Когда риск - это жизнь! - Маури Карло. Страница 43

Я умываюсь в постели, как кот, и, волнуясь, словно перед экзаменом, выбираюсь на костылях в больничный сад, стараясь быть веселым, будто пришел кататься на карусели. Вот, значит, для кого здесь деревья и цветы, земля и солнце, птицы и другие люди… Они для тех, кто не желает прозябать в одиночестве.

Моя болезнь хроническая, неизлечимая, потому-то я и вынужден хотеть жить. Я хочу участвовать в плавании «Тигриса» хоть на полутора ногах и после недавно перенесенного инфаркта. Никому не расскажу о своих несчастьях, иначе меня оставят дома и стану я безработным, поскольку путешествие — мое ремесло. Я по-прежнему выгляжу внешне здоровым человеком и уверен, что буду выглядеть таким и в гробу. Люди скажут: совсем как живой…

Единственный, кто в курсе моих невзгод, это Тур Хейердал, организатор и душа экспедиции. Он мой друг и, подобно мне, знает, как морские приключения оздоровляют душу и сердце.

Вот дневник моего путешествия.

26 октября 1977 года.

Распрощавшись со всеми, кого приходится оставить, я уезжаю в Багдад. Едва уселся в кресло самолета, как пропала напряженность ожидания отъезда, этого бегства из тюрьмы собственных привычек. Я с легкой душой отдаюсь во власть надежд, которые может породить лишь непредсказуемый, неизвестный завтрашний день.

27 октября.

Под дверью моего гостиничного номера обнаруживаю записку на английском языке: «С приездом, дорогой Карло! Твои товарищи по экипажу „Тигриса“ — Тору Судзуки (комната 114), Асбьёрн Дамхюс (комната 308), Ханс-Петер Бён (комната 304). Увидимся утром».

Кто они и какие, эти новые мои товарищи, приехавшие из разных стран? Наперед знаю, что они моложе меня и здоровее…

Первый, с кем я завожу знакомство, — датчанин Асбьёрн. Здороваясь, мы разглядываем друг друга так, словно сразу же хотим до конца понять товарища по будущим приключениям. Асбьёрну 21 год. Он белый, как березка, и, когда улыбается, похож на пенящееся пиво. Интересно, какое у него впечатление обо мне… Время, которое мы проведем вместе в плавании, покажет. Асбьёрн изучает физику и математику; держит школу морских спасателей.

Затем встречаюсь с Норманом Бейкером, 50-летним американцем из Нью-Йорка, вместе с которым мне уже дважды доводилось плавать под руководством Хейердала через Атлантический океан на папирусных ладьях «Ра». Норман снова забросил свою семью и на этот раз даже должность инженера-строителя, чтобы пойти в океан в качестве штурмана и радиста.

Еще один новый знакомый — норвежец Ханс-Петер Бен, 22-летний студент-медик. Ханс-Петер предлагает мне называть его просто Эйч Пи (HP — начальные буквы английских слов, означающих «лошадиную силу»), произносит это глухим баритоном. Догадываюсь, что ему очень хочется выглядеть старым и серьезным. Эйч Пи только из армии, где научился вязать узлы, а также освоил плотницкое дело и пиротехнику.

Мне представляется Тору Судзуки, японец 43 лет, спокойный, улыбающийся, словно распустившийся цветок лотоса, но не слишком открытый, чтобы до конца показывать свое цветение. Я никогда не понимал этих восточных людей. Как знать, понимают ли они меня… Может быть, им легче понять нас, чем нам — их.

Все вместе мы едем на машине из Багдада в Эль-Курну, к югу, на плоское пространство земли под сводом огромного неба. Эль-Курна — полуостров на месте слияния Тигра и Евфрата. Поздней ночью подъезжаем к гостинице «Сады Эдема» (согласно местной традиции, Эдем, рай, находился именно здесь, на Эль-Курне) и встречаем Тура Хейердала, сильно похудевшего со времени нашей последней встречи. Он признается, что никогда еще ему не приходилось так много работать при температуре 50 градусов, как теперь, собирая берди и руководя строительством ладьи. Обычно проживающий в Италии, норвежец Хейердал начиная с августа находится в Ираке, где занимается подготовкой экспедиции.

Вновь встречаюсь с давним другом по путешествиям «Ра» Юрием Александровичем Сенкевичем, которому теперь 41 год. Он идет на «Тигрисе» судовым врачом как представитель Советского Союза.

Тур знакомит меня с Детлефом Зоицеком, 27-летним немцем. Детлеф — студент института физкультуры, бывший капитан торгового флота, в настоящее время мучается животом из-за отсутствия гигиены в отеле «Сады Эдема».

Герман Карраско, 55 лет, мексиканец, пловец-подводник, мой товарищ по путешествию в Арктику, миллионер.

Норрис Брук, 39 лет, кинооператор из США.

Самый молодой участник экспедиции — представитель Ирака Рашад Назир Салим, 20-летний студент, изучающий историю искусств. У нас выполняет функции переводчика с арабского на английский и должен много говорить.

Всего нас одиннадцать человек девяти национальностей. Мы пользуемся для общения одним языком — английским, но, решая одни и те же проблемы, все мыслим по-разному.

В ночь полнолуния Тур ведет нас посмотреть строящийся «Тигрис». Впечатление фантастическое. Ладья уже приобрела свою архаическую форму. Ее длина — 18 метров, ширина — 6. На постройку пошло 25 тонн тростника берди, а также километры веревок из растительного волокна (простая пенька, манильская и кокосовая) для связки частей. Тур рассказывает, что четверо индейцев аймара с озера Титикака и сорок болотных арабов хотя и говорят на разных языках, но прекрасно понимают друг друга, работая с тростником, которым те и другие пользуются как материалом для строительства лодок и хижин: боливийских — для аймара и месопотамских — для болотных арабов.

«Сады Эдема» не совсем то, что называется раем земным. Спим на матрасах, разложенных прямо на полу, а воды, впрочем как и света, нет. Мне выпала привилегия спать в двухместном номере вместе с Туром.

На следующее утро приступаем к работе: тянем веревки, пилим доски, режем и сшиваем парусину. И все это под ярким солнцем. Группа представителей Би-би-си — пять человек — снимает на пленку каждое наше действие, и фильм стоит дороже экспедиции.

В строительстве «Тигриса» принимает участие масса людей, счастливых оттого, что могут пожить вот так, вместе, и к тому же заработать.

30 октября.

Начинаем ломать глиняную стенку затона, чтобы проложить стапельные салазки для спуска ладьи на воду. Тур все уже давно продумал, тем не менее обсуждает с экипажем каждую мелочь, и каждый норовит сказать что-то свое, хотя чаще всего лишь для того, чтобы шеф его заметил. Тур не распоряжается, он от начала до конца следует собственной идее, к которой мы примкнули добровольно и с энтузиазмом, почему и следим за собой, соблюдаем дисциплину, отдаем нашему руководителю все силы и умения.

Ежедневно подъем в 5 утра. Встаю разбитый от вчерашних трудов, мучает боль в опухшей ноге, но едва вижу остальных, мгновенно пробуждаюсь окончательно, всем своим видом показывая, что готов работать. Часов в шесть, с появлением солнца, принимаются щебетать птицы, выходят из своих глинобитных домов люди, слышны нежные голоса женщин и детей; одни мужчины хранят молчание. Затем солнце поднимается высоко над землей и становится не только светом, но и жаром, который оглушает, как «там-там», но мы работаем и работаем, будто в скандинавском тумане, без передышки. В конце концов наступает вечер, принося облегчение, и все дневные заботы и тревоги тают в его прохладе.

Мы работаем, как стахановцы, но Юрий иронически замечает, что здесь у нас капиталистический способ производства. Болотные арабы не выдерживают нашего ритма и то и дело уходят посидеть в тени пальмы.

Разговор идет исключительно по-английски, а я не в ладах с ним. От рождения владеть английским — то же, что иметь в кармане диплом. Такой человек без труда понимает разнообразные идиоматические выражения, по большей части присущие разговорному языку. По-моему, английский язык собирается окончательно колонизировать весь мир.

Затягивая веревки, я надорвал себе шею, двинуться не могу от боли, но молчу. Тору грохнулся с высоты «Тигриса» на землю, но умело скрывает свою боль. Норман вылетел на машине в кювет с шоссе, явился в гостиницу раненый, но продолжает трудиться. Тура осаждают понаехавшие со всего света фотографы и кинооператоры, однако он исправно выполняет свои обязанности — руководит постройкой корабля.