Время черной луны - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 12

Решение было спонтанным и, скорее всего, опрометчивым, но ничего более конструктивного в Лиину голову не приходило. Ситуация получалась почти безвыходной. В собственную квартиру хода нет. В больницу возвращаться тоже нельзя. Во-первых, не знает она, в какой именно больнице провела минувшие сутки, а во-вторых, там ее наверняка уже ждут с распростертыми объятиями, как свидетельницу убийства. Или как преступницу… Никто, кроме нее, лжедоктора не видел. Опять же, резиновые перчатки никаких отпечатков не оставляют. А с несчастной Петровной справился бы и ребенок, такой она была щупленькой. Но даже не это главное. Главное, что добропорядочные граждане, претендующие на роль свидетеля, не станут сбегать с места преступления через окно, а вызовут милицию и подробно обо всем доложат. А Лия сбежала, хоть и не хотела. И как доказать, что действовала она в состоянии аффекта или, того хуже, повинуясь чьей-то злой воле. Тут уж выбор не богат: либо в тюрьму, либо, принимая во внимание ее наследственность, в психушку. А она ни в тюрьму, ни в психушку не хочет. Остается одно…

Самый сладкий, самый крепкий предрассветный сон был бесцеремонно прерван трелью домофона. Ругаясь, Монгол сполз с постели и, на ходу влезая в халат, подошел к двери.

– Кого там черт принес? – Получилось негостеприимно, так ведь припираться в гости в пять утра тоже не шибко вежливо.

– Откройте, пожалуйста, – голосок женский, незнакомый, с заискивающими нотками. Неужто цыганки-побирушки сменили график работы и перешли на утренние дежурства?

– Я в пять утра не подаю. – Монгол уже хотел повесить трубку, как голосок взмолился:

– Пожалуйста, я ищу Александра Владимировича Сиротина.

Ишь, какие побирушки нынче информированные, даже имена жильцов знают.

– Зачем? – Монгол зевнул.

– У меня его бумажник и документы.

Сон как ветром сдуло. Вот те раз – документы! Сами пришли, разговаривают женским голосом, просятся домой.

– Открываю, – он нажал на кнопку домофона и добавил: – Пятый этаж налево.

Через минуту в дверь тихо поскреблись. Подпоясав то и дело распахивающийся на пузе халат, Монгол щелкнул замком, пошире распахнул дверь – заходите, гости дорогие! – и онемел от увиденного.

На пороге стояло нечто. Если не вдаваться в детали, нечто в большей степени напоминало лицо без определенного места жительства, а если присмотреться… Первое, что бросилось в глаза, – веселенькая красная косыночка, надвинутая на самые глаза. Особого внимания заслуживала обувь гостьи – обувка, несомненно, была антикварной, возрастом едва ли не старше своей хозяйки. Грязные щиколотки, торчащие из стоптанных бот, выглядели непривлекательно и одновременно беззащитно. Единственной деталью туалета, на которую было приятно смотреть, оказался пиджак, до боли знакомый и родной, только изрядно помятый и промокший до нитки. Тетеньке-бомжихе он доходил едва ли не до колен и уж точно шарму не прибавлял.

– Александр Владимирович? – пискнула бомжиха и нерешительно переступила с ноги на ногу.

– Он самый. – Приглашать даму в гости Монгол не спешил, ждал объяснений.

– А я Лия. Вы меня помните?

Помнит ли он? Да такое чудо один раз увидишь – никогда не забудешь.

– Нет, вряд ли мы с вами когда-нибудь встречались.

– Я Лия. – В голосе, тихом, с хрипотцой, послышалось отчаяние. – Мне сказали, что это вы меня в больницу привезли.

– Откуда привез? – Монгол озадаченно поскреб макушку.

– Мне сказали, что из морга. – К отчаянию добавилось что-то похожее на надежду. Гостья сложила ладошки в просительном жесте, рукав пиджака пополз вниз, обнажая тонкое запястье с кожаной фенечкой…

Из морга… Черт возьми…

Монгол сгреб гостью в охапку, затащил в квартиру, сдернул с ее головы воняющую дешевыми духами косынку. Так и есть: сквозь белые волосы, местами слипшиеся от запекшейся крови, просвечивает рана, не очень глубокая, кажется, уже затягивающаяся. С головой все ясно, теперь лицо. Глазищи черные, испуганные, блестящие от слез. А на грязной мордашке выражение вселенской тоски.

Покойница… То есть бывшая покойница. Заглянула на огонек, в шестом часу утра.

– Как ты меня нашла? – Вообще-то, начинать стоило не с этого уж больно категоричного вопроса, но ничего другого в голову не приходило.

Гостья шмыгнула носом, сунула руку в карман пиджака, протянула Монголу паспорт и прошептала:

– Прописку посмотрела, – сообразительная девочка, – тут еще кошелек и телефон, – из второго кармана на свет божий появились смартфон и бумажник. – Только там трехсот рублей не хватает.

Да бог с ними, с тремя сотнями! Монгол забрал свое добро, вытряхнул из бумажника всю наличность и протянул гостье:

– Вот тебе в качестве компенсации.

– Мне не нужно. – Девчонку, похоже, оскорбило его предложение. Она замахала руками, отпихивая от себя купюры.

– А что нужно? – осторожно поинтересовался он.

Ох, зря поинтересовался… Слезы, которые до того просто придавали пикантный блеск угольно-черным глазюкам, вдруг вышли из берегов и хлынули по замурзанному личику двумя неудержимыми потоками. Узкие плечи под пиджаком задрожали не то от холода, не то от сдерживаемых рыданий.

Истерика, настоящая женская истерика. Определенно, девица нравилась ему гораздо больше, пока была в полумертвом состоянии. Как-то посдержаннее она себя вела, подостойнее.

– Ну-ну, не надо так расстраиваться, – Монгол осторожно похлопал барышню по спине. – А давай-ка, знаешь что, давай-ка ты разденешься, успокоишься, и мы поговорим. Сейчас я тебе помогу.

Вот не хотела гостья, чтобы ей помогали, вцепилась в пиджак мертвой хваткой, головой протестующе затрясла. Но уж коль Монгол решил проявить галантность, то ничто его теперь не остановит…

…Под пиджаком почти ничего не было. То есть что-то такое там имелось, не поддающееся описанию: грязно-белое, распашное, с черной печатью на правой груди. Чтобы рассмотреть, что написано на печати, пришлось вырывающуюся девчонку слегка попридержать. Надпись гласила – «Неврология. Городская больница №…». Номер расплылся и идентификации не подлежал, но сам факт наличия печати наводил на определенные размышления…

– Пусти! – Девчонка таки вырвалась, отпрыгнула к стене и с тихим стоном схватилась за ногу.

– Что у тебя там?

Монгол присел на корточки, уже не особо церемонясь, выдернул девчонкину ногу из бота, задрал мокрую штанину и с неодобрением покачал головой. Правая ступня распухла, посинела и на ощупь была горячей – растяжение или вывих. Девице бы отлежаться, а она по незнакомым мужикам шастает. Кстати, а с чего это, в самом деле, ей не лежится? «Скорая» должна была ее в больницу отвезти. Не довезла? Да нет, если судить по печати, то очень даже довезла. Выписали? В больничной сорочке?

– Ты из больницы сбежала? – спросил он, продолжая удерживать девчонку за ногу.

– Сбежала, – она больше не вырывалась, кулаками, как маленькая, размазывала по лицу слезы.

– Уколов боишься? – вопрос он задал нейтральный, даже легкомысленный, призванный разрядить обстановку, но чернильно-черные глазищи вдруг до самых краев наполнились ужасом.

– Меня убить хотели. – В едва слышном шепоте ужаса было не меньше, чем в глазах.

Да, хотели. И почти убили, даже в морг пристроили. Монгол осторожно погладил распухшую лодыжку. Но ведь обошлось же. А нога – это ж мелочи, нога заживет.

– Два раза. – Шепот стал еще тише, его ладони коснулись холодные пальцы. – Первый раз на пустыре, – пальцы вздрогнули, – а потом в больнице. Санитарку убили, а я убежала…

О-хо-хонюшки! Девочка-то, видать, головой сильно повредилась. Из-за травмы, а может, из-за душевных страданий. Не просто ж так ей убийцы мерещатся. Да где? В больнице!

Монгол стряхнул цепляющиеся за его руку пальцы и решительно встал. Эх, плохо, что номер больницы на печати не разобрать. Остается надеяться, что Франкенштейн уже вышел из кризиса и в состоянии подключить свои «обширные медицинские связи». Надо бы барышню пристроить обратно. Только осторожно, потихонечку, так, чтобы не напугать еще больше. Она ж странная, потерянная какая-то. А пока надо девочку отвлечь. Как ее там зовут? Лией, кажется…