Сироты Цаво - Шелдрик Дафни. Страница 17

Верблюдов держали неподалеку от лагеря в загородке из колючего кустарника. Хиглети обнаружил их очень скоро и был так заинтригован, что просто не мог от них оторваться. Каждое утро он мчался к загородке, чтобы еще раз посмотреть на верблюдов, а затем большую часть дня проводил за колючей изгородью, с неослабным вниманием наблюдая за обитателями загона.

Однажды утром Дэвид сказал, что хочет мне кое-что показать. Мы подошли к большой акации, росшей у буровой установки. В ее дупле свила себе гнездо птица-носорог. В тот момент она находилась «дома».

Интересно, что как только самка птицы-носорога отложит в дупле определенное количество яиц, самец заделывает вход и, таким образом, замуровывает в нем свою супругу, оставляя лишь узкую щель, через которую ее кормит. В своем заключении самка теряет оперенье и становится совсем голой. Теперь жизнь ее целиком и полностью зависит от заботы супруга.

Шум нашей буровой привел самца в полную растерянность. Он так перепугался, что перестал носить корм самке. Мы видели, как в отчаянии он метался неподалеку, стараясь изо всех сил набраться мужества, чтобы приблизиться к гнезду.

В первые дни нам пришлось взять на себя его обязанности кормильца: через отверстие в гнезде мы подкладывали сочных кузнечиков, которых самка поглощала с превеликой жадностью. Спустя несколько дней самец, видимо, понял, что ему ничто не угрожает, и, несмотря на оглушительный грохот установки, снова вернулся к своим обязанностям.

Наш лагерь простоял в Ндиандазе около трех педель. За это время птицы, среди которых было множество блестящих скворцов, совсем освоились. Возле столовой мы поставили небольшой тазик для купания и каждый день подкармливали птиц хлебными крошками. Скворцы бесстрашно прыгали возле палатки и пронзительно покрикивали на Хиглети. Часами любовалась я их удивительно нарядным опереньем, переливавшимся под лучами солнца всеми цветами радуги. С большим интересом наблюдали мы также за небольшими группами газелей Гранта. Они так привыкли к нам, что паслись рядом и без всякой боязни щипали траву возле акаций.

Наконец, на глубине ста семидесяти футов мы обнаружили воду. Весь лагерь ликовал. Когда первый черпак с водой поднялся из глубины на поверхность, мы попробовали ее и стали с нетерпением ждать результатов. К сожалению, запасы воды оказались не слишком велики. Все же, хотя воды нашли и меньше, чем ожидали, это было лучше, чем ничего.

Вечером мы услышали странный звук, явно произведенный каким-то животным; было похоже, что где-то далеко произошел взрыв. Никому из нас слышать ничего подобного раньше не приходилось. К Дэвиду подбежал взволнованный смотритель из племени самбуру и объяснил, что мы слышали крик дрофы, а это верный признак ливневых дождей, которые начнутся дня через два-три. Он сообщил нам также, что его соплеменники, заслышав подобного рода крик среди сухого сезона, сгоняют свои стада туда, где кричала птица. Дрофы никогда не ошибаются, и племя знает, что через два-три дня скотина будет пастись на свежей траве. Дэвид никак не мог представить себе, что птица может издавать столь странные звуки. Оказалось, однако, что обходчик прав. Тем не менее небо оставалось таким же ясным, как и за несколько месяцев до услышанного нами крика. Для сезона дождей было еще рано, и мы не могли доверить, что скоро начнется ливень. Прошло еще два дня. Неизвестно откуда надвинулись черные тучи, стало душно, все стихло. Через несколько часов оглушительные удары грома возвестили о начале ливня. Упали первые тяжелые капли, поднимая крошечные фонтанчики пыли, а через несколько минут разразилась настоящая буря. Мы очутились в центре тропической грозы. Из-под полога палатки было видно, с какой жадностью впитывала воду иссохшая земля. Но вскоре она настолько пропиталась влагой, что во все стороны побежали ручейки. Свежий запах влажной земли радовал, он вселял в нас бодрость и хорошее настроение.

Дождь шел почти всю ночь, а на утро мы проснулись от веселого щебета множества птиц. Вся земля оказалась покрытой сброшенными крыльями летающих термитов. Неожиданное появление миллионов этих насекомых горячо приветствовалось не только птицами, но и многими другими животными. В то утро перед лагерем царило невиданное оживление. Птицы сновали взад и вперед по площадке, торопясь заглотнуть побольше насекомых, пока те еще не успели зарыться в землю, а некоторые хватали их прямо на лету. Хиглети не мог не принять участия в этом пиршестве. Он избрал стратегически выгодную позицию у выхода из ближайшего термитника, где он мог ловить насекомых, как только они выползали на свет.

Дэвид решил, что нам не стоит подвергать себя риску оказаться отрезанными от дома, если Тива выйдет из берегов, и мы, с опозданием вняв предупреждению дрофы, свернули лагерь. Скважину мы назвали «Элгубу» — по названию птицы, имя которой придумали местные жители из племени самбуру.

К этому времени Хиглети стал совсем взрослым и весьма независимым. Его походы становились все более длительными, все чаще я ловила мангусту у главных ворот. Сначала я сомневалась в способности зверька самостоятельно вернуться домой и сажала его с собой на машину. Но вскоре поняла, что недооценивала инстинкт мангусты — Хиглети прекрасно знал дорогу.

Время от времени мы мыли Хиглети и одновременно чистили его коробку. Этого он очень не любил, всеми силами старался помешать нам, то прыгая в коробку, то выскакивая обратно. Когда его подстилку расстилали на лужайке для просушки, он подбегал и начинал кататься на ней, словно стараясь вернуть ей прежний запах.

Как-то раз мы отправились на несколько дней к берегам Ати. Хиглети не было с нами — во время сборов он как раз отправился в один из своих походов, и мы не смогли его найти. Оставив одному из слуг подробные указания по уходу за мангустой, мы понадеялись, что зверек не будет очень скучать те несколько дней, которые должно было длиться наше отсутствие.

На следующее утро к нам присоединился Саймон Тревор, помощник директора Западного Цаво. Выйдя из машины, он преподнес мне красивую коробку, из которой донесся знакомый звук. Оказалось, что он привез подругу для Хиглети. Мы были страшно обрадованы и сразу же открыли коробку. Оттуда выпрыгнула очаровательная маленькая мангуста, настроенная очень дружелюбно. Мы назвали ее Пикл, и я решила, что отпрыска нашей пары, если, конечно, таковой появится, мы назовем Тикл.

Пикл быстро освоилась в лагере, она лазала по всем палаткам, заглядывала во все ящики и копала во всех хотя бы мало-мальски что-то обещавших щелях. Мангуста оказалась очень ласковым и привязчивым созданием и скоро стала моей любимицей. Она наслаждалась, когда ее ласкали, и мурлыкала, как котенок, закрывая глаза от удовольствия.

Когда пришло время возвращения в Вои, мы посадили Пикл в ее коробку и тронулись в дорогу. В неописуемом восторге от нашего приезда Хиглети забрался в машину прежде, чем мы успели оттуда выйти. Очень скоро его внимание переключилось на стоявшую подле меня коробку. Он начал яростно царапать ее, хвост зверька раздулся, словно ежик для мытья бутылок, а голос стал резким и пронзительным. С трудом мы выпроводили его из машины и отнесли коробку в гостиную. Однако и там Хиглети пытался забраться ко мне на колени, чтобы поближе разглядеть коробку.

Я начала серьезно сомневаться в его добрых намерениях и подумывать о том, как бы он не устроил Пикл хорошую взбучку. Тем не менее познакомить их было надо, и Дэвид медленно приоткрыл коробку. Пикл пулей выскочила оттуда и, обеспечивая свою безопасность, забилась под низкое кресло. Хиглети с блеском в глазах, не предвещавшим ничего хорошего, бросился за ней. К счастью, он не смог пролезть под кресло и начал бегать вокруг под аккомпанемент раздававшихся оттуда сердитых криков.

Я не могла больше вынести этой сцены и ушла, предоставив Дэвиду наблюдать за тем, как мангусты будут знакомиться. Прошло не меньше часа, прежде чем я решилась вернуться. Боясь увидеть растерзанное тельце Пикл, я осторожно приоткрыла дверь и огляделась.