По следам Добрыни - Членов Анатолий Маркович. Страница 7

Урожденная княжна Малуша! Великая княгиня всея Руси Малуша! Вот какие неожиданные и далеко идущие выводы следовали из аргумента о княжеском ранге Владимира. И рассуждение Прозоровского строго верно (за тем исключением, что Малуша могла и вообще не побывать в наложницах).

Вескость этого аргумента энергично поддержал еще современник Прозоровского академик И. И. Срезневский. Он писал: «Что Владимир был действительно сыном законным киевского князя, князем по рождению, это доказывает и одинаковая заботливость о нем и об остальных его братьях по отцу Ярополке и Олеге его бабки Ольги… и принятие его новгородцами, и равенство прав его с правами братьев, выразившееся в их междоусобии» [12].

Статья Срезневского, откуда приведена мною цитата, посвящена, впрочем, не столько личности Малуши, сколько значению термина «милостница» (неверно понятого Прозоровским, о чем речь пойдет несколько позже) и его параллелям в других славянских языках. Поэтому многих сторон аргументации Прозоровского Срезневский не касался вовсе. Но, как видим, вывод о том, что Малуша была женой Святослава, а Владимир – законным сыном, Срезневский поддержал безоговорочно, подкрепив его новыми аргументами, отнюдь не филологическими, а историческими.

Приводимые Срезневским аргументы «покрывают» период времени от статьи 968 по статью 980 года и дополнительно подкрепляют простой и здравый вывод Прозоровского, что Владимир был сыном от законного брака Святослава с Малушей (вывод, основанный на летописных сведениях по статью 1036 года, т. е. того года, которым летопись завершает усобицу между сыновьями Владимира).

Регент княжества Новгородского. Ранг Владимира в детстве и в юности был далеко не единственным аргументом, побудившим Прозоровского усомниться в традиционном толковании положения Малуши. Особое внимание он обратил на положение Добрыни – и притом еще при жизни Святослава:

«Добрыня имел при Святославе большое значение и был способен править государственными делами; простолюдин, хотя бы и брат княжеской наложницы, не мог иметь такого места при Владимире, какое занял Добрыня, бывший фактически правителем Новгорода… положение Добрыни не показывает, чтобы Малуша была рабою купленною, иначе и Добрыня был бы не что другое, как холоп, и не мог бы пользоваться званием выше княжеского тиуна или конюха; но он, напротив того, был «муж», «боярин». И в той же связи Прозоровский отметил, что Добрыня «принадлежал к высшей аристократии» державы [13].

Итак, фигура Добрыни также привлекла пристальное внимание Прозоровского. Высокое положение Добрыни при Святославе ученый оценил верно. Не только боярин. Но еще и фактический правитель Новгорода. То есть хозяин целого княжества (не города Новгорода, а всей Новгородской земли). И все это при том же Святославе, рабом которого (или Ольги) Добрыня был до того десять лет! Поистине феерическое превращение.

Этот важный этап жизни Добрыни можно назвать первым его новгородским периодом: с 970 по 972 год (год гибели Святослава) и с 972 по 977 год. Был и второй новгородский период – новгородское посадничество Добрыни, полученное им в 980 году после взятия Киева, но тогда Добрыня стал не только фактическим, но и юридическим правителем Новгорода, поэтому вышеприведенные замечания Прозоровского относятся именно к первому новгородскому периоду.

В 970 году отец послал Владимира княжить в Новгород – мальчиком лет десяти (по подсчетам Прозоровского, Владимир родился около 960 года, что вполне согласуется и с другими обстоятельствами его биографии). По малолетству Владимир ни в 970, ни в первые последующие годы не мог осуществлять реальной власти, за него должен был править регент. Из летописей известно, что вместе с Владимиром в Новгород в 970 году отправился и. Добрыня. Это надо, конечно, понимать так, что на деле в Новгород направился не мальчик Владимир с Добрыней, а, напротив, Добрыня с малолетним князем Владимиром. И все это недвусмысленно означает, что сам государь Святослав вручил в 970 году Добрыне регентство Новгородской земли.

Утверждая, что Добрыня принадлежал к высшей аристократии, Прозоровский был совершенно прав. Наместник, которому поручено управление целой землей державы, является не только боярином, но, как правило, одним из самых высокопоставленных бояр, ибо ему доверены прерогативы, уравнивающие его реальную власть с правами и властью земельного князя. Практически в начале 70-х годов любое решение, обнародованное от имени Владимира Новгородского, было решением Добрыни.

Реальные прерогативы Добрыни были при жизни Святослава уравнены с правами двух старших сыновей самого государя – Ярополка Полянского и Олега Древлянского. А сыновей-князей у Святослава было всего трое. Это означало, что в 970 году Добрыня как по могуществу, так и по рангу вошел в первую десятку высших государственных деятелей Русской державы. Это, несомненно, принадлежность именно к высшей аристократии всей державы, что для вчерашнего холопа, брата рабыни, само по себе чрезвычайно странно. Прозоровский прав: доверить подобное положение брату своей наложницы Святослав не мог. Но брату жены, своему шурину – мог.

Прав и Срезневский: принятие Владимира новгородцами показывает, что Малуша была женой Святослава [14]. Но сверх этого принятие Владимира новгородцами показывает и высокий неоспоримый ранг его регента. С регентом (то есть полновластным хозяином княжества) из безродных вчерашних холопов, единственной опорой которого был бы подол сестры-наложницы, – новгородцы Владимира просто не приняли бы. Принятие ими Владимира опять-таки доказывает, что Добрыня был шурином Святослава. Иначе они потребовали бы другого регента. А до того вместе с Добрыней не приняли бы и Владимира.

Добрыня занял это положение еще при Святославе, но сохранил его и когда Святослава не стало. То, что Добрыня не был смещен Ярополком ни сразу после гибели Святослава, ни позже, показывает, что положение Добрыни было именно таково. Уже тогда Добрыня был перворазрядной фигурой общедержавного масштаба. Ярополк не мог из-за невероятно высоких привилегий Добрыни отказать ему в голосе при решении дел всей державы, не мог даже сместить его из Новгорода.

Понемногу фигура Добрыни начинает вырисовываться перед нами более отчетливо. Жестокие испытания его юности помогают объяснить, почему он снискал любовь былины, был окружен романтическим ореолом. А первый новгородский период открывает нам уже зрелого мужа, богатыря.

Он очень важен, первый новгородский период Добрыни, и для его биографии, и для русской истории в целом. Правя Новгородом в эти годы, он не только стал полновластным хозяином его оружия, но и завоевал там прочную народную любовь. Как показало будущее, новгородцы стояли за Добрыню и Владимира стеной!

Княжеский сын. Привилегии Добрыни в первый новгородский период имели, однако, значение не только для будущего (которого Прозоровский не разбирал), они бросали свет и на прошлое Добрыни. Чтобы иметь возможность занять положение столь высокое, здраво рассудил ученый, Добрыня должен был, сообразно понятиям X века, родиться княжеским сыном!

Действительно, по понятиям эпохи (и не только X века, но и всего средневековья), высокая родовитость была для правителей вещью немаловажной. Невероятно высокое положение Добрыни при Святославе – не только веский аргумент, указывающий на законный брак Святослава с сестрой Добрыни. Оно указывает, бесспорно, и на родовитость Добрыни, Малуши и их отца.

Действительно, если Малуша, чтобы стать княгиней, женой Святослава, должна была быть урожденной княжной, значит, и отец ее был вовсе не безвестный житель Любеча, а прирожденный князь, что отлично согласуется с загадкой стремительного возвышения Добрыни еще в 970 году и вполне способно ее объяснить.

Таким образом, парадоксы в положении Добрыни и Малуши указывали Прозоровскому не только на законный брак Святослава с Малушей, но сверх того еще и на династический брак! Святослав вступал в брак не с рабыней, не ронял своего княжеского достоинства, нет, он роднился с другой княжеской династией…