Время крови - Ветер Андрей. Страница 61

Возвращаясь к дому, девушка несла ведро с молоком сама, не разрешив Верещагину помочь ей. Вдруг она остановилась.

– Что такое? – спросил Василий.

– Не знаю. Беда.

Её лицо сразу обострилось и стало похоже на мордочку какого-то незнакомого зверька.

В следующую секунду со стороны дома послышалось два выстрела, затем ещё два, ещё и ещё. Кто-то палил из охотничьего ружья, успевая ловко перезаряжать его.

Арина выпустила ведро. Молоко жирно расплескалось по траве, тяжёлые белые капли повисли на зелёных стеблях. Верещагин не успел ничего сообразить, а девушка уже мчалась по тропинке. Василию ничего не оставалось, как припустить за ней.

Подбегая к избе, они увидели в дверях рослого мужика. Верещагин почему-то сразу узнал его. Это был тот, кто вчера погрозил кулаком беспричинно и рыкнул: «Уж я вам всем, сволочи! Вот топор навострю!»

Топора он с собой не прихватил, зато держал в руке ружьё. Через плечо был перекинут хорошо набитый патронташ. В ногах у него лежал старый Хант, серая рубаха старика была пропитана кровью на груди. Глаза его смотрели на мир удивлённо и страдающе, губы дрожали от боли. Повсюду бились на земле подстреленные собаки.

Верещагин сбил Арину с ног и придавил её своим телом. Сердце его учащённо колотилось.

– Лежать!

– Где вы, сволочи? Куда попрятались, поганцы? – Голос мужика был угрюм, негромок. – Всех порешу, никого не отпущу из вашего поганого племени.

Он сделал несколько шагов от избы, держа старика за ворот и таща его за собой.

– Это сумасшедший, – прошептал Верещагин и нащупал рукоятку «нагана».

– Он пришёл убить нас, – послышался придавленный голос девушки.

Василий осторожно отстранился от неё и посмотрел вперёд. Глаза мужика горели бешенством, грязный подбородок подёргивался. Лохматые волосы падали иногда на лицо, и тогда мужик отбрасывал их стволом ружья. Некоторое время он стоял на месте, затем разжал пальцы, сжимавшие ворот рубахи старика, и несколько раз встряхнул ими. Старик медленно перевалился на живот и уткнулся лбом в землю.

– Дедушка! – закричала Арина и внезапно вспрыгнула на ноги.

Верещагин не успел удержать её. Она бросилась вперёд через кусты.

– Стой! – Голос Василия сорвался.

Он чертыхнулся и тоже поднялся во весь рост. В следующую секунду грянули выстрелы. Верещагин услышал, как вылетевшие из ружья пули вжикнули сквозь листву. Мужик переломил ружьё, как-то по-звериному, зубами выковырнул гильзы и ловко загнал на их место новые два патрона. Переступив через умиравшего старика, сумасшедший шагнул навстречу бежавшей Арине. Его голова замоталась из стороны в сторону.

– Убью нехристей! Убью, язва вам в душу!

Василий видел, как мелькали босые пятки девушки, как скакали её чёрные косы, трепетали рукава платья. И видел жуткие жерла двустволки.

Он вытянул руку с револьвером и крикнул громко:

– А ну, сукин сын, бросай ружьё!

Но мужик даже не посмотрел в его сторону. Его глаза буравили приближавшуюся фигуру Арины. Он оскалился по-звериному, показав безобразные жёлтые зубы, сцедил длинную слюну, попытался втянуть её обратно губами, но не смог и несколько раз сплюнул звучно. Ружьё в его руках неторопливо поднялось к плечу.

Первый выстрел грянул чуть раньше, чем того хотел сумасшедший. Пуля мягко шмякнулась в землю, не долетев до девушки десятка метров. И тогда, осознав, что медлить дольше нельзя, на спусковой крючок нажал Верещагин.

От хлопнувшего резкого звука в голове поручика загудело эхо. Нет, он не испугался раздавшегося выстрела, он привык к стрельбе, но его словно ударило что-то. Это было нечто вроде озарения – он перешагнул рубеж привычных мер. Это не была стрельба по мишеням. Он решился убить. Теперь всё было неважно. Теперь всё стало можно. Секунду назад нельзя было лишать никого жизни, а теперь стало можно и даже нужно. Пришло время другого закона. И с мгновенным глубоким прочувствованием этого закона Верещагина охватило желание действовать без промедления.

Мужик вздрогнул. Пуля задела его левую руку. Он огляделся, ища причину пронзившей его боли, и услышал следующий выстрел. Вторая пуля ударила его в плечо, и он бешено закричал. Его голос был страшен, пронзителен, оглушителен. То был не человеческий крик, а рёв демона. Казалось, что человек готов был вырваться из своей оболочки и превратиться в ураган, сметающий всё на своём пути.

Он споткнулся о труп собаки и опрокинулся навзничь. Он пытался подняться, хватался за плечо, стряхивал кровь с руки, пялился на неё, ничего не понимая, и продолжал кричать. Сквозь прерывистый рёв и мокрый кашель слышались иногда отдельные бранные слова.

Арина подбежала к деду и упала на него, пытаясь скорее заглянуть старику в глаза. Верещагин поспешил вперёд, но, сделав несколько шагов, заметил, что сумасшедший мужик заставил себя повернуться к отброшенной двустволке. Окровавленные руки потянулись к потёртому прикладу, пальцы мелко дрожали, загребая мокрую пыль.

Верещагин остановился и поднял «наган». Хорошенько прицелившись, он медленно выпустил из себя воздух и на выдохе потянул спусковой крючок. При звуке выстрела мужик дёрнул головой, вывернул её неестественно далеко, выпустил ремень ружья и обеими ладонями вцепился в свой лоб. Его тело приподнялось в бёдрах, пытаясь подняться, ноги заегозили, скользя в луже, и подтянулись коленями к животу.

Подбежав поближе, Верещагин понял, что пуля попала мужику сбоку в самое основание переносицы, почти в глаза, вырвав изрядный кусок лица. Сумасшедший корчился в луже крови, которая всё прибывала и прибывала. Из разинутого рта его шумно вылетало прерывистое дыхание. Безумец оказался силён, но жить ему оставалось совсем недолго.

– Ариша, как ты? – Верещагин спрятал «наган» в кобуру и взял девушку за плечи.

– Он умер, – подняла девушка глаза, – дедушка умер.

– Да, я вижу… Увы…

– Плохой год, – проговорила она, – очень плохой, жестокий, коварный…

– Жестокий, – повторил Верещагин.

Несколько минут он стоял без движений, глядя сверху на Арину, затем снял фуражку и провёл ладонью по волосам. Голова оказалась взмокшая.

– Вот, стало быть, какие дела, Ариша… – Верещагин говорил невнятно, будто сконфуженно. – Надо мне, пожалуй, в деревню идти, чтобы за урядником послали.

– Нет! – Голос девушки прозвучал решительно и даже грозно. – Нельзя в деревню с этим отправляться. Как только они там прознают, что Еремей тут застрелен, немедля все скопом кинутся сюда, как коршуны. Нельзя об этом говорить!

– Но он же деда твоего убил. И тебя тоже мог… Я только потому и стрелял в него. Твоей вины тут нет.

– Им всё одно. Прибегут и растерзают меня на куски или живьём сожгут… – Арина не поднимала головы и продолжала сидеть, поглаживая мёртвого старика по окровавленной груди.

– Но я не думаю, что мы должны скрывать, – неуверенно произнёс Василий.

– Если хотите, то вы ступайте, ваше благородие, – отозвалась тихонько она, – только никому не говорите, что видели здесь Еремея. Сами гостили тут, но ничего не видели. Ничего здесь не произошло. Нельзя про это…

– Нет, я не могу оставить тебя сейчас. – Он опустился рядом с ней на корточки и оглянулся на всё ещё подрагивавшее тело мужика, впившегося руками в окровавленную голову. – Куда же мы его денем? Не лежать же ему тут.

Арина оторвалась от дедушки и встала. Посмотрев на Еремея, она тихо выговорила:

– Помогите мне. Унести его надо.

Еремей оказался тяжёлым. Они волокли его минут двадцать вглубь леса. В конце концов Арина сказала, тяжело дыша:

– Давайте его сюда, на этот муравейник. – Она указала рукой на огромную муравьиную кучу.

– Ты хочешь его оставить здесь? Найдут ведь! – Верещагин старался не глядеть на изуродованное и залитое кровью лицо мужика, на которое сразу устремились чёрные муравьиные струйки, облепливая в первую очередь раскрытый рот и зияющую дырку на месте носа.

– Нет. – Она уверенно покачала головой. – Пока надумают ко мне прийти да вынюхивать здесь, от Еремея только кости останутся. У нас муравьи злющие, прожорливые.