Первый эйдос - Емец Дмитрий Александрович. Страница 46

– Ну давай, собака, давай! Только имей в виду – я не сдался, – сказал Меф дарху.

Дарх промолчал. Лишь блеснул злорадно. В его тусклом блеске ощущалось спокойствие голодной змеи, которая лежит у тропы и знает, что рано или поздно ее голод будет утолен.

Глава 13

И дома не оставляй, и в поле не бери!

Ирка проснулась с мыслью, что сегодня ей предстоит нечто, что уже сейчас, с утра, тревожило и беспокоило ее. Она лежала и разглядывала обитый вагонкой потолок. На вагонке во многих местах проступали выпуклые капли смолы. Обычно в воображении Ирки капли складывались в рисунок, однако сейчас она видела только капли и ничего больше.

Не пытаясь вспомнить конкретно, что ей надо сделать, Ирка принялась исследовать свои ощущения, определяя, как она относится к тому, что ей предстоит. Она всегда так поступала: вначале копалась в себе и искала эмоцию, а потом, уже по эмоции, нашаривала и потерявшееся воспоминание. Почти сразу Ирка обнаружила на дне беспокойство и легкий страх, но в то же время и приятное волнение. Такое волнение испытывает человек, которому вместо сдачи втюхивают лотерейный билет. Вроде и знаешь, что ничего не выиграешь, но все же смутно надеешься на чудо.

«Ага! Сегодня ко мне притащится Меф! Как он меня достал!» – поняла Ирка, позволяя себе забыть, что сама пригласила его.

Она рывком села в кровати.

«А, плевать на все! Не буду мыть голову! Не буду готовиться! Не буду никак особо одеваться. И вообще вечером меня не будет дома», – решила она и тотчас начала действовать в порядке буквального и последовательного опровержения всех этих «не».

Она вымыла голову дождевой водой из бочки. Водопровода в «Приюте валькирий» не было. Создавать же его магически Ирка не рисковала. С общей магией стихий дела у нее обстояли далеко не блестяще, а силы были немалые. Переусердствуй Ирка, Лосиный Остров вполне могло смести с карты города низвергнувшимся с небес океаном. Когда голова высохла, Ирка оделась не то чтобы броско (броскость была не в ее стиле), но продуманно.

Антигон ворчал, подбирая Мефодию Буслаеву самые нелестные прозвища. Лексикон у него был не особо богатый, но фантазия работала бойко. Ирка даже задумалась, унаследована ли она от кикимор, домовых, русалок или вампиров.

– Я его подкараулю и тюкну булавой! Пусть Слюняев заранее дрожит! – предупредил Антигон.

– Он уже дрожит. От нетерпения. Где ему такой кофе приготовят? Две ложечки сахара или сколько там? – поинтересовалась Ирка.

Антигон хрюкнул, невнятно заругался и заглох. Он терпеть не мог, когда ему напоминали про кофе. Ирка и не напоминала особо часто. Такую хорошую дубинку надо беречь, а то она перестанет работать.

Высушив голову, Ирка мельком взглянула в зеркало. Недурно. Она не помнила, когда выглядела так хорошо. «Нет, разумеется, не красавица. Обманываться не стоит. Но все же и не Таамаг», – честно призналась она себе. С такими картами можно было играть, а при некотором везении и побеждать.

– Ну как я тебе? – не удержавшись, спросила она у Антигона.

Кикимор бросил на нее испытующий взгляд и дернул себя за бакенбарды.

– Никогда не видел такую уродину! – заявил он.

Ирка благодарно кивнула. От старого ворчуна редко услышишь что-то приятное.

– Только не смейте прикасаться ко лбу, хозяйка! Ничего не идет вам так сильно, как угорь над правой бровью! – добавил Антигон, не давая ей зазнаться.

Ирка избавилась от угря, прижгла и разгладила ногтем кожу, и спустилась по канату на улицу. В такой солнечный день глупо торчать в четырех стенах. Она бродила по Лосиному Острову, глазея на убегающих от инфаркта поджарых спортсменов и задерганных собачников, которых выгуливали на парашютных стропах их массивные псы. Антигон недовольно тащился за Иркой, как пожилой телохранитель за не в меру бойкой принцессой.

– Хоть бы вы ногу поломали, кошмарная хозяйка! Сил никаких нет! – бубнил он.

Ирка запустила в Антигона комом земли, просвистевшим у уха, и кикимор в надежде на взбучку разворчался еще сильнее. Выбрав уединенное место, Ирка легла и стала смотреть на солнце. Преимущество валькирий, что они делают это, не щурясь. Внезапно Ирка поняла, что хочет поскорее увидеть Буслаева.

Неожиданная мысль заставила ее сесть.

– Антигон! – окликнула она.

– Чего? – неохотно отозвался кикимор, едва успевший развалиться в траве.

– Смотайся, позови Багрова! Пусть он заскочит, но не сейчас, а вечером… Понял? – приказала Ирка, безуспешно пытаясь придать голосу деловое звучание.

Кикимор уставился на валькирию с плохо скрываемым торжеством. Он рад был отыграться за кофе с сахаром.

– А как же «скушай печенье»? Амнистия Матвейке вышла? – спросил он пакостным голосом.

– Антигон, не влезай!

– Кто влезает? Моя бабулька русалка всегда говорила: «Повторенье – мать мученья, а сравненье – мать сомненья», – забормотал Антигон.

Ирка вспыхнула и стала гневно озираться. Кикимору повезло (или, скорее, не повезло), что рядом не оказалось ничего тяжелого.

– Лопаете? Подчеркиваю: чтоб вы все подавились! – пожелал Чимоданов, входя в канцелярию мрака во время обеда. Правда, прежде, надо отдать ему должное, он убедился, что за столом нет Арея.

Такая выборочная юродивость не понравилась Даф. Почему-то люди склонны нарываться лишь тогда, когда могут позволить это себе без больших потерь. Такое дозированное геройство. Пинать стул начальника, когда начальник в командировке, и вылизывать его ножки во всех остальных случаях.

– И тебе приятного аппетита, Петюнчик! – отвечала Дафна.

Петруччо передернулся. Вместе с забытым именем в воздухе повис призрак его беспокойной мамаши, которая относилась к сыну как к умственно отсталому. Прятала спички, ножи и вилки, не говоря уже о всевозможных дезодорантах, которые, как известно, отлично взрываются.

Улита созерцала столик на колесиках, который только что доставил в фургончике несчастный шеф-повар. Столик был уставлен едой.

– Креветки почему мелкие? Чтоб больше я таких не видела! – предупредила Улита.

– В этот салат других не положено, – попытался оправдаться повар.

– Я знаю, что где положено. Не надо ля-ля! Убери это живо, пока я тебя не убила! Живее, я сказала! – огрызнулась Улита, отворачиваясь.

Повар пугливо убрал салат, а вслед за тем и сам поспешил убраться. Он миллион раз пожалел, что связался с мраком. «Мрак никогда не благодарит своих слуг, кроме первого и единственного раза, который больше похож на толчок в спину», – думал повар. Он, конечно, не знал, что ведьма в очередной раз вздумала худеть и уже второй день была социально опасна. Голод терзал ее, однако Улита только раз в час позволяла себе кусочек ананаса или яблоко.

Вот и сейчас Улита торчала за столом, грызла крепкими зубами плодоножку от яблока и с ненавистью смотрела, как едят другие. Дафна извинилась, взяла тарелку и пересела за другой стол.

– Не смотри на меня! Я единственный ребенок в семье! – сказал Меф, когда ведьма случайно остановила на нем тяжелый взгляд.

– Не смешно! – проворчала Улита и вдруг сцепилась с Натой.

Сцепилась так, что клочья полетели. Хорошо, что это была битва слов и взглядов, а до мордобоя дело не дошло. Меф с Дафной кое-как успокоили разъяренную ведьму, которая, измучившись диетой, быстро скатывалась к банальному людоедству.

– Я думаю, Эссиорх будет больше любить толстую и добрую Улиту, чем тощую психопатку, от одной близости которой в кармане взрываются газовые зажигалки, – бесстрашно сказал Меф, когда другим казалось, что утихомирить Улиту вообще нереально.