И на земле и над землей - Паль Роберт Васильевич. Страница 42
Подняв пакет и заглянув в него, он еще раз тепло подумал о жене: надо же, не забыла, сто лет не обращала на этот день внимания — и вдруг…
Додумать свои мысли о жене он не успел, потому что увидел на дне пакета тускло поблескивающие осколки стекла. Извлек один — от бутылки. Понюхал — пахнет. Чем пахнут в России такие емкости, объяснять не надо. От удивления, а еще больше от жалости Свистунов только присвистнул:
— Вот те и раз! Проздравился называется. С юбилеем тебя, дорогой Никита Аверьянович! Многая, многая тебе лета!..
Как ни жалел, как ни горевал, а не удержался — рассмеялся. Проходивший мимо гражданин не преминул остановиться и полюбопытствовать, отчего в такое раннее весеннее утро да в таком тихом переулке такой, знаете ли, подозрительный смех. На каком, дескать, основании и по какому, мол, праву.
Оглядев строгого моралиста в ватнике на одной пуговице и в сапогах с подвязанными подошвами, Свистунов рассмеялся еще громче:
— Ну вот, гости к столу, а она, родимая, тю-тю! А без нее какой тебе юбилей, какие тосты? Ну жена, ну Татьяна!.. А я сам? Ну не растяпа разве?
Бутылка разбилась не вся, и что-то на донышке в ней еще осталось. Мужик обрадовано извлек ее из пакета и сердито глянул на Свистунова.
— Чего гогочешь, дурак? Тут плакать надо, а он знай себе заливается. Веселый человек…
Выпив остаток, он побрел дальше своей дорогой, а Свистунов побежал на остановку. По пути догадался вместо разбитой купить в магазине другую. В трамвае он успокоился окончательно, устроился на самом последнем сиденье, и тут его посетила такая прекрасная мысль, что он едва не прослезился от радости.
А мысль была такая: пятьдесят пять лет для него не просто день рождения и какой-никакой юбилей. С сегодняшнего дня он — пенсионер! Годы, отданные вредному производству в «большой химии», дают ему такую возможность. Спроси любого кадровика — подтвердит. Да и сам он это всегда знал, но в суматохе запамятовал. А время, оно, брат, не стоит на месте, счетчик работает, стучит. Вот, выходит, и достучал: выходи, уважаемый Никита Аверьянович, твоя остановка. Как говорится, последняя и окончательная.
И тут ему стало вспоминаться, как провожали на пенсию его старших товарищей, когда он еще работал на «Химпроме». Какие речи говорили — от коллектива бригады, а то и цеха, от профсоюза, от администрации, какие дарили подарки, как вручали пенсионное удостоверение, а потом допоздна сидели в заводской столовой, чествовали, как космонавта или героя. И это было прекрасно, потому что заслуженно. И потому что главное в любом деле — человек.
После «Химпрома» он перешел на известную в городе «Хлопчатку» — хлопчатобумажный комбинат — слесарем по обслуживанию прядильных линий. Комбинат был новый, все оборудование — тоже новенькое, импортное, цеха просторные, светлые, с цветами на подоконниках, воздух после «большой химии» как в раю, — работай, радуйся жизни. И он работал. И радовался.
В отличие от «Химпрома» на «Хлопчатке» работали в основном женщины. Кто-то утверждает, что управлять такими коллективами ох как непросто. Может, так оно и есть, но Свистунову это понравилось.
С женщинами он ладил, и получалось это у него как-то просто, само собой. Конечно, подход к ним нужен иной, чем к мужикам, ибо женщина — натура тонкая, эмоциональная, не всегда понятная и предсказуемая. Но зато и какая благодарная, отзывчивая даже на самую малость участия и добра!
Вот, к примеру, ты собираешься на работу. Дома столько забот-хлопот, проблем с ценами, тарифами ЖКХ, кредитами, своенравными и эгоистичными домочадцами — голова пухнет. Вместо того, чтобы настраиваться на творческий созидательный труд, все тасуешь и тасуешь эти цены, тарифы, кредиты… пропади они пропадом, и тащишь их на своем горбу в свой цех, бригаду, участок, к таким же озабоченным, обозленным жизненной нескладухой товарищам. Но среди мужчин это в порядке вещей. Потому что все мы одинаковые, и иного нам не дано.
Другое дело — женщины. Собираясь к ним, все свои семейные и прочие проблемы оставь дома. Не забудь, потому что такое все равно не забудешь, а отложи, отодвинь до вечера и приди к ним бодрый, веселый, почти влюбленный. Не скупись на хорошие, красивые слова, кого-то приобними, кого-то поцелуй в щечку, кого-то назови душенькой, красавицей, солнышком. У них ведь тоже семьи, домашние неурядицы, и таких слов, кроме тебя, им никто не скажет.
Иные из них будут отмахиваться, отпихивать тебя дальше по кругу, а острые на язычок хохотушки высмеивать эти твои ухаживания, но ты знаешь: это лишь игра. На самом деле им приятно такое внимание, твое настроение передается и им, и они с шутками и незлыми подначками расходятся по своим рабочим местам. Ты для них свой парень, на которого можно положиться, который поймет, утешит, выручит. Все это, должно быть, и вкладывают они в его второе имя — Веселый человек.
Так думал Никита Аверьянович Свистунов, добираясь в гремящем трамвае к себе на работу. Жаль, нет уже той веселой и работящей «Хлопчатки», которая так пришлась ему по душе. Остались одни мрачные стены и огромные пустые пространства, где не услышишь больше ни напряженного шелеста прядильных машин, ни человеческого голоса.
Почти все оборудование фабрики уже было демонтировано, упаковано в крепкие ящики и куда-то вывезено. Злые языки утверждали, что весь комбинат продали на металлолом, но то, как тщательно разбирался и упаковывался каждый агрегат, свидетельствовало о другом. Когда Свистунов недвусмысленно намекнул на это начальству, ему в ответ намекнули на немедленное увольнение. Как горько ни было праведнику, пришлось скрыться за дурашливой шуткой:
— А я что? Я ничего. Ведь хлопок у нас все равно не растет…
Невеселые мысли отодвинули другие, более приятные. Вот сейчас загрузят последние ящики, начнется обеденный перерыв и тогда придут его поздравлять. Интересно, что ему по этому случаю подарят? На «Химпроме» дарили щедро: если увлекаешься рыбалкой — вот тебе все рыбацкие прибамбасы, если садовод-огородник — порадуйся тепличке, если турист — получи точные дорогие часы, чтобы не опоздать на самолет. Или спальный мешок. Или еще что стоящее. Ну а если ты ни то ни се — тогда тебе полагается целый набор: зонт + резиновые калоши + домашние мягкие тапочки + боты «вторая молодость» + лотерейный билет. И все — с шутками, с розыгрышами, чтобы всем было весело, а главное — чтобы драгоценный юбиляр не опечалился вдруг тем, что вышел на финишную прямую своей в общем не такой уж и большой жизни.
Здесь, на «Хлопчатке», отмечали в основном женщин. Подарки были, может быть, поскромнее, но зато какие говорились слова! Тут уж без него, веселого человека, не обходилось. Уж так возвеличит скромную труженицу, уж такие найдет для нее слова, что вся сомлеет, сердечная, раскраснеется как твой алый мак, расплачется. И он, сам растроганный, поплачет вместе с ней.
Однако на его празднике никого из них не будет. Считай, самого дорогого подарка лишили.
Обеденный перерыв прошел в бесполезном ожидании: никто не пришел его поздравить, вручить полагающиеся подарки, поблагодарить за многолетний доблестный труд, пожелать чего-нибудь хорошего. При таких обстоятельствах и «стола» накрывать не пришлось — кто же пьет на рабочем месте в рабочее время? Не те сейчас времена, не те порядки. Да и в одной из южных молодых развивающихся стран, где растет этот самый хлопок, поди, ждут не дождутся российского «металлолома»…
Едва вынесли последний ящик, в опустевшее помещение цеха вошли десятка два весьма представительных мужчин, кучковавшихся вокруг еще более представительных двух-трех решительных особ.
— Новые хозявы, — проронил кто-то рядом со Свистуновым.
— А чего им тут? Не банк, поди, — усмехнулся тот.
— Будет банк, если захотят. А скорей всего еще один гиперсупермаркет — магазин.
— Это здесь, что ли? Да тут только кино снимать. Про войну. Или футбол гонять!
— Ничего, сделают. Деньги все могут. Если очень большие, однако…
Новые хозяева, осмотревшись у входа, отправились дальше, а освободившуюся бригаду монтажников-демонтажников собрали у ближайшего окна, где посветлее. Ну, екнуло у Никиты Аверьяновича ретивое, и до него дело дошло. Будут поздравлять, желать, провожать. Обстановочка, конечно, не соответствующая, но, будем считать, прямо на рабочем месте. Не зря же говорят, что не место красит человека, а человек — место. В таком ответственном деле главное — сердечность, внимание. А что касается подарка, то от хорошего фотоаппарата он не отказался бы. С детства мечтал, а уж теперь, когда будет такая прорва свободного времени…