Реквием опадающих листьев - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 33

— «Лучше спросил бы, чего у вас обоих нет, — прокомментировала Орми и злорадно пояснила: — Вкуса нет. Иначе нашли бы себе объект для любви получше!»

Катя обернулась на нее, предупредив: «Я сварю из тебя суп для бездомных!» — и, стараясь сохранить серьезность, сказала:

— Вы зря теряете со мной время.

— Никогда ничего не бывает зря, — заверил Фарнезе, — особенно когда дело касается женщин. Мне интересно, что вас так покорило в нем?

— Интереснее другое, — усмехнулась Катя, — что его покорило во мне.

Орми, не сильно напуганная перспективой оказаться в супе, любовно обвила себя крыльями: «Вопрос века!»

Порфирио покачал головой, не соглашаясь.

— Вы очаровательная девушка.

— И только лишь, — сухо резюмировала Катя, повторив: — Вы теряете время. Я не отвечу вам взаимностью.

— Ответите, — на полном серьезе заявил тот.

В животе возник огненный шарик и яростно закрутился. Стараясь не демонстрировать раздражение, девушка поинтересовалась:

— Что позволяет вам быть столь уверенным?

— Я знаю Лайонела, этого достаточно.

Объяснять было не нужно, чтобы понять, на что тот намекал. Все кому не лень намекали или говорили ей открытым текстом: «Это ненадолго!»

— Планируете подождать, когда он меня бросит, чтобы подобрать? — вызывающе произнесла Катя, откидывая за плечо кудри, щекочущие обнаженную кожу в вырезе платья. На ней был свободный шелковый наряд стального оттенка с широким черным поясом. При неожиданном появлении Фарнезе пришлось очень спешно выбирать из своего гардероба что-нибудь простое, но подходящее случаю. И как теперь подозревала, платье стоило найти подлиннее. Уж слишком оголенными оставались ноги.

Порфирио не спускал с них взгляда, скользил по ним туда-сюда, словно гладил. На ее бестактную откровенность он лишь заметил:

— Я тут, чтобы не позволить ему вас бросить. Екатерина, сделайте шаг первой, прежде чем узнаете из какой-нибудь газетенки, что Лайонел влачится за привлекательной юбкой.

Ревность больно кольнула прямо в сердце, а Фарнезе с поистине дьявольским обаянием искусителя продолжил:

— Вам интересно, где он сейчас?

Катя беспомощно посмотрела на Йоро, но тот опустил глаза. Конечно, ей хотелось знать, где прохлаждается ее возлюбленный, но сказать об этом его врагу она не посмела и пробормотала:

— Лайонел сейчас там, где ему хочется быть.

Не с вами, — подытожил Порфирио.

Девушка заставила себя улыбнуться.

— Боюсь, если бы он находился со мной, вас бы тут не было.

Вампир засмеялся, протянул к ней руку, желая коснуться ее пальцев, но неожиданно голос хозяина дома, предостерег:

— Злоупотребление моим гостеприимством начинается там, где заканчивается дистанция между гостем и моей женщиной.

Затем дверь гостиной распахнулась, и вошел он сам — в сером костюме, рубашке цвета морской волны с расстегнутым воротничком. Лайонел выглядел изумительно, даже без своей обыкновенной идеальности, где на его голове волосок существовал лишь к волоску, на обшлагах рубашек сверкали бриллианты, а шейные платки украшали жемчужные булавки. Складывалось впечатление, что в его золотистых волосах хорошенько прогулялся ветер.

— Да ты никак бежал? — поддел Фарнезе.

Лайонел холодно посмотрел на него.

— Надо полагать, должна быть веская причина твоего тут нахождения?

— Несомненно, — криво усмехнулся гость. — Как тебе такая: непреодолимое влечение к Екатерине?

— Катя, не принесешь ли нашему другу выпить? — указал ей взглядом на дверь Лайонел и, видя, что она мешкает, ледяным тоном приказал: — Сейчас.

Девушка выбежала из гостиной. Еще никогда ей не приходилось с такой быстротой спускаться в погреб. После смерти Ксаны у них не было постоянной прислуги, поэтому обслуживать себя приходилось самим. Для уборки, глажки, стрижки каждый день приходили новые девушки. Но ни одну из них хозяин дома не пожелал оставить.

Она вернулась меньше чем через минуту, но в комнате кроме Лайонела, развалившегося в кресле, уже никого не было: ни Фарнезе, ни Орми, ни Йоро.

Молодой человек принял у нее бутылку с кровью и, притянув девушку к себе, усадил на колено.

— Ты его убил? — осторожно спросила Катя.

— Нет, — мрачно известил тот. — Смерть — это то единственное, что способно заставить навсегда замолчать. А мне нужно, чтобы он заговорил! Фарнезе здесь не просто так, то не сведение счетов со мной — что-то другое. Замешаны старейшины, ты и Вильям. Я должен понять, как со всей этой историей связан Порфирио.

Катя положила голову ему на плечо.

— А где ты был?

Он поцеловал ее в висок.

— Ходил к одной девице, просил показать мне стриптиз, но нам помешали.

Девушка несильно шлепнула его по груди.

— Хватит обманывать!

Лайонел задумчиво устремил на нее взгляд.

— Я постараюсь… не обманывать тебя.

Так серьезно он редко о чем-либо говорил, и внутри как будто потеплело от его слов.

Она обвила рукой его шею, прошептав:

— Нас ведь хотят разлучить, да?

— Ты только что заметила или какое-то время уже подозревала об этом? — с легким сарказмом поинтересовался молодой человек. Но прежде чем она успела возмутиться, поднялся вместе с ней, держа ее на руках, и, покружив, известил:

— Возьму тебя в своем кабинете на столе, потом на крыше.

Катя запрокинула голову назад и пробормотала:

— На люстре не забудь.

Так кстати звучал знаменитый Полонез ля-минор Огинского, известный своим печальным названием «Прощание с Родиной». Планировал ли Лайонел попрощаться? Или слова о том, что их хотят разлучить, вызвали столь странную ассоциацию?..

Вильям сидел на скамейке в парке напротив пруда, обхватив голову руками и уперев локти в колени. Глаза его были закрыты, а перед мысленным взором стояло лицо Бесс. Он не мог поверить в то, что полчаса назад сказал ей. Не понимал, как столь омерзительная мысль родилась у него в мозгу. Да, девчонка не слыла монашкой, но он никакого права не имел склонять ее к близости с Лайонелом. И самое ужасное — даже представить не мог, зачем ему самому это нужно. Так сильно хотел рассорить брата с Катей? Но ведь чувства к ней пропали, превратились в безразличие, пугающее и ровное. Она перестала иметь для него значение, он не испытывал желания увидеть ее, не мечтал находиться рядом. И лишь видя ее с Лайонелом, снова смотрел на нее прежними влюбленными глазами, и сердце его жило — жило — жило. Говорил ли в нем в такие моменты ангел, жаждущий соединиться с бесом? Возможно. Только отчего же ангел молчал, находясь с девушкой наедине? Почему внутри все кричало, просто вопило и точно с цепи срывалось, когда брат приближался к Кате, а теперь вот и к его новой знакомой?..

Толкал ли он Бесс в объятия Лайонела из-за неуверенности в себе, из-за осознания, что неспособен соперничать с ним и не может уберечь девушку от рокового влечения? Или же стоило искать совсем другое объяснение?

Молодой человек открыл глаза и вновь зажмурился, прижав ладонь к губам. Их жгло, адски жгло от воспоминания, как пил кровь Бесс, ощущая на языке морозный привкус того, кто вонзил в нее свои клыки первым. Это воспоминание сводило с ума, словно от сильнейшей боли разламывало мозг и крошило его.

Вильям резко вскочил и зашагал по дорожке вдоль пруда. Казалось, если еще хотя бы минуту будет думать обо всем этом, просто взорвется. По какой-то необъяснимой причине он хотел Бесс и особенно хотел ее после брата. Подобная истина била наотмашь. Ведь он — не Лайонел, который воплощает все свои грязные фантазии в жизнь, ничуть не считая их аморальными. Мальчик, девочка, двое, трое за раз — для него не существовало границ.

Молодой человек перешел деревянный мостик и устремился по главной аллее к выходу из парка. Под ногами шелестел ковер из листьев — огненный в свете фонарей. В лужах застыло черное беззвездное небо. Ветер, играя в пышной листве, словно нашептывал слова какой- то известной песни.