Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович. Страница 25

– Мама, ты не собираешься в Минск? – спросил я мать, когда она незадолго до сна зашла узнать, как у меня обстоят дела.

– Да вроде нет, – ответила она. – Я туда и так наездилась на полгода вперед. Тем более нет желания куда-то ехать по такой погоде. А тебе что-то нужно?

– У меня через пару недель день рождения у Иры Алферовой, а что ей принести в подарок, не знаю, хоть убей.

– Что-нибудь придумаем, – успокоила меня мама. – Или купим здесь, или отец поедет в Минск по делам. Ложись лучше спать, во сне все быстрее заживает.

На следующий день я с волнением ждал звонка подруги. Она позвонила после десяти, когда уже проснулся отец, пришедший вчера поздно вечером со службы.

– Это меня! – крикнул я маме и взял у нее из рук телефонную трубку.

– Здравствуй! – услышал я голос Люси. Я могу прийти? Как твоя нога?

– Приходи! – сказал я. – Нога уже лучше. Бегаю кругами по квартире в ожидании твоего прихода.

Она радостно засмеялась, и от этого смеха мне стало легче на душе и еще сильнее захотелось ее увидеть. Все симптомы были налицо. Что послужило причиной моих чувств? Ведь еще совсем недавно их у меня не было. Я не стал попусту ломать голову. Самое дурное дело это заниматься анализом почему вам мил этот человек, а не другой. Мил, и слава богу!

– Я уже давно не помню, чтобы мог просто так проводить столько времени, – сказал я Люсе незадолго перед тем, как она стала собираться домой. – Если бы не ушиб, мы бы с тобой столько не посидели. Да здравствуют ушибы! Люсь, а давай ты с нами встретишь Новый год? А потом пойдем гулять, и я отведу тебя домой.

– Я сейчас не могу сказать, – замялась она. – Надо посоветоваться с мамой. Мы всегда собирались семьей, и я боюсь, что она обидится.

После ее ухода я опять занялся единственным доступным мне делом, закончив на пятнадцатом году. Рука отваливалась, но мне осталось уже совсем немного.

Утром я снял компресс и убедился, что нога лишь чуть-чуть побаливает. Бегать еще рано, но ходил я уже без хромоты. Чертов «конь»! Я так привык к занятиям, что пропускать их было очень неприятно.

Я ушел в школу, не подозревая, что судьба мне приготовила очередную пакость. Как раз к большой перемене к школе подъехала «Волга» и остановилась у запертых ворот, которые на моей памяти открывали всего несколько раз. Из окон нашего класса было видно, как из машины вышли двое: молодой мужчина и то ли девушка, то ли девчонка, которые через калитку отправились к школе. Шофер остался сидеть в машине. Я ошибся: в отделе пропаганды не стали ждать выхода сборника. Действительно, зачем ждать, если его уже печатают?

– Это не за тобой? – проявила догадливость Ленка.

– Черт их знает! – сердито ответил я. – Я сегодня никому встреч не назначал!

– Геннадий! – раздался от дверей голос классной. – Иди со мной!

Вне уроков она называла по именам всего несколько счастливчиков, в число которых с недавних пор попал и я.

– В школу приехал работник Центрального комитета ВЛКСМ Белоруссии и корреспондент «Пионерской правды», – сказала мне Зинаида, пока мы с ней шли к учительской. – Сейчас с тобой будет беседовать корреспондент, постарайся показать себя с лучшей стороны!

– А физика?

– Я не знаю, почему ты так недоволен, но постарайся ответить на все вопросы. А от физики тебя освободили. Если они захотят взять интервью у твоих родителей, отпустим на сегодня совсем. Заходи в учительскую, а я пойду в кабинет директора побеседовать с комсомольским работником.

Я зашел в учительскую, где за одним из столов в гордом одиночестве сидела корреспондент всесоюзной детской газеты. Где только такую взяли! Личико красивое и прическа тоже ничего, но маленькая и хрупкая, как воробей. Если она и была выше Люси, то на один-два пальца, не больше.

– Здравствуй! – первой поздоровалась она.

– Здравствуйте, – отозвался я. – Вы не похожи на акулу пера. Стажер?

– Нет, – она вся зарделась румянцем. – Я уже в штате.

– А я – ваше первое задание?

– Как ты угадал? – совсем смутилась девушка, потом сделала усилие и взяла себя в руки. – Я не понимаю, кто здесь у кого берет интервью?

– Зря вы приехали! – сказал я ей. – Как я понимаю, без материала для статьи вы отсюда не уедете?

– А что тебя не устраивает? – удивилась она. – Многие хотят...

– Я тоже многого хочу, – я пристально уставился на ее грудь, опять вогнав в краску, – только известность в перечень моих желаний не входит! Блокнот у вас с собой? Тогда пишите, я вам расскажу о себе сам. Получите информацию из первых рук. Драчун и двоечник, сексуально раскованный тип и постоянный нарушитель дисциплины! Что вам еще нужно для полной характеристики?

– И твои друзья скажут о тебе то же самое?

– Я за них не отвечаю. Вас, кстати, как зовут?

– Василиса Юрьевна.

– Василиса Прекрасная! – сказал я. – Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Статьи из вашей газеты в «Комсомолку» не попадают?

– Бывает, но редко, – ответила она. – А что?

– Вы можете сделать так, чтобы статья обо мне никуда дальше вашей газеты не пошла? «Пионерскую правду» я, может быть, переживу, а у вас еще будет много статей.

– Ничего не могу обещать, – сказала она, с интересом меня разглядывая. – Это от меня не зависит. Если их редакцию что-то заинтересует, возьмут текст, и меня никто спрашивать не будет. Но если станешь со мной общаться без выпендрежа, в конце открою секрет, который прямо тебя касается.

– Баш на баш? – спросил я.

– Конечно! – засмеялась она. – Не знаю, откуда ты такой взялся, но я бы тебе смело умножила возраст на два или даже больше. У нас в редакции много молодых парней, но ты по нахальству их всех перещеголял. Три раза вогнал в краску!

– Извините, – сказал я. – Для меня ваш репортаж, как острый нож! Мне от этой известности одни неприятности. Но вы-то, конечно, ни при чем. Задавайте свои вопросы.

Мучила она меня недолго – минут двадцать, задавая самые разные вопросы и быстро делая отметки в блокноте.

– А это вам для чего? – удивился я последнему вопросу.

– Мне нужно писать о тебе статью, а я не могу тебя понять, – пояснила Василиса. – Не ведут так себя подростки, да еще из поселковой школы, когда к ним приезжает пресса.

– Как вас можно назвать нормально? – спросил я. – Я за всю свою жизнь не встречал ни одной Василисы и не знаю, как уменьшить это имя. Ничего, кроме Васи, в голову не приходит.

– У тебя такая длинная жизнь? – засмеялась она. – Зови Лисой – она сделала ударение на первом слоге – разрешаю.

– Зачем вам во мне разбираться, Лиса? – спросил я. – Напишите обычный очерк о поселковом отличнике, не лишенном литературного дара. Детям, которые будут читать вашу газету, ничего больше и не нужно, а Ленинской премии за такую работу все равно не дадут. Вы же видите, как мне все это неприятно. Если вам нужен объем, придумайте что-нибудь или задайте несколько вопросов в моем классе. Они вам такого расскажут... Как кто-то может разобраться в человеке, если он сам этого не может сделать?

– Я все-таки попробую! – настойчиво сказала она.

– Флаг вам в руки, – вздохнул я. – Я ответил на все вопросы? Что вы мне хотели сказать?

– Только то, что тираж сборника решено увеличить, а отдел пропаганды планирует после выхода книги организовать твои встречи со школьниками Минска. И я думаю, этим все не закончится. Ты очень удобная фигура для пропаганды. Простой мальчик из глубинки...

За дверью послышались голоса, она отворилась, и в учительскую вошел Новиков и тот парень, который приехал с Лисой.

– Здравствуй! – приветливо кивнул он мне. – Я Валентин. Вася, ты закончила?

– Мне нужно поговорить с его одноклассниками, – сказала девушка. – Много времени это не займет.

– Скоро закончится урок, и мы сделаем седьмому классу еще одну большую перемену, – сказал директор. – Двадцати минут вам хватит? Вот и отлично. Значит, Валентин Петрович, я вас оставляю с этим молодым человеком. Можете сегодня делать с ним все что угодно. Если что-то будет нужно, я у себя.