Восемьсот виноградин - Дейв Лаура. Страница 15
– Просто пытаюсь вычислить, кому нужно перезвонить.
Он растерянно посмотрел на нее.
– Перезвонить и сказать, что мы остаемся.
Вид, открывающийся в восемь утра в последнее воскресенье сезона сбора урожая
Мне снилось, что я выхожу замуж у подножия Эйфелевой башни. Над Парижем всходило солнце. Мой жених, одетый в зеленый костюм, стоял рядом и улыбался. Сон не был похож на сон именно из-за этого горохово-зеленого костюма, который мы купили на блошином рынке в Южной Пасадене вскоре после того, как Бен переехал в Лос-Анджелес. Он его обожал и носил при всяком удобном случае, поэтому происходящее казалось вполне правдоподобным. Мы произнесли брачные обеты, и Бен уже собирался надеть мне на палец кольцо, но внезапно швырнул его в сторону металлической лестницы. Кольцо приземлилось где-то высоко в башне.
– Вперед! – крикнул Бен.
Мы бросились в погоню. Бен начал взбираться по лестнице еще прежде, чем я добралась до башни. Ему нужно было преодолеть первые триста ступеней, чтобы попасть с нижнего этажа на первую платформу, а потом еще триста, соединяющие первую платформу со второй. Все это Бен объяснял на ходу. Он хотел, чтобы я поняла, куда он направляется. Однако не пожелал объяснить, зачем ему туда.
Как только я добежала до башни, меня окатили водой. Я проснулась и увидела, что надо мной стоят отец и Финн. Брат держал в руке самодельный пульверизатор, из которого мама опрыскивала растения.
– Что ты делаешь?!
– Я мог бы спросить то же самое у тебя, – отозвался Финн.
– Вы до смерти меня напугали!
– Значит, цель достигнута, – улыбнулся отец. – А теперь поехали.
– Куда?
– В «Дегустационный зал», – ответил Финн.
Он поднял штору, и в комнату хлынул яркий солнечный свет. Я попыталась загородиться руками, но это не помогло.
Отец указал на дверь шкафа, на которой висело мое свадебное платье, чистое и подшитое. Должно быть, мама привела платье в порядок и потихоньку принесла мне в комнату, чтобы я увидела его, как только открою глаза.
– Красиво, – сказал отец.
Оставив его замечание без ответа, я села в постели.
– Почему мы едем в «Дегустационный зал» в восемь утра? – поинтересовалась я.
– А почему в восемь утра ты все еще спишь? Или у юристов теперь так принято?
Отец уже пять часов как был на ногах и успел не только позавтракать, но и пообедать – самое время чего-нибудь выпить.
– Ты разве не в курсе, какой сегодня день? – спросил Финн.
Воскресенье. Последнее воскресенье сезона сбора урожая. До моей свадьбы осталось всего шесть дней.
Я заслуживала гораздо большего наказания, чем душ из пульверизатора. Неужели я позабыла обо всем, что имеет значение для моей семьи? В последние выходные сезона сбора урожая жизнь шла раз и навсегда заведенным порядком.
Все начиналось в воскресенье утром, когда отец проводил дегустацию – впервые открывал вино предыдущего урожая и угощал местных виноделов. Вечером – семейный ужин в винохранилище, а во вторник – вечеринка в честь сбора урожая. Почти как мальчишник и репетиционное застолье накануне собственной свадьбы.
Обычно вечеринку устраивали в следующую субботу – через неделю после окончания сезона сбора урожая, – но в этом году план изменился, потому что на субботу была назначена моя свадьба.
– Пора ехать, – объявил отец. – Вылезай из постели!
– Можете дать мне пару минут?
– Нет.
– Давай притворимся, что она этого не спрашивала, – предложил Финн.
– Мне некогда притворяться, – отрезал отец. – Выезжаем через пять минут.
Финн распахнул мой чемодан и бросил на кровать джинсы и спортивную кофту с капюшоном.
– Я в этом не поеду! – запротестовала я.
– Выбор невелик, – заметил брат и направился к двери. – Или предпочитаешь облачиться в свадебное платье?
– Итак, малышка… – начал отец.
Мы сидели в кузове пикапа, придерживая с двух сторон бочку с вином. Финн вел быстро и размеренно, в магнитофоне играл альбом «The River».
В утро первой дегустации отец всегда ставил Брюса. Брюс Спрингстин, любимый певец отца, был необходим для синхронизации: под его музыку собирали первые виноградины, под нее же проходила официальная дегустация. Отец никогда не отступал от этой традиции.
Финн свернул налево и выехал на главную улицу: он выбрал кружной путь.
– Бен, – произнес отец. И это не был вопрос.
В кабине громко пел Брюс.
Мама говорила, что не стала рассказывать отцу о нас с Беном. Значит, он не знает. Зато знает меня: если бы ничего не случилось, я бы не приехала.
– Ты сомневаешься? – спросил он.
– Можно и так сказать.
– Уже сказал.
С Себастопол-авеню Финн свернул направо, и мы очутились в самом сердце города. Себастопол – довольно серое местечко, но в нем есть свои прелести. Например, лучшее мороженое в округе, кинотеатр для автомобилистов и местный салун. Главную улицу недавно оккупировал новый торгово-развлекательный комплекс, где можно купить фермерские продукты, посетить гламурные цветочные магазины или остановиться в маленьком шикарном отеле, который берет пятьсот долларов за ночь – словом, настоящая мини-Напа. Однако в это время дня в Себастополе было по-прежнему тихо и уютно.
– Знаешь, прежде чем познакомиться с мамой, я едва не женился на другой. Но за неделю до свадьбы объявил, что нужно все отменить. Конечно, я выразился деликатнее – предложил еще раз подумать.
– Правда?
Отец кивнул.
– Я стал виноделом не по собственной воле. У меня было отличное место в университете – бессрочный контракт. Но большую часть свободного времени я думал о вине. Та, другая девушка сочиняла стихи, и на стене у нее висела цитата. Кажется, из Фицджеральда. Там говорилось, что он не может не писать – у него просто нет иного выбора. Так же и у меня с виноделием.
Отец обвел рукой раскинувшийся вокруг пейзаж: сколько хватало глаз, вдоль дороги тянулись маленькие виноградники.
– На самом деле моя девушка…
– Поэтесса?
– Да, поэтесса. Она сильно усложняла мне жизнь. Говорила, что не намерена сидеть и смотреть, как я воплощаю свою мечту в действительность, когда может отправиться в Лондон, в Париж… Если я решу заняться виноделием и поселюсь в каком-нибудь провинциальном городишке в Калифорнии, сказала она, это станет последней каплей… Так я и назвал виноградник.
Челюсть у меня со стуком упала на пол. Отец всегда говорил, что придумал название для виноградника в «Таверне братьев», далеко за полночь, после пяти кружек пива. Это была целая история, которую он часто и подробно рассказывал.
– Не понимаю… – пробормотала я.
– А тут нечего понимать. Я вам врал. Только никому не говори.
Я обескураженно уставилась на него.
– На подлинную историю мама всегда реагировала немного болезненно. Ей кажется, что она всю жизнь провела на винограднике, который посвящен другой женщине. И неважно, что я выбрал виноградник, а не женщину.
Похоже, с тех пор ничего не изменилось. Отец по-прежнему ставит виноградник на первое место, а мама по-прежнему чувствует себя на втором. Но какое отношение все это имеет к Бену? Что хотел сказать отец? Что со своими демонами нужно разбираться на месте, а не откладывать на потом? Создавая семью, строя совместную жизнь, пытаясь ее сохранить, мы в итоге сталкиваемся с теми же самыми демонами, что и раньше.
– Что бы ни происходило между вами с Беном, ты вольна уйти. Ты также вольна остаться. Вы с ним построили прекрасную жизнь, и это важно. Не менее важно, чем то, что заставило тебя в нем усомниться.
– По-моему, все не так просто.
– В большинстве случаев все очень просто. В большинстве случаев человек хочет чего-то одного сильнее, чем всего остального. Именно за это что-то он и готов бороться.
Отец отвернулся, расстроенный и сердитый. Внезапно я засомневалась, говорим ли мы о нас с Беном или о них с мамой. Всю жизнь мама боролась за свою семью, за папу, а теперь, похоже, борется за кого-то другого.