меньше восемнадцати лошадиных сил. Меньше чем с двенадцатисильным мотором но такой быстрой реке, как Анюй, вам плыть было бы нельзя!

Я вспоминаю друзей, советовавших отправляться с трехсильным мотором, и молча усмехаюсь. Ясно, что судьба нам покровительствует!

Мы углубляемся в правый боковой приток Колымы, проходим выше по реке и, довольные мотором, прогулкой, вечером и друг другом, во втором часу ночи возвращается обратно. Первая проба несомненно удачна. Полуночное солнце светит в окна нашей комнаты и долго не дает уснуть…

— Удивительный край, — бормочет, ворочаясь на жестком топчане, Саша. — Все кувырком: поздняя ночь, а солнце светит во все лопатки; вот и засни!

— А ты о ночи забудь, — говорит Петя. — Ночь осталась у нас позади, так что привыкай спать днем!

«Как это у него хорошо получилось», — думаю я, кинув взгляд на голубое небо. Мы и впрямь забрались но ту сторону ночи, в солнечное царство.

Повернувшись спиной к окну, я натягиваю одеяло на ухо и крепко зажмуриваю глаза.

Поздний старт. Глава 5

Воскресенье 28 июня. Знаменательная дата! На этот день, после трех суток напряженной подготовки я назначил долгожданное отплытие.

Старт в десять часов вечера. Я бы предпочел покинуть Большую землю в более ранний час, но совершенно измученный Бонапарт просит меня об отсрочке. В ночь с пятницы на субботу он спал всего три часа, а на воскресенье и вовсе не сомкнул глаз. Все эти дни и ночи он провел на берегу и на реке, прилаживая и «гоняя» мотор.

Мне нравится столь развитое сознание ответственности, и я стараюсь, чтобы моторист почувствовал мое одобрение. Он совсем осунулся; на почерневшем от бессонницы и грязи лицо еще больше выдается длинный нос и блестят глаза с воспаленными белками.

Саша много часов провел с Бонапартом на берегу, исполняя роль подручного. Мотор долго капризничал после разборки. То он вовсе но заводился, то вдруг на полном ходу неожиданно прекращал работать, то еле-еле тянул шлюпку даже вниз по течению.

Разумеется, Куклин не так утомлен, как Бонапарт; время от времени он прибегал ко мне, чтобы рассказать о положении дел и отдохнуть от нервирующей возни с мотором. Сейчас он спит как убитый, несмотря на дневной гомон в переполненном бараке.

Таюрский в эти дни был занят заготовкой основного продовольствия и бензина и, как всегда, блестяще справился с этой важной задачей. Весь угол нашей комнаты завален грудой мешков и ящиков, от одного вида которых у меня щемит сердце. Поднимет ли весь этот груз наша лодка и потянет ли старенький мотор?

К счастью, выяснилось, что мы сможем пополнить запас бензина в Пятистенном. Это позволило нам сильно облегчить шлюпку, взяв с собой только одну бочку горючего. Еще в субботу я подписал официальный договор с Винокуровым, выхлопотал отпуск Бонапарту, связался по рации с Пятистенным, получил деньги по аккредитиву и телеграфировал в управление и домой о нашем отправлении. Теперь оставалось только ждать часа отплытия.

Как медленно течет время! Монотонно жужжат у окна большие зеленоватые мухи. С завидной безмятежностью спит Куклин. Мне не читается и не пишется. Куда же девался Таюрский? Пойти, что ли, еще раз на берег?

Небо слегка хмурится. С юга над широко раскинувшейся медлительной рекой тянутся рваные облака; между ними скользит солнце. Только что из набежавшей тучки пролился минутный дождичек; от земли поднимается теплый пар. Спускаюсь к причалам, где пришвартована лодка. Мотор заботливо укутан чехлом. Видно, что Бонапарт и Куклин тщательно вымыли и выскоблили наше суденышко. Оно чуть покачивается на волнах между железной баржей и длинным, прочно закрепленным на берегу плотом.

Сейчас всего пять часов, а на берегу очень оживленно. С плота удят рыбу, и тут же с визгом ныряют в воду ребятишки. Некоторые из них купаются в трусиках; кто поменьше — обходится без всякой одежды. Особенно артистически ныряет слегка раскосый мальчуган в заплатанных коротких штанах, которые еле держатся на его слишком худеньких бедрах. Солнце ласково согревает эту идиллическую картину.

К девяти часам вечера мы уже все в сборе в гостинице. Только что пришел отдохнувший Бонапарт со слегка опухшими от сна глазами. Он приоделся, посвежел и выглядит почти парадно. Мы тоже чуть взволнованы торжественностью момента.

Петя не смог достать машину для перевозки груза на берег; однако у нас неожиданно появляется столько помощников со стороны, что мне достается только сумка с картами, аэрофотоснимками и деньгами.

Большой оживленной толпой, в которой путешественники совершенно затерялись среди провожающих, мы спускаемся на берег.

Ровно десять часов вечера. Таюрский подтягивает лодку и прыгает в нее с толстых бревен плота. Начинается погрузка.

— Осторожнее, осторожнее! Заносите с этой стороны! Погоди, вниз положим вон тот мешок с мукой! Что ты делаешь, разве можно сахар класть на дно!

Это Петя командует, распределяя груз. Его нужно уложить так, чтобы не уменьшить плавучести лодки и не снизить скорости хода нашего суденышка. Кроме того, повседневно необходимые вещи должны быть всегда под рукой, а то, что требуется реже, можно заложить на дно.

Мы несколько раз перекладываем особенно тяжелые предметы, проверяя дифферент лодки на нос и на корму. Потом распределяем места для сидения, стараясь устроить их поудобнее. Бонапарт и Куклин усаживаются на корме справа и слева от руля. Таюрский оборудовал себе уютное гнездышко на носу; он будет у нас впередсмотрящим. Мне готовят «капитанскую каюту» приблизительно посередине лодки, на месте снятой второй банки. У меня под рукой кожаная сумка с картами, компас, термометр- пращ, барометр, геологический молоток, ружье и рыболовные принадлежности.