Харизма - Каганов Леонид Александрович. Страница 54

— Например, Александр Македонский, когда отбирал воинов в свое войско, для проверки бил новобранца по щеке, Если новобранец краснел — значит, удар вызвал гнев и ярость, он станет хорошим воином. А если бледнел — значит, удар вызвал страх.

— Но это же все зависит от воспитания?

— Нет. Покраснение лица, гнев, ярость, стремление броситься на обидчика — это значит, что нервная система в ответ на стресс реагирует выбросом в кровь адреналина. А побледнение лица, шок, ступор, робость, желание убежать — значит, нервная система реагирует на шок выбросом не адреналина, а норадреналина. Предопределение такого человека — быть работником, бояться хозяина. Разная организация нервной системы, совсем разный химизм процессов.

— Это неправда!!! — кричу я до неприличия эмоционально.

— Это правда, господин… инспектор, — кивает Миняжев. — Такова человеческая природа. Есть и третий тип психики — вожак. Это довольно редкий тип людей — как раз тот, кто бьет по щеке.

— А если его бьют?

— Обычно будущие вожаки неохотно нанимаются исполнителями на работу или на службу. Они стараются руководить и всегда поднимаются вверх. Такой человек, куда бы ни попал, зарабатывает авторитет и становится вожаком. Попал в дворовую компанию — стал заводилой. Попал на подводную лодку — стал авторитетом среди экипажа. Попал, на зону — стал паханом.

— То есть пробьет себе дорогу кулаками?

— Нет, не кулаками, — говорит Миняжев задумчиво, словно сам с собой. — Не кулаками. Вожаки редко бывают сильны физически, им это не нужно. Кулаками будут поддерживать его авторитет слуги-воины. Вожак сильнее их духовно, он знает, чего хочет, идет вперед и добивается цели. Попал в зону — заработает авторитет, а попал в научный институт или на завод — выбьется в руководители. Как муравей Кузьма.

— Значит, если человек родился слугой-строителем, то слугой-воином в армии ему быть нельзя?

— Никак нет, господин инспектор, — кивает Миняжев, он уже свыкся со своей ролью экскурсовода. — В современной армии редко нужны вспыльчивые и гневливые пехотинцы, гораздо больше нужны холодные и трусливые снайперы или ракетчики. Времена поменялись.

— А женщины тоже делятся на эти три типа?

— Да, только у них это выражено меньше.

— Очень странная теория, — говорю я ошарашенно. — Ну а если рождается ребенок у человека-строителя… у отца-строителя и матери-строителя, он не может стать человеком-воином?

— Чаще всего — он и родится строителем. Но он может родиться кем угодно, это лотерея. Предопределение человека не наследуется прямо. Природа предусмотрела, чтобы люди не делились на три породы, иначе в первой же войне погибла бы порода мирных строителей, а затем размножившиеся вожаки уничтожили бы воинов и остались одни. Поэтому дети сильных мира сего так часто оказываются инфантильными и не способны продолжать дело отцов. И наоборот — прирожденные вожаки из простых семей так часто выбиваются в люди и делают головокружительную карьеру.

Я некоторое время молчу, чтобы осознать эту информацию. Прямо скажем, полный шок. И ведь, похоже, он прав на все сто, вот что самое обидное…

— Так, — говорю. — Значит, вы тут занимаетесь фашистскими теориями?

— Никак нет, господин инспектор, — спокойно отвечает Миняжев. — Проект “Муравейник” как раз и должен был доказать, что генетическое предназначение можно изменить. Основное положение теории “Муравейника” гласит, что и в муравье, и тем более в человеке заложена возможность изменить свою роль.

— Да? Это после всего сказанного?

— Существуют доказательства. Тот же муравей Кузьма.

— Ну… допустим. — А зачем это делать? “Вакцина успеха” для генеральских сынков, да?

— Конечная цель проекта, — спокойно отвечает Миняжев, — разработать способы, позволяющие из людей-воинов и людей-строителей делать людей-вожаков для выполнения сложных боевых задач. Предполагалось, что при этом мы получим наилучший вид бойца — инициативного, толкового, бесстрашного и расчетливого. А неизбежные для вожака эгоистические мотивы мы сможем подавить системой воспитания.

— И как это сделать? — говорю. — Муравью ставим — точку на спине, а человеку — звезду на погоне, да?

— Никак нет, господин инспектор. Исследование шло по трем направлениям — фармакологическое, хирургическое и психологическое. Вначале опыты шли на муравьях, мы научились с помощью ароматических ферментов выдавать муравья за существо высшего типа в глазах всего муравейника. А с помощью активации нервной системы мы получили муравья-сумасшедшего, который пользовался своим правом, ходил всюду и отдавал команды. Затем шли опыты на крысах.

— На крысах?

— На обычных серых крысах. С ними оказалось намного сложнее. Внешний облик вожака не имеет такого решающего значения. Мы пробовали накачивать крысят силиконом для увеличения туловища, но к значимым результатам это не привело. Хотя крысы и предпочитают видеть в роли вожака самого крупного самца, но они охотно подчиняются я слабому, но энергичному самцу, если он докажет свое право быть вожаком. Тогда мы стали использовать растормаживающий допинг, усиливающий подвижность, активность и напористость крысенка в драках. Вопреки ожиданиям такой крысенок все равно не занимал место вожака, а становило одним из бойцов стаи. Были перепробованы разные комбинации стимуляторов — усиливающие мозговую активность, подвижность, выносливость, нечувствительность к боли, — но хорошего результата добиться не удалось, инициированный всегда подчинялся вожаку.

— А изменить его поведение?

— Так точно. Появился вот он. — Миняжев взмахнул рукой.

Я заметил на втором стенде небольшую стеклянную колбу, в которой плавал крысенок. Половина черепа его была срезана, в глубине мозга торчала иголка. Как я раньше не заметил этой колбы? Зрелище было неприятное.

— Что это? — спросил я.

— Первая удача. Когда опыты с допингами ничего не дали, было решено вести хирургические исследования. Попытки инициации проводились в лабораториях первого госпиталя В К.

Я кивнул, хотя очень хотелось уточнить, что такое ВК и где находится этот первый госпиталь.

— В смысле, бывшего ВК, — поправился Миняжев, — сейчас лаборатория расформирована из-за отсутствия финансирования. Крысятам выжигали электротоком, иссекали скальпелем или, наоборот, активизировали микроразрядами те области мозга, которые отвечают за поведенческие рамки. Наконец удалось найти нужные нервные центры, снять инстинкт подчинения и все сдерживающие механизмы.

— А как у такого крысенка с головой? — интересуюсь я.

— Нет. — Миняжев кивает на колбу. — При жизни черепная коробка оставалась целой…

— Я не об этом. Как у него с психикой? Это получается сумасшедший крысенок?

— Совершенно верно. Точнее — неконтролируемый. А когда крысенку вводили еще и стимуляторы, он начинал вести себя агрессивно и вызывающе. Было проведено пятнадцать серий опытов, из них в четырех сериях крысята, получившие инициацию, стали новыми вожаками стаи.

— Хм… — сказал я. — Значит, действительно не в кулаках дело, а в уверенности и вседозволенности?

— В какой-то мере.

— Но это были сумасшедшие вожаки?

— Так точно, — задумчиво кивнул Миняжев. — Своего рода безумные деспоты и тираны. Знакомая картина?

— Да уж, — сказал я и пожалел, что так мало интересовался историей. — А как они это… между собой? Если их в одну стаю?

— Борьба лидеров — это тема отдельного исследования. Два лидера не могут жить вместе, обязательно начнется борьба и окончится смертью слабого или расколом стаи. Но это как раз нас не интересует.

— Ладно, допустим. Четыре на пятнадцать… Четыре на пятнадцать — это же очень мало? А в остальных случаях?

— В остальных случаях крысенок становился зверем-одиночкой, хотя имел свой беспрепятственный доступ к кормушке.

— Вожак не возражал?

— Не всегда. У них же там роли расписаны, допустимы и одиночки. Но если инициированный крысенок начинал вести себя слишком вызывающе, вожак давал команду — крысы набрасывались на него и сообща уничтожали.