Страна золотых пагод - Рамешова Станислава. Страница 29
Послушников уводят. Устав предписывает им идти, склонив голову и опустив глаза в землю. Но до последней минуты дети оборачиваются, ища глазами ту единственную — мать, которая ничего не видит от слез.
Двери захлопнулись, послушников увели. У ног Будды остались корзины с дарами монастырю — одеялами и простынями, мылом и банками сгущенного молока.
Первый урок монастырской жизни для мальчиков продлится семь дней.
В апреле столбик термометра заползает за сорок градусов. Стоит неимоверная жара, духота.
Именно в апреле, в день полнолуния, живущие в Рангуне тамилы — выходцы из Южной Индии — совершают свой древний ритуал. Это языческий обряд прокалывания щек, языка и хождения по раскаленным углям.
Считается, что огонь очищает душу от грехов и оберегает от злых духов. Пройти по «огненной дорожке» — значит покаяться, обрести расположение и заступничество божества, заслужить лучшую долю, здоровье, богатство.
Что толкает этих несчастных на самоистязание? Конечно, отчаяние, желание получить помощь от сил небесных, когда человеческих сил уже не хватает.
Вначале те, кто проходит этот жестокий ритуал, дают обет перед алтарем в храме, что они не дрогнут и совершат задуманное. И действительно, на что не решишься ради спасения ребенка или помощи близким любимым людям?
Но поспешим: обряд начинается. Все участвующие в нем одеты в желтое. Женщины в желтых сари, с распущенными волосами. Мужчины с обернутым вокруг бедер куском желтой материи. На шее венки из мелких белых цветов, напоминающих жасмин; у пояса гирлянды маленьких лимонов. Лицо, руки, все тело вымазаны желтым порошком.
Тихое местечко в предместье Рангуна с небольшим уединенным храмом в укромном дворе — вполне подходящее место для подобной церемонии. Здесь же ванна для омовения — пруд, в котором только что резвились свиньи.
Кающиеся уже ждут. Сидят на низких скамеечках, безучастно жуя бетель. Рядом на земле, в пыли и грязи, лежат пучки острых металлических игл, напоминающих шампуры для шашлыка.
Первый «доброволец» выходит из «ванны для омовения». На нем серый липкий налет тины. Тотчас к нему подходит церемониймейстер (а может быть, правильнее его назвать шаманом?) и уверенными, небрежными движениями начинает натирать его лицо, руки и спину какой-то кашицеобразной смесью порошка с водой, лоб мажет пеплом. Дым от тлеющих кореньев и ароматических палочек окутывает лицо кающегося. Звучат заклинания шамана, оглушительно звенят бубны, кто-то вскрикивает в толпе. Кающийся начинает слегка покачиваться вперед-назад, глаза его заволакивает туман. Транс. И в эту самую минуту церемониймейстер, не колеблясь, безжалостно вгоняет в его тело десятки длинных игл и водружает на плечи громоздкий алтарь.
Быстро считаю, сколько игл вонзилось в худое тело мученика. Одна, две, пятнадцать… сто четыре.
Расстояние, с которого я наблюдала за движениями шамана, позволяло рассмотреть каждый его жест. Вот правой рукой он берет очередную иглу, левой зажимает, оттягивает кожу и с силой прокалывает ее. Поразительно: нет ни капли крови! Не видно ни страха, ни гримасы боли на лице терпящего экзекуцию. Когда последняя игла заняла свое место, тело мученика оказалось сплошь покрытым металлическими иглами, как сеткой. Несколько человек, отделившись от толпы, вероятно родственники, ведут его в храм. А его место занимает следующий… Затем третий, четвертый. Богатые люди, участвующие в ритуале, заказывают для себя иглы из серебра. Стоит ли жестокий бог таких жертв, мне так и не удалось выяснить.
А на ступенях лестницы храма уже идет другой ритуал — прокалывание щек. Снова желтый порошок на лицо, пепел на лоб, одурманивающий визг бубнов, монотонные заклинания — и первый мученик корчится в трансе. Эту процедуру выполняет уже не один, а трое священнослужителей. Они крепко держат за руки кающегося. Один из них отработанным движением быстро вытягивает изо рта жертвы язык и протыкает навылет длинной иглой. Вторым движением он колет щеки… И снова конвейер «энтузиастов».
— Проколоть щеки насквозь… Это, наверное, больно? — спрашиваю стоящего рядом индийца.
— Нет, не больно. Прокол делают в момент транса, когда в тело верующего входит бог. Боль не ощущается.
— А когда он выйдет из транса? Потом?
— Потом тоже не больно.
— А как получается, что при прокалывании нет крови?
— Нет, и все. Очень просто. Прошедшие ритуал остаются в храме, иногда на месяц, пьют молоко, едят лишь фрукты и вареный рис. Раны быстро затягиваются…
Да, убедительное объяснение, ничего не скажешь.
К индуистскому храму на окраине Рангуна стекается в день ритуала толпа иностранных туристов с фотокамерами. Для них это экзотическое зрелище, щекочущее нервы.
Вечером процессия мучеников направляется к пылающим углям.
На площадке, за высокой изгородью, заранее готовят «огненную дорогу» — углубление в земле, полное багровых, раскаленных углей. У ворот нас останавливают: нет входного билета. Нужно вернуться и купить билет. Куда девалось древнее таинство обряда? Шумный столичный город превратил сокровенный религиозный ритуал в спектакль для иностранцев. Испытываем минутное замешательство: идти или нет? И все же решаемся.
Во дворе храма грязно. Под ногами обрывки бумаги, банановая кожура, мусор, плевки с бетелем, а в центре разлилась липкая желтоватая лужа.
Внутри храма пахнет благовониями, мерцают свечи. К алтарю непрерывным потоком подходят верующие. В руках у них кокосовые орехи величиной с голову ребенка. Они подают орехи индийцу атлетического сложения, и тот могучим ударом разбивает твердую светло-зеленую скорлупу. Половинки орехов он возвращает верующим, а сок выливает на пол, и он, растекаясь по храму, «выползает» наружу по ступенькам. Так вот откуда липкое месиво во дворе.
За храмом уже все готово к «горячему» обряду. Служители сгребли пунцовые угли с двух огромных костров, забросав кострища мокрой соломой, и уложили их в «беговую» дорожку длиной в десяток метров. Небольшую ямку в конце дорожки заполнили водой.
На тех, кому предстоит пройти по углям, жалко смотреть. Проколотые еще утром щеки и языки вспухли, над ними вьются мухи, слепни. Время от времени кто-либо из истязуемых начинает дергаться. К нему подходит священнослужитель, втирает в лоб! пепел, капает на перекошенные побелевшие губы лимонный сок, и бедняга успокаивается.
Ритуал начинается. Под грохот бубнов к «огненной» дороге подходит полуголый человек в желтом. Он останавливается у самого края, словно не решаясь шагнуть. Но церемониймейстер ударяет его ладонью по лбу, и тот отваживается: пробегает по багровым углям не переводя дыхания и прыгает в спасительную ямку с водой. Брызги летят во все стороны.
Один за другим преодолевают адскую дорожку верующие — кто большими, судорожными прыжками, кто не спеша, с выражением триумфа на лице, — подбодряемые выкриками из толпы.
Грохочут барабаны, плачут от страха дети, которых иные кающиеся несут на руках, пробегая дорожку… Час, проведенный здесь, показался вечностью.
Толпа за изгородью, разогретая азартом, начинает визжать. Она все более подается вперед. Угрожающе трещат прутья изгороди. Самое время уйти. Но сделать это не так просто. Выход из храма запружен людьми — не проберешься! Приходится дожидаться конца зрелища.
Наконец-то! Все кающиеся прошли добровольную голгофу. Звуки ритуальной музыки стихли, сменившись отдаленным рокотом двигателей турбореактивного лайнера.
Через минуту широкий белый след пересек небо над храмом, над головами людей с вонзенными в их тела иглами и водруженными на их плечи алтарями. Самолет компании «Бирма Эйрвэйз корпорейшн» летел по направлению к Бангкоку. Раньше, чем из последнего кающегося вынут иглы, пассажиры лайнера уже будут в столице соседней страны.