Сироты Цаво - Шелдрик Дафни. Страница 19

Любопытство наших мангуст росло с каждым днем. Хиглети никогда не надоедало наблюдать за Амбер.

Каждое утро он первым делом мчался к клетке, чтобы еще раз взглянуть на нее. Амбер бросалась к решетке, возмущенная дерзостью крошечного существа. Хиглети уже знал, какой прием его ожидает. Поэтому он начинал копаться в воображаемой норке, делая вид, что не подозревает о присутствии львицы. На самом же деле одним глазом Хиглети всегда следил за ней. Все это в конце концов надоедало Амбер, и она ложилась прямо у решетки. Хиглети тем временем подбирался к львице все ближе и ближе, притворяясь, что занят совсем другим делом, до тех пор, пока, наконец, не оказывался на безопасном расстоянии от львицы, но совсем близко от решетки. Эта его настойчивость так забавляла меня, что я довольно часто наблюдала за животными. Однажды Хиглети, уверенный в собственной непогрешимости, расхрабрился и подошел совсем близко. По ту сторону лежала Амбер и, казалось, крепко спала. И надо же случиться такому, что именно в этот момент Хиглети действительно наткнулся на какое-то насекомое и так увлекся, вытаскивая его из ямки, что совсем позабыл про львицу. Амбер быстрее молнии вскочила и с ужасающим рыком кинулась на решетку. Застигнутый врасплох несчастный Хиглети, видимо, решил, что ему пришел конец. Ноги его сработали мгновенно, подбросив в воздух фута на два.

Природа наделила хищников поразительной способностью восстанавливать свои силы: за каких-то шесть недель Амбер совершенно преобразилась.

Теперь, когда львица совсем поправилась, надо было решать ее судьбу. В Цаво природа не так благосклонна к хищникам, как в других парках, где много травоядных животных. Нам казалось, что здесь Амбер не выжить. Было решено выпустить ее в Национальном парке Найроби.

Стив Эллис пообещал нам поселить Амбер там, где есть такие же, как она, почти взрослые львы. Клетку с нашей львицей погрузили в машину, отправляющуюся в Найроби, и мы пожелали Амбер счастья.

Позже мы узнали, что, когда Стив выпустил ее неподалеку от семейства львов, расположившегося на отдых после удачной охоты, Амбер решительно завладела всей добычей. Однажды львица случайно пересекла границу Национального парка, и это послужило причиной ее трагической гибели. Она убила несколько домашних уток, за что Амбер застрелили в двадцати милях от Лимуру.

Теперь у Хиглети снова было много свободного времени, и он возобновил свои походы в заросли. Его часто сопровождала Пикл, ставшая почти взрослой мангустой. Когда они уходили, я очень беспокоилась, особенно за Пикл, которая все еще не имела такого опыта, как Хиглети.

Однажды ранним утром обе мангусты ушли. К вечеру, когда они не вернулись, меня охватило необъяснимое предчувствие беды. На машине я отправилась на поиски. У главных ворот мне сказали, что совсем недавно мангуст видели здесь, и всего каких-то полчаса назад они свернули на боковую дорогу. Я проехала по ней около мили. Вдруг какое-то движение привлекло мое внимание к обочине дороги: на земле крупный орел клевал маленького зверька. Я остановила машину. Стоило мне приблизиться, как орел взмыл в воздух, не выпуская, однако, из когтей своей добычи — я узнала маленькую Пикл. Спотыкаясь, я продиралась сквозь заросли за птицей, кричала, хлопала в ладоши, надеясь, что орел испугается и бросит зверька, но он улетал все дальше и дальше. Вскоре орел совсем исчез из виду. Опустившись на землю, я заплакала. И тут почувотвовала, что кто-то трется о мою спину. Это оказался Хиглети. Вид у него был явно виноватый.

Трагическая гибель Пикл долго не давала мне покоя. Несколько утешало то, что смерть наступила, по-видимому, мгновенно. Хиглети, вероятно, был сильно напуган и какое-то время тоже находился в подавленном состоянии. Он сидел дома, а если куда и выходил, то все время поглядывал на небо. Но страсть к путешествиям постепенно вновь овладела им, и Хиглети стал исчезать из дома, пропадая иногда по нескольку дней. Однажды он пропал совсем, и мне пришлось примириться с мыслью, что Хиглети ушел навсегда.

Наш дом казался пустым без знакомого топота лапок и привычных звуков «пи-ип». Долго горевали мы о мангустах. Это были удивительно забавные маленькие создания.

Руфус

Дэннис Кэрни с женой поселились в доме, в котором мы жили с Биллом, когда я в первый раз приехала в Восточный Цаво. Как-то утром потрясенные слуги Дэнниса обнаружили у самого его дома новорожденного детеныша носорога. Они сразу же вызвали Дэнниса. Все очень боялись, что придет мамаша и потребует свое дитя обратно. Правда, никаких признаков ее пребывания в окрестностях не обнаружили. Поисковая партия позже нашла место, где она произвела на свет детеныша, — оно находилось как раз за домом Кэрни. По всей видимости, на рассвете, когда появились люди, спешащие по своим делам, самка-носорог перепугалась, увидев, что оказалась близ жилища человека, и поспешила скрыться, бросив новорожденного.

Сироту назвали Руфусом, и целый год за ним ухаживали Дэннис и его жена. Но к концу года построенный для него навес за домом оказался носорогу слишком низок. В 1961 году Руфуса перевели к трем молодым буйволам, брошенным своими родителями. Это были Бастер, Сузанна и Мириам, также выкормленные Дэннисом.

Прибавление семейства заставило сделать некоторую перестановку: Самсона и Арубу пришлось перевести в новый загон с оградой из шести- и десятидюймовых забетонированных труб. С внешней стороны загона была установлена железная решетка, защищавшая его обитателей от львов.

Обычно слоны относятся ко всему незнакомому с недоверием. Первое время они смотрели на Руфуса и буйволов с большим подозрением, но постепенно полное безразличие Руфуса успокоило их, и уже через неделю наше маленькое стадо, состоящее из столь непохожих друг на друга животных, изумляло и восхищало посетителей парка.

Руфус был совершенно неотразим, хотя и корыстолюбив. Он оказался ужасным сладкоежкой и больше всего на свете обожал шоколад. Руфус мог подолгу стоять с закрытыми глазами, издавая чмокающие звуки, наслаждаясь шоколадом еще много времени после того, как исчезли его последние крупицы. Он радовался оказываемому ему вниманию и обществу людей, поскольку от них всегда можно было ожидать какого-нибудь лакомства.

Людей Руфус предпочитал другим нашим воспитанникам. Он любил проводить долгие часы в мастерской у Дэнниса, медленно пережевывая приготовленную для него охапку люцерны. Иногда его охватывало желание проникнуть в дом. Тогда он поднимался по ступеням на веранду и просовывал голову в дверь гостиной, объявляя о своем появлении. Такие визиты обычно были выгодны Руфусу, ибо выманить его с веранды помогали лишь сладости или фрукты.

Из всех известных мне животных Руфус был самым послушным и спокойным, и дети могли без опаски кататься на нем и делать с ним все что угодно.

Хотя мы все очень любили общество Руфуса, Дэвид настаивал, чтобы он ради собственного блага возможно больше времени проводил в компании других животных. Руфус должен жить на подножном корму. Тогда, если настанет время и он пожелает присоединиться к своим диким собратьям, то сможет существовать в естественных условиях. Поэтому мы, как могли, заставляли Руфуса самого искать себе пищу. Какое-то время мы давали ему на ночь люцерну, но затем постепенно стали заменять ее ветками нравившегося ему кустарника — до тех пор, пока Руфус не перешел целиком на подножный корм.

Руфус, как и свойственно всем носорогам, имел постоянные места для отправления своих естественных нужд. Было очень забавно наблюдать за ним, когда он торопливой рысцой направлялся в ближайший личный туалет. Окончив свои дела, носорог всегда старательно разбрасывал помет задними ногами. Я часто задавалась вопросом, зачем он это делает: ведь в основе инстинктивной деятельности любого животного всегда лежит какая-то целесообразность.