Вояж - Стил Даниэла. Страница 34

– Где твои приемные родители? – додумалась наконец спросить Мэдди. Раньше ей было дозволено знать только, что они – жители Теннесси, других детей не имеют, зато у них хорошая работа. И все. В те времена до более подробной информации было не докопаться, и, обладая таким минимумом сведений, найти кого-то нельзя было и мечтать. Именно поэтому информация и утаивалась. Хотя с годами законы, касавшиеся тайн старых усыновлений, изменились, Мэдди никогда не пыталась отыскать свою дочь. Она решила, что уже слишком поздно, лучше об этом не думать. И вот – дочь перед ней!

– Их я тоже не знала, – стала рассказывать Элизабет, вытирая слезы и не выпуская руку матери. – Они умерли, когда мне был только годик, погибли при крушении поезда. До пяти лет я росла в приюте в Ноксвилле.

Мэдди чуть в обморок не упала: она в то время жила там же, была замужем за Бобби Джо и могла бы забрать дочку к себе… Но у нее не было ни малейшей возможности выяснить, где она находится.

– После этого я побывала в разных приемных семьях. Некоторые были хорошие, другие ужасные. Я много колесила по штату, нигде не удерживалась дольше чем на полгода, потому что не хотела. Всюду чувствовала себя чужой. Одни родители плохо со мной обращались, и я с радостью перекочевывала к другим…

– Тебя больше не удочеряли? – Мэдди с облегчением увидела, что Элизабет отрицательно качает головой.

– Наверное, именно поэтому мне так хотелось найти… тебя. Раз-другой меня чуть не удочерили, но приемные родители оба раза решали, что это будет для них дороговато. У них же были собственные дети, и позволить себе еще одного они не могли. С некоторыми я поддерживаю связь, особенно с последними: у них пятеро детей, и они были ко мне очень добры. У них одни мальчишки, за старшего я даже чуть не выскочила замуж, но вовремя сообразила, что брак с братом – это не дело. Теперь я живу одна в Мемфисе, учусь в городском колледже и работаю официанткой. После окончания учебы хочу перебраться в Нашвилл и попробовать петь в ночном клубе. – У нее была такая же воля к жизни, как у ее матери.

– А ты поешь? – удивленно спросила Мэдди. Ей уже не терпелось узнать все о дочери. Сердце болело при мысли, как бедняжка мыкалась по сиротским приютам и приемным семьям, лишенная родных и любви. Как ни странно, Элизабет удалось преодолеть все препятствия и выжить. Рядом с ней сидела милая девушка, закинув ногу на ногу точно так же, как ее мать.

– Я люблю петь. Кажется, у меня неплохой голос. Так меня, во всяком случае, убеждают.

– Раз так, ты не можешь быть моей дочерью! – воскликнула Мэдди со смехом, опять готовая расплакаться. Ее переполняли чувства. Они по-прежнему сидели в кабинете, держась за руки. Чудо продолжалось: им никто не мешал, утро выдалось на редкость спокойное. – Что еще тебе нравится?

– Лошади. Я неплохая наездница. А коров терпеть не могу. У одного моего приемного семейства была молочная ферма. Клянусь, никогда не выйду за фермера! – Обе прыснули. – Еще я люблю детишек. Я переписываюсь со всеми своими братьями и сестрами из приемных семей, кроме некоторых. Большинство были славными людьми. Люблю Вашингтон. – Она улыбнулась. – Нравится смотреть тебя по телевизору. Люблю одежду, мальчишек, пляж…

– А я люблю тебя! – вырвалось у Мэдди, хотя она почти не знала дочь. – И тогда любила, просто не могла бы о тебе позаботиться. Ведь мне было всего пятнадцать, и родители не позволили тебя оставить. Я проплакала много лет, часто задумывалась, где ты, хорошо ли тебе, добры ли с тобой люди. Убеждала себя, что тебя удочерила чудесная любящая семья. – Мэдди переживала, что все оказалось ровно наоборот и ее дочь росла, скитаясь по чужим углам.

– У тебя есть дети? – спросила Элизабет. Вопрос резонный. Мэдди печально покачала головой. Но теперь у нее был ребенок, ее дочь. Больше она ее не потеряет: это она уже твердо знала.

– Нет. Я больше не рожала. Теперь уже не смогу.

Элизабет не спрашивала почему – понимала, что пока не пришло время. Учитывая непростое прошлое дочери, Мэдди была впечатлена ее деликатностью, воспитанностью, правильностью речи.

– А читать ты любишь? – воодушевилась Мэдди.

– Обожаю! – Это она тоже унаследовала от матери вместе со стойкостью, отвагой и целеустремленностью. Решив найти мать, упорно двигалась к своей цели, посвятив ей жизнь.

– Сколько тебе сейчас лет? – спросила Элизабет, желая убедиться, что правильно угадала возраст матери. Она точно не знала, сколько лет было Мэдди, когда она отказалась от своего младенца, – пятнадцать или шестнадцать.

– Тридцать четыре. – Они были больше похожи на сестер, чем на мать и дочь. – Я замужем за владельцем этого телеканала. Его зовут Джек Хантер. – Мэдди не ожидала, что на эту нехитрую информацию последует реакция, которая заставит ее оцепенеть.

– Знаю. Я говорила с ним на прошлой неделе, в его офисе.

– Что?! Как тебе это удалось? – Мэдди не поверила своим ушам.

– Я осведомилась о тебе внизу, но сюда меня не пустили, а отправили прямо к нему. Я поговорила с его секретарем и написала тебе записку о том, что хочу спросить, не ты ли моя мать. Она отдала записку ему и позвала меня в его кабинет. – В этом невинном изложении все выглядело естественной последовательностью событий. Неестественно было только то, что Джек ни словом не обмолвился об этом Мэдди.

– И что потом? – спросила Мэдди. Сердце билось так же, как когда Элизабет объявила, что Мэдди – ее мать. – Что он тебе сказал?

– Что это совершенно невозможно, что у тебя никогда не было детей. Наверное, он принял меня за лгунью или даже за шантажистку. Он меня выгнал и запретил возвращаться. Я показала ему свое свидетельство о рождении и фотографию. Я боялась, что он их у меня отнимет, но он не стал этого делать. Только сказал, что у тебя была другая девичья фамилия, но меня уже было не переубедить. Я решила: он врет, чтобы тебя защитить. А потом подумала – он ничего не знает, ты ничего ему не рассказывала.

– Не рассказывала, – подтвердила Мэдди. – Потому что боялась. Он был добр ко мне, увез меня девять лет назад из Ноксвилла и заплатил за мой развод. Это благодаря ему я стала той, кем сейчас являюсь. Я не знала, как он воспринял бы правду, поэтому утаила ее.

Но теперь, все зная, Джек молчал. Потому ли, что не поверил Элизабет и не захотел волновать жену или с намерением использовать это против нее? Похоже, второй вариант ближе к истине. Что ж, теперь остается ждать, когда Джек откроет карты. Скорее всего он выжидал момент, когда это причинит ей наибольший вред. В следующую секунду ей стало стыдно за такие мысли.

– Что ж, теперь он все знает, – сказала Мэдди со вздохом, глядя на дочь. – Как же нам быть?

– Наверное, никак, – ответила практичная Элизабет. – Мне от тебя ничего не нужно. Просто хотелось найти тебя, познакомиться с тобой. Завтра я вернусь в Мемфис. Мне дали недельный отгул, который уже заканчивается.

– И все? – Мэдди сильно удивилась. – Я хочу снова тебя увидеть, Элизабет, узнать тебя лучше. Возможно, мне удастся приехать в Мемфис.

– Было бы отлично! Ты можешь остановиться у меня, хотя тебе вряд ли там понравится. – Она застенчиво улыбнулась. – Я снимаю комнатушку, маленькую и вонючую. Все деньги трачу на учебу… и на поиски тебя. Второе, думаю, теперь в прошлом.

– Мы могли бы пожить вместе в отеле.

У девушки загорелись глаза. Мэдди была тронута: Элизабет действительно ничего от нее не ждала.

– Я никому об этом не скажу, – робко произнесла Элизабет. – Только квартирной хозяйке, боссу и одной из моих приемных мамаш, если ты не возражаешь. Не захочешь – вообще никому не скажу. Не буду создавать тебе проблемы. – Она не догадывалась, какие могут быть у Мэдди «проблемы».

– Приятно, что ты обо мне заботишься, Элизабет, но я сама не знаю, как теперь быть… Мне надо все обдумать, обсудить с мужем.

– Вряд ли ему это понравится. – Тут Мэдди была с ней согласна. – Знакомство со мной пришлось ему не по душе. Неприятный сюрприз!

– Могу себе представить! – усмехнулась Мэдди. Это стало шоком и для нее самой, но теперь она испытывала радость. У нее была дочь – так здорово! Неизвестность закончилась, старая рана, мучившая ее столько лет, перестала ныть. На такое счастье она даже не смела надеяться. – Ничего, привыкнет. Как и все мы.