Дикари - Мож Роже. Страница 24

«А Металла, гладиатриса?» – подумал Сулла. Ее не было. Конечно же ей была противна сама мысль появиться в подобном месте, находиться в присутствии законной жены, которая ее ненавидела.

Писцы?рабы с бритыми черепами с важным видом передавали друг другу пергаменты. Некоторые из них сидели за деревянными навощенными пюпитрами, разделявшими персонал конторы Квириллия от публики; другие ходили от пюпитров к стоявшим вдоль стен вертикальным шкафам с архивами.

Через маленькую низкую дверь позади пюпитров вышел живот, а потом и сам нотариус Квириллий, тучный человек в тоге, украшенной зеленой вышивкой; большие близорукие глаза; на веревке, обвязанной вокруг шеи, висела толстая лупа для чтения документов. Он обвел публику, обливающуюся потом, рыбьим взглядом и сел за самый большой пюпитр.

– Приступаем к публичному вскрытию и чтению завещания Лиция Менезия Скаптия! – прокричал он резким голосом. – Отойдите от двери: по закону она должна быть широко открыта, чтобы каждый желающий мог войти в нее!

Рабы поднажали и заставили посторониться тех, кто загораживал дверь. После того как шаровидные глаза Квириллия удостоверились, что все было соответствующим образом сделано, послышался монотонный голос клерка, которому было поручено чтение завещания.

– Я вскрываю печати и удостоверяю, что печати покойного Менезия, – объявил он, показывая присутствующим свернутый пергамент, плотно скрученный, с восковыми печатями на красных лентах. – Потом он опустил пергамент, разрезал ленты своеобразным скальпелем с роговой ручкой, прочистил горло и приступил к чтению: – Я, Менезий, являющийся легатом XIII легиона, проживающий в своем городском доме по возвращении из похода против батавов, в XVI год царствования Цезаря Августа, находясь в здравом уме и памяти, назначаю данным завещанием единственной наследницей всего моего движимого и недвижимого имущества мою любимую супругу Порфирию Невию. Составлено в Риме...

Объявление даты составления завещания Менезием потонуло в шуме восклицаний присутствующих. Все знали, как Менезий был зол на свою жену с момента их затянувшегося бракоразводного процесса. Не было никаких сомнений, что это завещание было подложным или просто устаревшим, составленным кандидатом на должность трибуна задолго до развода с женой. Порфирия могла отравить своего мужа, пристроив во дворец слугами своих людей. Они могли заранее обнаружить подлинное завещание и подменить его.

Сама же она театрально рыдала, сидя на табурете. В ее адрес раздавались смешки и шутки, а нотариус Квириллий, приподнявшись на своих коротких ножках, изо всей силы молотил кулаком по пюпитру, призывая к тишине. Все это сопровождалось пронзительными криками писцов с обритыми черепами, которые тоже пытались заставить всех замолчать.

– Пусть те, кто хотят оспорить законность этого завещания и располагающие доказательствами, напишут письменное заявление и подадут его в течение семи дней! – выкрикнул наконец Квириллий. – Есть ли в зале те, кто хотел бы сделать это прямо сейчас?

Квириллий произнес эти слова, оглядывая обливающуюся потом публику перед ним. Сулла следил за взглядом нотариуса. Он увидел молодого человека с изможденным лицом; когда тот поднялся, все увидели на нем адвокатскую тогу, но эта тога была жалкой, вся заштопанная и с потертыми краями.

– Я представляю здесь Металлу, возницу, рабыню Лиция Менезия, она же управляющая школы гладиаторов «Желтые в зеленую полоску», – сказал человек убедительным тоном.

– Ха, адвокатишка без клиентуры хочет здесь попытать счастья, – прошептал Мерсенна, наклонившись к Сулле.

– Пиши! – приказал Квириллий одному из обритых рабов, со стилем в руке перед стопкой восковых дощечек. – Кто ты? – спросил нотариус у адвоката, который хотел с ходу включиться в дело возницы Металлы.

– Я – Гонорий, сын Кэдо... Принимая во внимание, что покойный Менезий неоднократно и перед свидетелями объявлял о завещании, по которому его рабыня Металла получала свободу после его смерти и наследовала школу гладиаторов «Желтые в зеленую полоску», и ввиду того, что покойный умер от яда, я утверждаю, что завещание, принесенное сюда законной женой Порфирией, явно противоречит воле покойного освободить гладиатрису Металлу, несомненно и то, что существует другое завещание, пока не обнаруженное, может быть уже и уничтоженное из корыстных побуждений... Поэтому от имени моей клиентки Металлы я прошу приостановить исполнение завещания, представленного Порфирией из рода Невиев, и провести всестороннее расследование и поиск подлинного завещания в целях установления истинного волеизъявления покойного...

Послышались аплодисменты. Квириллий, молотя по пюпитру кулаками, призывал к порядку. Адвокат в поношенной тоге сел. Порфирия, зажав в одной руке мокрый платок, веер в другой, испепеляла его театральным взглядом. Послышался шум. Все повернули головы к двери. Показался человек, чей оливковый цвет лица и одежда с оригинальной вышивкой говорили о его финикийском происхождении. Он протискивался сквозь толпу у входа, чтобы предстать перед глазами нотариуса.

Этот человек с густыми черными вьющимися волосами поднял руку, в которой держал нечто похожее на деревянный цилиндрический ящик. Видя, что ему удалось таким образом привлечь внимание нотариуса Квириллия, он произнес с певучим карфагенским акцентом:

– Я – Халлиль, городской банкир и доверенное лицо Лиция Менезия. Я принес завещание, оставленное мне Менезием в октябре прошлого года в присутствии моего главного клерка, свободного человека, римского гражданина Алциния, который сопровождает меня...

Раздались восклицания, в которых слышалось одобрение. Зал явно выступал на стороне гладиатрисы Металлы против законной супруги. Та побледнела, встала со своего табурета.

– Он врет, как все карфагенцы! – закричала она. – У него фальшивка!

Два адвоката Порфирии вновь усадили ее и тихо уговаривали успокоиться. А Квириллий сделал карфагенцу знак подойти к пюпитрам. Нотариус открыл лакированную деревянную коробочку, разрезав ленты и разбив печати Менезия, достал свернутый по?египетски папирус, похожий на те, которыми пользовались во многих компаниях, занимающихся морским судоходством.

Все затаили дыхание. Наступил решающий момент. Два адвоката Порфирии продолжали тихо шушукаться со своей клиенткой, а Квириллий и его писцы сосредоточенно изучали со всех сторон свиток. Решалась судьба Металлы. Если бы она по завещанию перешла к Порфирии, ее бы ждала неминуемая смерть или самое унизительное положение, которое только могла изобрести для нее патрицианка, движимая чувством мести. Завещание, принесенное финикийцем, освобождало ее от этого.

– Зачитывается завещание Лиция Менезия, датируемое календами мая десятого года царствования Веспасиана, которого забрали к себе боги! – прокричал нотариус, который, чувствуя, что события принимают сенсационный оборот, решил сам огласить завещание. – Я, нижеподписавшийся Лиций Менезий, кандидат на должность трибуна, передаю своему доверенному лицу, банкиру Халлилю, проживающему в Городе на улице Амброзиниа, 11, это завещание, в соответствии с которым в случае моей внезапной и насильственной смерти объявляю галла Суллу, бывшего офицера Генерального штаба XII легиона, владельца имения во Вьеннском округе Трансальпийской Галлии, единственным и полновластным наследником всего моего состояния; также вручаю ему судьбу гладиатрисы Металлы, которую он волен или освободить, или обеспечить ей соответствующее положение; также обязую его раскрыть причины моей смерти и предъявить суду тех виновных, кем бы они не были. Написано в Александрии, на борту моего корабля...

Дальше уже никто не слушал нотариуса. Сулла ощутил на себе хитрый взгляд Мерсенны.

– Не ты ли это? – спросил «наставник».

– Именно я, – ответил галл.

Изгнанник покачал головой:

– Как против Менезия, и даже сильнее, весь Рим ополчится против тебя...

Глава 9

Галл во дворце

Сулла и его спутник спускались по лестнице вместе с остальными присутствовавшими при вскрытии завещания, которые и не подозревали, что наследник Менезия находится среди них. Многие были вольноотпущенниками или приходились клиентами умершему патрицию. Они оживленно, с шутками, обсуждали только что разыгранный перед ними спектакль.