Врач в пути - Галкин Всеволод Александрович. Страница 35

Каменные дома построены так же, как и все жилища йеменских горцев, — в виде двухэтажной высокой башни, сужающейся кверху, с плоской крышей, обведенной зубчатым барьером. По обе стороны от башни — каменный забор, огораживающий внутренний дворик. В большой полутемной комнате нижнего этажа — огромный очаг, в котором почти круглые сутки горят хворост и кизяк. Душно, дымно, но тепло.

Я осматривал больных, если случалось, расспрашивал о наиболее распространенных болезнях. Но здесь, в горах, почти никто ни на что не жаловался. Чистый холодный разреженный воздух высокогорья практически свободен от микробов. Вода горных источников, отфильтрованная толщей пород, обычно не содержит никаких возбудителей инфекций, она прозрачна, чиста и на редкость вкусна. Таким образом, и в санитарном отношении образ жизни горцев обладает многими преимуществами.

Пожилые люди здесь не помнят, когда родились, и, не думают о смерти. Они бодры и работают наравне с молодыми. Им неизвестно большинство старческих недомоганий. И старики и молодежь охотно позволяли себя осматривать, выслушивать, выстукивать, измерять давление. Это их, видимо, забавляло. В случае болезни они лечились у местных знахарей. Успех лечения, как правило, зависел от врожденного здоровья и крепости организма, а не от знахарского искусства. Ну а на худой конец у знахаря всегда есть оправдательная формула, убедительная для каждого мусульманина: «Иншалла» («Как пожелает Аллах»).

Чем выше поднимается дорога, тем холоднее. Самый высокий перевал — на высоте Юнгфрау, снежной вершины Швейцарских Альп. В Йемене на высоте 3600 метров над уровнем моря тоже нежарко. Чувствуется недостаток кислорода.

В районе города Маобада по ночам иногда выпадает иней. Если население Ходейды ограничивается набедренными повязками или белыми широкими рубахами, то жители высокогорного плато подчас надевают меховые жилеты из шкуры козла, а по ночам — длинные тулупы. Они ведут суровый образ жизни, нередко селятся в пещерах. В ночные часы костер, разложенный у входа в такое жилище, освещает неровным красноватым светом бородатых, длинноволосых людей, одетых в меховые безрукавки. На костре жарится мясо горной козы, на раскаленных камнях — лепешки из муки дурры (зерна дурры растираются каменным пестиком в каменной ступке). Люди здесь стали жить в пещерах не случайно. Горные потоки в период дождей, сильный ветер, обвалы могут разрушить любой дом, построенный человеком.

Как правило, жители высокогорных районов — представители одного племени, основное их занятие — охота и сельское хозяйство.

Маобад по йеменским масштабам довольно велик. Это место пашей последней перед Саной ночевки.

Мы расположились на втором этаже местной гостиницы. Нам отвели лучшую комнату. Обычное йеменское убранство: никакой мебели, вдоль стен — тюфяки, покрытые коврами, подушки. Ужин принесли на большом медном подносе, который поставили прямо на пол (средняя его часть, не покрытая коврами, служит столом во всех йеменских домах).

Йеменские офицеры и солдаты оживленно обсуждали предстоящее прибытие в многобашенную столицу. Стемнело. Приветливый хозяин внес в комнату петромакс — светильник и, очевидно желая произвести на нас впечатление, небольшой транзисторный радиоприемник. Такие приемники сравнительно старых моделей купцы завозят в Йемен из ФРГ, Японии и других стран и продают по довольно высоким ценам. Приемник поставили у стены, и вскоре джазовая музыка нарушила ночную тишину. В комнате стало шумно. Несмотря на это, каждый занимался своим делом: один офицер начал танцевать на маленьком участке пола, другой молился, третий развернул газету, четвертый погрузился в чтение карманного Корана. Я вышел на улицу. Было прохладно. Луна заливала светом плато, пепельные горы вдали, нагромождение кубических зданий города.

У машин, завернувшись в овчины, сидели часовые.

— Добрая ночь, доктор, — сказал один из них.

— Хорошая ночь, Ахмед. Как самочувствие, как дела?

— Хорошо, доктор, спасибо. — ответит Ахмед, мой старый пациент, страдающий тропической малярией.

— Вот приедем в Сану, положу тебя в госпиталь, нужно лечиться.

— Большое спасибо, доктор.

Через несколько минут я вернулся в дом. На темную лестницу бесшумно вышел хозяин.

— Хорошая ночь, доктор, — сказал он, улыбаясь.

В арабском языке много изящных оборотов, поэтических образов. Однако учить его трудно. По-моему, очень удачно сказал об этом писатель В. А. Каверин, занимавшийся одно время арабистикой: «Арабы относятся к своему языку как к искусству. Беспрестанно украшая его, они сделали почти немыслимым его изучение… Трудно оценить пренебрежение к гласным — гласные не писались. Я рвал горло на гортанных звуках, похожих на крики ночных птиц. Глагольных форм было вдвое больше, чем нужно обыкновенному человеку… Я возился с арабской скорописью, у которой были свои законы: быстро пишущий араб отличался от медленного пишущего, как простой паломник от паломника, совершающего путешествие в Мекку…» [16].

Из узкого окошка-бойницы под потолком в комнату проникал луч света. Пожелав хозяину доброй ночи, я вскоре заснул. С рассветом возле нашей колонны собрался народ. То и дело раздавались голоса: «Доктор, доктор!» Жители города приносили ко мне детей с гноящимися от трахомы глазами, пришел прокаженный старик, привели даже меджнуна — умалишенного…

Разумеется, за короткое время ни о каком квалифицированном обследовании и лечении не могло быть и речи. Однако, устроившись вместе с фельдшером-йеменцем во дворе дома, мы сделали несколько перевязок, промываний, инъекций, больным малярией раздали хинин, многим дали направление в госпиталь. Прощание с жителями Маобада было теплым. Толпа горожан провожала пашу колонну до городской заставы.

Позже, разговаривая с начальником госпиталя и ответственными работниками министерства здравоохранения Йемена, я слышал очень лестные слова о многих своих товарищах. С благодарностью они говорили о том, что русские врачи всегда оказывали йеменцам помощь не только в госпитале, но и во время всех тяжелых и опасных командировок. Они не гнушались зайти в темную хижину бедного горца; не считаясь с трудностями, по кручам добирались до горных селений, расположенных на высоте орлиных гнезд, если только узнавали, что там требуется медицинская помощь. И все это они делали бесплатно, йеменцы всей душой благодарны народу Советского Союза за помощь. Они называют работу советских врачей в Йемене священной миссией…

Я был горд получить йеменские награды — грамоты от министра здравоохранения Мухаммеда Али Османа и военного губернатора.

Я расценил их как благодарность не только мне, но и всем нашим врачам, советской системе здравоохранения.

Последний переход. До Саны уже было недалеко. Впереди — снова горы. Оглянешься назад — нескончаемая череда горных вершин, подпирающих небо. По утрам на самых высоких из них поблескивали белые шапки, но не снега, а инея.

Наконец за очередным перевалом на горизонте показался лес минаретов. Это уже была Сана. Переход закончился.

Мне пришлось пройти по этой дороге неоднократно, и каждый раз я открывал для себя новую красоту горных панорам, необычайное разнообразие красок. На километры тянутся скалы, то ярко-зеленые от медного купороса, выступающего на поверхности, то буро-красные от железного колчедана, то ярко-желтые от серы…

Поход не был увлекательной туристской прогулкой. И не только из-за трудностей. Мы отвечали за жизнь и здоровье большой группы людей. Эти походы, так же как и вся работа в Йемене, стали для нас великолепной школой — закалили физически, приучили работать в любой климатической зоне, независимо от обстоятельств, обходясь самыми минимальными средствами. Главным было сознание, что нам удалось оказать йеменцам столь необходимую им медицинскую помощь. Мы везли в Йемен знания, желание трудиться и самое искреннее уважение к народу, к его обычаям и нравам. Для нас, советских врачей, понятие «искреннее уважение» не было простой формулой вежливости.