Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь. Страница 21

Выжатый усталостью, как носок в дорогой стиральной машине, чайка-Петров спикировала к кормушке на огороженном от зевак птичьем базаре посреди Ленинградского Зоопарка. Грубо оттеснив полярного гуся с раздутым зобом, Антон жадно набил пузо размоченной булкой.

У птичек как раз начинался брачный сезон, селезни фасонисто хлопали подрезанными крыльями и ворковали, подражая голубям. Уточки кокетливо семенили боком и многозначительно выщелкивали клювиками блох. Под лапками шныряли воробьи, бессовестно воруя корм. Пару лестных косяков-авансов на Петрова бросила патрулирующая несерьезный водоем чайка дружественной породы. По случаю будня и сомнительной погоды зевак было не густо, да и те в преимуществе кучковались там, где вздымали брызги белые медведи и кричали дурными голосами бабуины.

Петров огляделся, выждал, когда редкие посетители как один, окажутся к нему спиной, и клювом повернул кольцо на красной, будто ошпаренной, лапке.

Процесс превращения в человека не дал ему нового жизненного опыта. То же самое весьма болезненное и отвратное ощущение, как и при превращении в птицу, только в обратном порядке, будто тебя по косой сажени выворачивает наизнанку.

Гуси и утки, теряя перья, истерично шарахнулись в стороны, всполошено стартовали в хмурое небо воробьи. Ближайший лебедь изогнул шею коброй и зашипел, типа, не подходи, я в гневе страшен. Пара зевак оглянулась, но приняла посконный наряд Антона за робу персонала.

Рождая возмущенный клекот, гомерический гогот и возмущенное кудахтанье, Антон по щедро закапанной птичьим пометом глине добрался к невысокому заборчику и кавалеристски лихо перекинул тело через кованные штыри на асфальтовую дорожку. А все-таки славно почувствовать, что нормальные человеческие ноги вместо лап с перепонками. Волшебное алюминиевое кольцо вернуло вид приличного браслета, а вот в остальном наряд Петрова приличным признали бы только потенциальные соседи по палате в дурке. И, конечно же, на карманах ноль наличности, чтобы одеться в ближайшем универмаге «Плато», как порядочный человек. И ведь не май месяц, ветерок так и пробирал.

– Папа, – в семи метрах от Петрова важно сказал пятилетний пацаненок лениво вышагивающему рядом родителю, – дай стольник.

Папа – наверное, последний из героев, кто не гнушался носить на шее убедительную золотую цепочку – лениво полез в задний карман «Lee» и небрежно вытянул купюру. В его пудовых кулаках бумажка выглядела трамвайным билетиком, а вот бицепсы папани было не оценить, поскольку из-за запаздывающей весны их, а заодно и гордую осанку, скрывала приличная кожаная куртка.

Кожа, как известно, никогда не выйдет из моды, и чужая куртка очень заинтересовала беглого ботаника.

Уже протягивая малышу стошку, короткостриженный папа вдруг усомнился в педагогичности поступка:

– А на фига?

– Я обезьянкам бананов куплю, – честно признался потомок.

Папу с морщин на лбу до пят окатила волна негодования:

– И тебе не в падлу за бананами для макак шестерить?

Антон понял, что куртка – не его размера, и лучше поискать одежду на другой алее. Но тут папа увидел Антона и вспомнил, что видел это лицо при очень любопытных обстоятельствах. И таки сунул мальцу купюру:

– У обезьянника и оставайся, пока они все бананы не сожрут.

Не обрадованный проявившимся интересом короткостриженного братка Антон поспешно развернулся и бодренько затрусил в сторону клеток с горными козлами. Петрова явно узнали, и это могло означать только то, что проблема одежды перестает быть главной. Последний герой дал Петрову сделать несколько шагов и выхватил мобилу:

– Серега, это Бухенвальд. Помнишь, ты на той неделе фотку показывал, типа чела по портрету отыскать не худо бы. Так вот, я его надыбал... Рядом с обезъянником... Нет, не в ментуре, а в зоопарке... Я не прикалываюсь, в конкретном зоопарке... Да, на связи. – И браток по-прежнему лениво двинул вслед за Петровым, только теперь его лень была не искренней.

Ясен пень, Антон не прозевал маневры короткостриженного и решил, что чему быть, того не миновать. А через три минуты, выклянчив трубу, которую и в руках-то позорно держать, у прижатой к загону для лосей десятиклассницы, Бухенвальд жаловался в эфир:

– Серега, я завернул за угол, а он меня чем-то как шандарахнет... Я – с копыт. Короче, очухался, ни куртки, ни перца с фотографии. Упустил я его, Серега... Нет, не битой, бейсбольную биту я бы узнал, отбой... Держи, девочка, свою мобилу, вот тебе бабки, купи нормальную, – Бухенвальд полез в карман портков за лопатником, и отдернул руку, будто там обитал скорпион.

Конечно, братану Сереге он не рискнул пожаловаться, что искомый лох, пользуясь его бессознательным состоянием, поменял джинсы «Lee» на какие-то унисексовые дерюжные штаны от Версачи. С кислой миной Бухенвальд отправился искать сына, тайно надеясь, что у мальца осталась от бананов сдача, которой хватит хотя бы на троллейбус.

В это время Антон Петров как раз выходил из зоопарка и переживал, что на ремне нет еще одной дырочки, слишком просторно чувствовать себя в одежде Петров не привык. Благодаря зябко поднятому воротнику куртки его не узнали ни бабушки, торгующие надувными шариками, ни девушки, предлагающие покатать ребенка на пони, ни скучающие мымры в продуваемых и до лета обреченных на пустоту пивных павильонах. А может, зря Антон ударился в панику, и встреча с товарищем, знающим Антона Петрова по фото, была случайной? Очень хотелось верить, что служба безопасности «Ред Ойла» не объявила по Питеру глобальную поисковую операцию, которой ментовский скудный «Перехват» в подметки не годится.

Увы, все-таки «Супер-пупер-мега-перехват» оказался объявлен. Взбегающий по ступенькам станции метро «Горьковская» Антон Петров боковым зрением усек, как кормившийся у ларька «Союзпечати» нищий невнятного возраста свернул кепку с мелочью и табличку «Подайте на инвалидную коляску», и исправно зашкандыбал по следу.

Вокруг висли друг на дружке встретившиеся влюбленные, у ларька с пышками толкалась очередь, из музыкального ларька рвались наружу гитарные проигрыши Грэма Парсонса [12] . В верхнем вестибюле станции метро шмелями гудела подсветка рекламных стендов, и толчея спешащих к эскалаторам граждан мешала сканировать обстановку.

Если после откровенного грабежа братка у Петрова остался горький осадок на душе, то здесь Антон не сомневался в праведности своих действий ни секунды. Купив в окошке жетон, он позволил не сильно-то и хромающему типчику пристроиться на векторе к турникету ровно за собой. Зато теперь в подлости намерений нищего товарища сомнений не осталось.

И на контрольной линии Антон с полуоборота выхватил у инвалида влажную от пота проездную карточку. Инвалид растерянно открыл рот, получил упреждающий толчок в грудь от лица, которое провожал. Отнятая карточка нырнула в контрольную щель [13] , Петров прошел через турникет, инвалид остался перед турникетом, бесполезная карточка вернулась хромому в руку из щели.

Нищий не рискнул орать на весь вестибюль: «Инвалида обидели!!!», и совесть Антона не посмела вякнуть – если бы это пострадал честный хромой, бедолага смог бы пройти к эскалатору по инвалидному удостоверению.

Вместо этого нищий товарищ неопределенного возраста выхватил из задрипанного пиджачка сотовую «Нокию» последней модели, а дальше эскалатор повез Петрова прочь и вниз. К гадалке не ходи, нищий объявлял полномасштабную тревогу, и через каких-нибудь полчаса ко всем станциям метрополитена будут стянуты граждане, понятия не имеющие, кто такой Антон Петров, но знакомые с его фото и мечтающие подзаработать. Через тридцать пять минут в просчитанных на компьютерах «Ред Ойла» точках города припаркуются непримечательные закрытые автофургоны, и уже более осведомленные, кто есть такой на свете Антон Петров, граждане, передергивая затворы, станут внутри фургонов нервно курить и ожидать маячка от менее осведомленных.