Дикие орхидеи - Деверо Джуд. Страница 51

Однако никогда не знаешь, когда Форд забредет на кухню, а я очень не хотела, чтобы они с Расселом пересеклись.

— Ну и где твои фотографии? — спросил Рассел таким тоном, что мое сердце затрепетало от счастья.

— Твоя будет первой, — объявила я, схватила свой драгоценный «Ф-100» и сфотографировала его. Все-таки автоматический фокус — чудесная штука!

Но по звуку щелчка я поняла, что фотоаппарат не сработал. Я взглянула на жидкокристаллический экран: нет пленки.

Нет, я даже не расплакалась. Рассел покачал головой и улыбнулся:

— А ты и в самом деле непослушная девочка.

Я зарделась как маков цвет. Если бы эти самые слова я услышала от Форда, то тут же ответила бы что-нибудь про грязных старикашек, но в устах Рассела они прозвучали по-настоящему сексуально.

— Я хочу увидеть все, — проговорил он, и я стала рассказывать.

Про все. Я показала ему оборудование, которое мы выбрали с Фордом, рассказала про идею Форда с втяжными экранами на окна, про то, как мы с Фордом красили кладовую и как Форд с Нейтом вешали для меня полки.

— Сдается мне, ты сильно привязана к этому человеку, — заметил Рассел.

Я едва не повелась на эту уловку, но так как отец тысячу раз пользовался ею с женщинами, я удержалась. Обычно я в смущении отводила глаза, когда женщина принималась завязываться узлом, лишь бы убедить отца, что в ее жизни нет других мужчин.

— Да, это так, — ответила я, очи долу, как будто Рассел раскрыл мой большой секрет. Я искоса посмотрела, какой эффект произвели мои слова, и с удовольствием отметила удивление на его лице. Славно. Мне вовсе не хочется, чтобы он узнал, что я к нему чувствую.

— Значит, мне просто придется приложить больше усилий, — улыбнулся он.

Я сделала маленький шажок в его сторону, однако Рассел посмотрел на часы.

— Мне пора идти, — сказал он, и не успела я опомниться, как он уже оказался у двери.

Он замер на пороге. Солнечный луч играл на его щеке. Красиво, черт подери.

— Джеки, — мягко сказал он. — Мне кажется, в прошлый раз я слишком много рассказал о... ну, ты понимаешь.

Я понимала. О женщине, которую раздавили камнями. 225

— Все нормально, — ответила я.

— Это все дела давно минувших дней, и... — Он замолчал и улыбнулся так, что у меня ноги стали ватными. — Кроме того, кто знает, может, она и вправду спуталась с сатаной. Я слышал, ее посещали видения.

— Видения? — Я часто заморгала. Голосу своему я не доверяла. Он говорил беззаботно, но я чувствовала себя совсем иначе. По правде говоря, мне хотелось сесть.

— Ну да. Она предвидела зло. Никто в городе не мог творить зла, потому что она видела его заранее.

Я сглотнула.

— Но разве подобные видения не дар Божий? Возможность предотвратить зло даруется Богом, разве не так?

— Может, и так. Думаю, ее видения с каждым разом делались все ярче, набирали силу, и в конце концов она стала видеть зло в сердцах людей. Говорили, она... — Он замолчал и махнул рукой: мол, не стоит продолжать этот разговор.

— Что? — прошептала я. — Что она делала?

— Отец говорил, что она мешала людям творить то, что было у них на уме.

Я не хотела размышлять о том, что это значит. Я прижала пальцы к вискам.

— Ну вот, я тебя расстроил. Я знал, что не следовало тебе этого говорить. Просто я так долго носил эти тайны в себе, а ты показалась мне такой... неравнодушной. Как будто... — Он не закончил фразу.

— Да. Как будто... — Я не хотела открывать ему своих мыслей. Я не могу вот так запросто сказать ему, что у меня были предвидения: автокатастрофа и пожар. А что, если в следующий раз я увижу, что кто-то замышляет кого-то убить? Как я ему помешаю?

Рассел снова посмотрел на часы.

— Мне правда пора идти. Ты уверена, что все в порядке?

— Да, в полном. — Я попыталась улыбнуться.

— Может, пообедаем в выходные? Сходим на пикник? И никаких больше историй с привидениями!

- Обещаешь?

— Слово чести. Я позвоню и сообщу когда и где. — Еще одна ослепительная улыбка — и он испарился.

Я прислонилась к стене и попыталась унять гулко бьющееся сердце. Первое видение очень меня расстроило, но, увидев, как оно сбывается, я впала в ступор. Во второй раз со мной рядом был Форд, и все оказалось вполне даже весело.

Но что, если...

— А с кем ты разговаривала?

На пороге стояла Тесса. Забавный человечек, который очень мало говорит. Разве что с Фордом... Кажется, эти двое на одной волне. И находят общий язык по любым вопросам. Элли шепнула мне, что никогда не видела ничего подобного. Она всегда печалилась из-за того, что дочь растет замкнутой и молчаливой, не идет на контакт ни со взрослыми, ни со сверстниками. Однако с Фордом Тесса пропадала часами.

— С мужчиной, — ответила я Тессе.

Больше вопросов она не задавала, но в тот день я пару раз замечала, что она как-то странно на меня смотрит. Я не обращала на эти взгляды внимания. По опыту я знала, что, спросив Тессу о чем-то, нарвусь только на молчание и отсутствующий взгляд.

Как-то раз, наблюдая, как ноги Форда исчезают в какой-то «зеленой крепости», которую они соорудили вместе с Тессой и куда ему приходилось заползать на животе, Элли вздохнула:

— Моей дочке явно не хватает мужского воспитания.

Я ухватилась за возможность расспросить о ее браке. В конце концов, я-то про Керка ей рассказала. По сути дела, Элли первая женщина, которая услышала от меня больше, чем рассказала сама.

— А с отцом Тесса часто видится? — спросила я.

— Редко, — поспешно ответила Элли, развернулась и ушла. Вот и все, что мне удалось вытащить из нее.

Так что я проигнорировала странные взгляды, которые Тесса кидала на меня во вторник, и пригласила ее позировать. Она согласилась — по крайней мере после того, как Форд сказал, что она должна это сделать.

Хотела бы я описать, какие чудесные фотографии у меня получились, — но я не в силах. Наверное, будь я в тот день собой, они бы не были и вполовину так хороши. Обычно я невероятно щепетильно отношусь к просчитыванию глубины резкости и уровня освещенности, но тогда я пребывала в такой рассеянности, что даже не задумалась о том, чтобы настраивать каждую функцию на фотоаппарате. Сделав минимальные приготовления, я принялась снимать.

Я усадила Тессу на старый стул у окна, дала ей книжку почитать и принялась щелкать фотоаппаратом. Я отсняла не очень много кадров и не очень быстро — сегодня я соображала и двигалась медленно. Вместо того чтобы суетиться и поправлять каждый рефлектор и каждый волосок у нее на голове, я оставила все как есть.

За три часа, что я снимала Тессу, мы едва ли перемолвились парой слов. В другой раз я бы за час сделала в шесть раз больше снимков, но сегодня я из-за своей мечтательности двигалась медленно, и в результате фотографий получилось меньше, а времени ушло больше.

Через какое-то время мы с Тессой перебрались на улицу. Она растянулась на траве в резной тени дерева, разглядывая листья над головой. Будь я собой, я бы дала ей тысячу указаний: как смотреть, куда смотреть и даже о чем думать. Но так как привычный командирский настрой покинул меня, я позволила Тессе делать все, что ей вздумается, и доверилась фотоаппарату.

В этот вечер Форд засиделся в кабинете допоздна, поэтому я пошла в студию и занялась проявкой черно-белых фотографий Тессы. Когда изображение проявилось на первой, я поняла, что это что-то. С большой буквы Ч — Что-то. Мне хватило трезвости ума понять, что наконец-то у меня получилось то, о чем я всегда мечтала: я поймала настроение. Я запечатлела на бумаге характер человека. Не просто лицо, а личность.

Глядя на эти мокрые фотографии, я в одно мгновение поняла очень многое. Раньше, когда я снимала детей ,я делала это очень быстро, потому что они много двигаются и быстро устают. «Посмотри на меня! На меня!» — повторяла я как заведенная и отщелкивала рулоны фотопленки со всей скоростью, на какую была способна.

Может, с какими-то детьми этот фокус и пройдет, но есть ведь и такие дети, как Тесса, — замкнутые, с изменчивым настроением. Сегодня я совершенно случайно оказалась в том же настроении, что и она, и мне удалось запечатлеть это настроение на пленку.