Реквием опадающих листьев - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 31
Турнир длился три дня, они уехали на второй, а журнал Важко уже успел выпустить экстренный выпуск «Vamp», где сообщал сенсационную новость: «Анжелика Тьеполо явилась на турнир с новым любовником!»
— Тебя это беспокоит? — осторожно спросил юноша, указывая взглядом на журнал.
Анжелика взяла у него бокал и, нетерпеливо постучав по нему ногтем, требуя, чтобы Даймонд его наполнил, обронила:
— Если не обо мне, то о ком? О ком им писать?!
Он улыбнулся, а потом, посерьезнев, отставил бутылку с бокалом и, взяв журнал, открыл на странице с фотографией скульптуры. Там же был помещен портрет Моргана.
— Вспоминаешь его?
Девушка искоса посмотрела на благородное лицо скульптора с яркими васильковыми глазами. Она солгала бы, сказав, что вспоминает. Нориш, конечно, зацепил ее как мужчина, но у нее и без него было о чем подумать последнее время.
— Ты из ревности интересуешься?
— Нет, — быстро ответил Даймонд, затем смущенно потупился под ее пристальным взглядом, прошептав: — Да.
Анжелика закинула голову назад и, глядя в бархатистое черное небо с редкими звездами, самодовольно заявила:
— Если бы захотела, я бы вернула его.
Размышляя над своими отношениями с Морганом, она пришла к выводу: он ждал, чтобы она поехала за ним. Но не сразу, а успев как следует взвесить свои желания. Его скульптура тому доказательство. И назвать ее стояло «Разочарование». Ведь именно его испытал Нориш, так и не дождавшись ответа на свои чувства.
— Я не вспоминаю о нем, он всего лишь один из тысячи! — Анжелика отставила пустой бокал и вложила свои холодные пальцы в ладонь Даймонду. Он сжал их, придвинулся ближе и обнял за плечи, касаясь губами ее щеки.
Девушка взглянула из-под ресниц в синие сияющие глаза. Давно ей не было так спокойно и тепло. На миг вдруг показалось, что она снова дома — в Испании, сидит у пруда в саду, всматриваясь в темно-синюю воду, поблескивающую на солнце. И слышит голос матери, доносящийся из-за розовых кустов: «Милая, побереги кожу, не сиди на солнце!»
Если бы только мать могла видеть, какой белоснежной навеки стала ее кожа, белее накрахмаленных простыней, если бы только могла видеть…
Анжелика порывисто сжала ладонь юноши и выдохнула:
— Мне хотелось бы вернуться домой. — Видя, каким испуганным сделалось красивое бледное лицо, она тихо прибавила: — Когда-нибудь.
Даймонд отвел взгляд. Девушка коснулась его подбородка, заставляя смотреть на себя.
— Ты больше не скучаешь по своей семье?
Он с легкой грустью улыбнулся:
— Ты моя семья, Лилу, ты.
Они поочередно запускали руку в огромную стеклянную миску с соленым попкорном и между приступами хохота пили из бутылок пиво. В комнате было дымно, с огромного плазменного экрана невинными голубыми глазами хлопала Анна Фэрис в комедии «Очень страшное кино-4».
На придвинутой к дивану низкой тумбочке стояла пепельница — в ней самокрутки и пакетик с травкой, на фольге лежал шоколад, повсюду валялись скорлупки от фисташек.
— Максим! — послышался женский голос из-за дверей. — Откройте окно!
Максан пошарил рядом с собой, нашел пульт и, нажав на паузу, нехотя поднялся и двинулся к окну, занавешенному синими портьерами. Возвращаясь к дивану, он зацепился за что-то ногой и с громкими ругательствами запрыгал на месте. К ноге за лямку прицепился женский розовый бюстгальтер.
Бесс усмехнулась:
— Таки вдул ей?
Друг потер лысую макушку.
— Ага, отблагодарила за то, что выкопал могилу ее рыбе. — Он плюхнулся рядом, отобрал миску с попкорном и, прежде чем снять фильм с паузы, самодовольно обронил: — На клыка сразу взяла без базара.
Они отхлебнули пива и уставились в экран. Бесс потянула руку за попкорном, Максан чуть отодвинул миску. Девушке пришлось наклониться к нему, он, смеясь, заявил:
— Хватит жрать! — Но неожиданно его смех резко оборвался, парень схватил ее за запястье, потрясенно воскликнув: — Что это у тебя?
Бесс отдернула руку и опустила задравшийся рукав кофты, прикрывая след укуса.
— Кто-то берет на клыка, а кто-то дает, — глубокомысленно изрекла она, прикуривая.
Девушка видела, что друг продолжает пристально смотреть на нее, а не в экран, но сделала вид, что не замечает. Максан задумчиво покусал нижнюю губу и стянул с шеи девушки черный тонкий шарф, открыв еще один след укуса. Выругался и швырнул шарф ей в лицо. Бесс уставилась на друга:
— Да в чем дело?
— Кто, кто это сделал? — как ошалелый закричал друг, мутные глаза просветлели. — Я тебя спрашиваю, кто?
Она отпрянула от него и, намотав шарф на шею, ответила:
— Встречаюсь с вампиром. Не парься.
Максан сморщился.
— За идиота меня держишь? Во что ты ввязалась, Лизо, черт возьми?! Ты свой кочерыжкой вообще не думаешь? — Лицо его покраснело, пальцы сжались в кулаки. — Это какая-то сраная секта, я же вижу! Что они с тобой делали?
Бесс прикрыла глаза, глубоко затянулась и спокойно сказала:
— Нет, Максим, это всего лишь секс. Немного острый.
Друг недоверчиво смотрел на нее, она чувствовала его взгляд на себе, и от него раны на ее теле как будто засаднили все одновременно.
Максан отнял у нее «Беломор» с травкой, бросил в пепельницу и тряхнул девушку за плечи.
— Этот мажор, да? Это он?
Пред глазами мелькнуло бледное лицо с изумрудными глазами, и сердце сжалось в панике от необъяснимого чувства, что она в западне. Бесс скинула с себя руки друга, хотела подняться, но он удержал.
— Мне он не нравится! Лизо, я никогда ничего не говорил тебе о твоих похождениях, но с этим ты зря связалась! Зря!
Девушка вздохнула. Она и сама уже так думала и скорее даже для себя, чем для Максана, проговорила:
— Я с ним больше не собираюсь видеться.
Парень удовлетворенно кивнул и, с облегчением откинувшись на спинку дивана, проворчал:
— У тебя пацанов полно, не обязательно прыгать на самого ненормального!
— «То, что прежде называлось ненормальным, скоро будет для нас просто необычным».
Максан сморщился, покосился на ее руку.
— Можешь сколько угодно сыпать тут заумными фразочками, но если я увижу еще того хмыря, мало ему не покажется!
Девушка вспомнила незнакомца с поразительно светлыми глазами убийцы. В них, казалось, не существовало жизни, лишь бескрайная ледяная пустошь.
— У него большие связи, — тихо сказала Бесс. — Не вздумай трогать его.
— Да мне плевать на его связи, — ударил себя в живот Максан, — я с пацанами…
Девушка поднялась и резко оборвала:
— Не лезь. Никогда не лезь к моим любовникам.
Друг растерянно примолк, а потом попытался возразить:
— Но он причинил тебе боль.
— «Если бы боль не следовала за удовольствием, кто бы терпел ее?» — Она кивнула ему на прощение и вышла из комнаты.
В этот самый момент в дверь зазвонили, и мать Максана, женщина с усталым, рано постаревшим лицом, открыла. В коридор впорхнула Светочка, наполнив помещение сладким ароматом духов. Девушка широко улыбнулась, но улыбка исчезла, как только она увидела Бесс.
— Привет, — недружелюбно уставилась Светочка. Ее слова больше походили на «А она что тут делает?».
Из комнаты, выпустив дым, выполз Максан.
— Опять накурились! — всплеснула руками Света.
Бесс надела сапоги, накинула куртку и хотела пройти мимо девицы, но та неожиданно заорала:
— Это все ты! Ты его портишь, шлюха!
Мать Максана ретировалась, а он сам гаркнул:
— Закрой рот, Света!
У девушки задрожали губы, из глаз хлынули слезы, и вся она затряслась в безудержных рыданиях, бормоча:
— Ненавижу ее, ненавижу-у!
Максан посоветовал подруге:
— Не бери в голову.
Бесс приподняла и опустила брови.
— «Ненависть — это гнев людей слабых». «Ненависть слабых менее опасна, нежели их дружба». — Она поиграла языком за щекой и, сладко шепнув: «Увидимся, Макс», под горестный всхлип Светы покинула квартиру.
Друг жил неподалеку, на пересечении Балтийской улицы и Молодежного переулка, в четырехэтажке.