Одна на краю света - Галкина Марина. Страница 18

Мне хотелось добраться в этот день до избы, мне ведь говорили, что на Ныкчеке есть изба, до которой доходят моторки, когда высокая вода. Но начались нескончаемые разбои, многочисленные протоки. Чуть пройдешь бечевой — нужно менять курс, сматывать веревку, перечаливаться. Скорость моя упала, я стала уставать.

Меня манил невысокий тундровый холм, возвышающийся недалеко от реки. Я причалила у его склона и побежала обозревать окрестности. Сплошная стена ольхи преграждала путь наверх. Как из нее на меня набросились комары — это просто кошмар! Злые, голодные, они жалили с налету. Ужас! Никогда не думала, что эти твари бывают такими кровожадными. Накомарник в густом сплетении ветвей было не надеть, и полосу в 40 метров я преодолевала, отчаянно «умываясь» многочисленными трупами.

Долезла до поросшей отдельными кустиками открытой зеленой вершинки. Под ногами пружинистый ковер кустарничков голубики и шикши. Сверху наконец-то увидела просторы тундры, а то все плыла, как в канаве: невысокий берег и сплошная стена кустов, за которой ничего не видно. А тут! Озера, холмы, горы! Как меандрирует река! Да, моя «пятикилометровка» не дает никакого реального представления о ее характере! На самом деле здесь столько проток, столько отмелей! Удивительно, как я еще ориентируюсь?

В накомарнике нельзя приложить бинокль к глазам. А ветер к вечеру уже стал стихать и надежды на то, что его редкие порывы отгонят от меня серую тучу кровососов, совершенно не было. Чтобы более детально обозреть местность, пришлось разводить костерок. Но как трудно его развести, когда руки постоянно облепляют комары! В те несколько мгновений, когда подносишь спичку к веточкам и нужно немного подождать, не шевеля пальцами, пока займется пламя, успеваешь получить изрядную порцию укусов. Но какое счастье потом умыть руки комарами, засунуть их в дым, снять вуаль накомарника с глаз и свободно вздохнуть в дыму!

Увидела впереди избушку и горку, за которой уже течет Гачгагыргываам.

Спустилась вниз и поняла, что устала. Встала на этом бережку на ночлег. Сильно разболелись потрескавшиеся пальцы. Не пойму, отчего это. Хуже всего, что трещинки есть даже на подушечках пальцев, поэтому мелкие манипуляции — завязывание гермомешка, например, или даже затягивание веревки капюшона спальника — доставляют неприятности. Днем, когда идешь, пальцы болят, только когда первый раз намокают, а потом уже, вроде, и забываешь про них.

Напротив меня, на быстротоке, появляются круги от всплесков рыбы. Попробовала забросить блесну, но даже инерционную катушку спиннинга больно тормозить разболевшимися пальцами. Откладываю это занятие на потом. Доедаю остатки хлеба с уже поднадоевшим маргарином. Раз пока нет рыбы, нужно скорее избавиться от этих громоздких съедобных вещей. Но ем без особого аппетита. Интересно, когда же придет настоящий голод? Наверное, все-таки еще волнуюсь, как пойдется дальше, сбудутся ли предсказания дедушки Петрова о Гачгагыргывааме.

Небо ясное. Ставлю лишь одну палатку. Недалеко курлычат журавли. Их крики ассоциируются у меня с осенью. Неужели лето уже кончается?

На следующий день дохожу до избушки. Она стоит посреди открытой ровной тундры, подходящей прямо к реке, не заслоненной кустами, постоянно сопровождавшими реку раньше. Над земляным обрывом берега. Видны старые следы вездеходов. Изба эта — просто балок из досок, видимо, привезенный сюда на тракторном прицепе. Нахожу в ней два настоящих расколотых полена и на одном из них гвоздем выцарапываю: МАРИНА 31 ИЮЛЯ. Так, для порядка, чтоб знали люди, если что случится со мной, что сюда я дошла точно.

Как потом оказалось, осенью в избу приехал дедушка Петров, нашел эту увесистую записочку, привез с собой в Канчалан, уведомил о ней семейство Гуриных и хранил как реликвию!

После избы на реке начался крутой перекат. Самый крутой из всех, встречавшихся до этого. Понятно, почему изба стоит в таком месте: наверное, дальше на моторке подняться очень нелегко.

Здесь я в который раз попала в такую ситуацию, когда стартовать на перечаливание мне пришлось с островка протоки. Прошла по воде переката, чувствую: вода сбивает с ног, над коленями буруны. Пытаюсь, как обычно сесть в каяк, но ничего не получается. Носом вверх по течению в каяк не залезть, его не удержать в таком положении на струе. Пока закидываю одну ногу в очко, каяк мгновенно начинает разворачивать боком, наваливать на камешки. Во избежание переворота проворно выскакиваю и, отпустив руку от очка, хватаю каяк за хвост. Описав дугу, он разворачивается по течению. Краем глаза смотрю назад, с высоты горки переката оценивая ситуацию. Да, жалко, впервые придется терять пройденную высоту.

А вниз стартовать просто. Заскакиваю в лодку, и течение несет меня почти до конца переката. Пробиваюсь вверх по другой стороне реки, сильная струя идет здесь прямо под двадцатисантиметровым уступом галечно-песчаного берега. Ощущаю мощь течения: от усилий галька ползет под ногами, рушится обрывчик этого призрачного недолговечного намывного бережка, веревка врезается в пальцы, поставленные перед грудью, чтобы можно было свободно вдыхать воздух.

Река делает поворот, продолжая шуметь перекатом, и я понимаю, что лучше срезать по неосновной узкой мелководной протоке, несмотря на то, что местами каяк приходится проволакивать по дну. Но, наконец, перекат позади, и еще одна маленькая победа вселяет радость. Где наша не проходила!

Подобных перекатов на реке до Гачгагыргываама я встретила еще штук пять, но все же первый был самым неприятным. На разбоях русла в некоторых протоках при перечаливании борюсь с таким сильным течением, что иногда даже надеваю «юбку», чтобы не захлестывало воду. С реки уже видны горы.

В одной из проток на перекате разглядела всплески играющих хариусов. Есть рыба! Дай-ка, попробую поймать. Сильного голода я еще не испытывала, но место для ловли было очень подходящее — берег открытый, галечный, место для размаха есть, протока узкая (легко можно перебрасывать блесну через струю с помощью старенькой инерционной катушки спиннинга), небольшой улов за перекатом. Да и вообще, надо установить, на что тут хорошо ловится рыба.

Насаживаю маленькую белую блесну-вертушку. Пара забросов — никакого эффекта. Ну, так дело не пойдет! Приличный хариус должен брать с первого заброса. Может, он меня видит? Отхожу чуть дальше по галечнику от воды, делаю еще несколько контрольных забросов. Не берет. Неужели местные хариусы сейчас предпочитают муху? Меняю снасть, забрасываю — результат аналогичный. Интересно.

Ставлю среднюю вертящуюся блесну «Мепс» — желтую с красными полосами. Эту фирменную блесну мне подарили на Камчатке четыре года назад, все это время она служила мне верой и правдой и никогда не подводила. Если и на нее не возьмет, значит тут действительно своенравная рыба и придется пробовать блесну от дедушки Петрова. Первый заброс — и желанный сверкающий хариус, выуженный на галечник, прыгает у моих ног! Секрет местных вкусов разгадан. Еще заброс — и второй гурман отправляется в каяк. С чувством глубокого удовлетворения спокойно продолжаю путь.