Крайняя мера - Стивен Мартин. Страница 28
— Для каждого слуги естественно просить милости у монарха, но хороший слуга знает, что господин, одаривающий милостью подданного без его просьбы, делает это с гораздо большей радостью и по зову собственного сердца.
«Получи, тупая шотландская задница, и делай какие угодно выводы!»
Король Яков I Английский, ставший первым в истории человеком, который получил подлинную власть над народами Шотландии и Англии, устремил на Грэшема испытующий взгляд. Генри вдруг понял, что этот человек вовсе не пьян, а лишь слегка расслабился под действием алкоголя и он далеко не глуп.
— Вскоре я отправляюсь в Оксфорд, но не желаю своим пренебрежением нанести обиду славному Кембриджскому университету. Есть ли в Грэнвилл-колледже покои, достойные короля?
— В целом мире не найдется покоев, достойных его величества, — с низким поклоном ответил Генри и с удивлением заметил насмешливые искорки в глазах его величества, который, видимо, по достоинству оценил изящную иронию своего подданного. Грэшем обругал про себя короля «мерзкой жабой» и сделал вывод, что в Уайтхолле не следует выделяться из толпы придворных подхалимов. — Однако, сир, если таких покоев еще нет на свете, они будут непременно построены к тому моменту, когда ваше величество почтит нас своим присутствием.
— Пусть так и будет, — откликнулся король, вежливо давая понять, что аудиенция подходит к концу. — Я навещу вас, сэр Генри, ведь мои охотничьи угодья в Ройстоне находятся рядом с Кембриджем, не так ли? Желаю вам вместе с прекрасной племянницей, — король сделал многозначительную паузу перед словом «племянница», — скорого и приятного возвращения в ваш великолепный дом на Стрэнде.
Выйдя из большого зала, Грэшем испустил вздох облегчения.
— Что все это значит? — спросила ошеломленная Джейн.
— Полагаю, он собирается сделать тебя своей любовницей и хотел посмотреть, достаточно ли ты хороша для этой роли, — ответил Генри и тут же получил сильный тычок под ребра. — Однако, глядя на тебя, я прихожу к выводу, что он хочет получить дом, так как он значительно красивее и, вне всякого сомнения, представляет гораздо большую ценность.
— Мне не понравилось, как он сказал «ваш великолепный дом на Стрэнде», — заметила Джейн. — Готова поклясться, король хочет подарить его одному из своих вонючих шотландских лордов.
Вскоре они поднялись на баржу, которая отплыла от пристани по направлению к дому Грэшема. Генри с удовлетворением отметил, что члены его экипажа абсолютно трезвы. Путешествие по реке опасно и при свете дня, а в кромешной тьме и густом тумане оно может закончиться весьма плачевно. На бортах баржи установили факелы, в мерцающем свете которых вокруг всех лиц создавалась видимость сияющего ореола.
Закутанная в теплый плащ Джейн свернулась калачиком, положив голову на плечо Грэшема. Генри с нежностью посмотрел на возлюбленную и стал тихо напевать одну из песен Тома Кэмпиона:
Джейн взглянула на Грэшема:
— Не имею ни малейшего желания вас покинуть, милорд, Разумеется, если у вас вдруг не поменялись планы на остаток сегодняшней ночи.
Генри тихо рассмеялся, но внезапно осекся и настороженно прислушался.
Энергичные удары весел по воде раздались совсем близко. Чуткое ухо даже могло уловить тяжелое дыхание шести или восьми гребцов, работавших на удивление ритмично и слаженно. На чужом судне не было огней, и оно стремительно приближалось к барже Грэшема.
Грэшем встал и обменялся взглядом с Манионом, который понимающе кивнул в ответ.
— Тушите факелы и беритесь за оружие! — скомандовал он свистящим шепотом четырем своим гребцам, а затем повернулся к Джейн: — Нагнись и иди на середину баржи! Пригнись как можно ниже и укройся плащом.
Другая женщина стала бы кричать и задавать глупые вопросы, но Джейн только кивнула и молча выполнила приказ Генри.
Баржа тихо покачивалась на волнах. Команда Грэшема была прекрасно обучена. Судно богатого человека становится в ночное время легкой добычей для пиратов, и Генри часто попадал в ситуации, когда все решают не хорошие манеры, а острые клинки и отважное сердце. Факелы на носу, корме и бортах погасили, а гребцы вынули из воды весла, бросились к сундуку, где хранились арбалеты, и стали их раздавать. Арбалет является идеальным оружием для короткой схватки, которая предстояла Грэшему и его людям. Из предварительно взведенного арбалета делается один выстрел, при этом нет нужды отводить руку назад. Стоит спустить курок, и смертоносное острие летит в намеченную цель. Затем арбалет заменяют коротким боевым топором, а это оружие также имелось у Грэшема в сундуках. На палубе баржи сражаться длинной шпагой неудобно, также как и кинжалом, который слишком короток, а вот с помощью тяжелого топора с двойным лезвием можно проложить путь сквозь толпу врагов, особенно если в другой руке держишь длинный нож, чтобы отбиваться от противника, нападающего сбоку.
Люди Грэшема бесшумно вставили весла в уключины. Их присутствие на судне выдавали лишь шорох одежды и едва слышное шарканье ног по палубе. Вынутые из сундука арбалеты были отлично смазаны и не скрипели при взведении. Баржа плыла по течению в полной темноте. В густом тумане не было видно ни единого огонька, так как оба берега находились очень далеко. Если дрейфовать слишком долго, баржу вынесет к Лондонскому мосту, и она разобьется о его арки.
Как только погасли факелы, преследователи остановились и этим выдали себя. Окажись на их месте богатый дворянин, спешащий домой, он мирно продолжил бы путь. Но неизвестное судно с опытными гребцами вынырнуло сзади и шло на свет факелов. Напрашивался только один вывод: оно охотится за баржей Грэшема.
Генри знаком приказал Маниону повернуть румпель и направить судно к берегу, где находится Саутуорк, то есть в противоположную сторону от дома. Преследователям придется искать жертву в темноте, и Грэшем надеялся, что они направятся к левому берегу, решив, что и баржа идет именно туда, а не к темному и безлюдному правому берегу.
Однако его надежда не оправдалась. Нос вражеского судна внезапно вынырнул из тумана и врезался в корпус баржи. Грэшем так и не понял, как преследователям удалось их обнаружить в темноте. В воздухе мелькнул абордажный крюк и зацепился за борт, а восемь вооруженных мужчин попытались запрыгнуть на баржу.
От сильного удара палуба накренилась, и Генри пошатнулся. Подняв арбалет, он сделал выстрел, отбросил оружие в сторону, а затем с ликующим воплем устремился на врага.
В первые минуты нападающие оказались в невыгодном положении. Люди Генри уже успели привыкнуть к темноте, а их преследователи совершили ошибку, врезавшись в баржу носом, вместо того чтобы сблизиться борт к борту. На носу вражеского судна помещались только два человека, которым сильная качка мешала перепрыгнуть на баржу. На мгновение их силуэты стали отчетливо видны, и самый молодой из команды Грэшема выстрелил вверх и промахнулся, но остальные три болта попали в цель, и один из нападающих рухнул спиной в свою лодку, а другой — в реку.
Противники остались вшестером.
Грэшем и Манион выжидали удачный момент для выстрела. Разбойник, упавший в лодку, вызвал замешательство в рядах остальных нападающих, которые двигались следом за ним. Грэшем выстрелил влево, а Манион вправо. Это был их традиционный маневр. Одному нападающему болт попал в шею, и смерть наступила мгновенно. Второй разбойник в последний момент успел отклониться, и болт прострелил ему правую руку, но, несмотря на серьезную рану, сбрасывать его со счетов было нельзя.
Теперь нападающих осталось четверо, и один из них был ранен.
Один из атакующих, виртуозно владеющий дубинкой, шпагой и кинжалом, нанес смертельный удар самому младшему члену команды, но внезапный выстрел из арбалета тут же сравнял счет. Ударом топора Гарри, выполнявший на барже функции капитана, сбросил еще одного противника в реку, а второму разрубил голову. Из страшной раны хлынула кровь, казавшаяся черной на смертельно бледном лице умирающего.