Пророчество Золотого Перуна - Попов Михаил Сергеевич. Страница 83

Хватка на руках и ногах ослабла, и Марфуша смогла вскочить на ноги, неуклюже комкая на груди разорванный сарафан. Ее насильники замерли, как и она попав под подавляющее душу действие взгляда.

— Иди домой, — коротко бросил Сергей, и повернулся, к тем, кто еще мгновение назад мнил себя охотником, оказавшись на деле добычей.

Марфуша не оглядываясь, выскочила из овина, мечтая лишь об одном, что бы больше никогда в жизни не услышать тихий свист разрубаемого тонкой полоской булата воздуха, хруст разрубаемых костей и сдавленный предсмертный стон.

Она бежала не разбирая дороги, в кого-то врезаясь, шарахаясь от смутных теней, в которые жгучие слезы превратили окружающий мир. Лишь, когда одна из теней крепко ее обняла, и строгий отцовский голос спросил что случилось, она позволила себе обмякнуть, и захлебываясь рыданиями, рассказать чего ей только что повезло избежать.

Отец не сказал ни слова. Даже когда девушка закончила, он лишь нежно поцеловал ее в соленую от слез щеку, и осторожно передал ревущей белугой жене. Зашел в кузню, и вышел обратно, сжимая в крепких, закаленный работой руках, тяжелый кузнечный молот.

Женка вскинула руку к губам, в тщетной попытке сдержать испуганный стон. Но Микола даже не обернулся. Вскинув молот на плечо, он решительно направился к дому войта.

Ругая себя самыми нецензурными словооборотами, из своего далекого мира, Сергей стоял перед сотрясающейся от сильных ударов дверью, и прикидывал, сколько она еще сможет продержаться. За окно на втором поверхе он не переживал. Первым делом, закрыв дверь, метнулся туда, и остался доволен осмотром: ставень сколочен на славу, из толстых, крепких досок, засов перед ним голень толщиной, скобы тоже внушают уважение. В общем, стоя на хрупкой приставной лесенке, такую преграду не выбьешь, тут как минимум таран нужен.

Примерно такой, каким и долбили сейчас в дверь. Дерево жалобно скрипело. Ломается как первокурсница, подумал Сергей, медленно, но верно.

Вторя его мыслям, дверь хрустнула, и упала на пол овина. Теперь времени на мысли не осталось. Сергей шагнул вперед, вскидывая клинок.

Узкий дверной проем был ему на руку, и очень сильно осложнял жизнь нападающим. Сергей вовсю воспользовался преимуществом, понимая, стоит дать себя оттеснить от дверей, и все, капец котенку! Сомнут, задавят массой, и столько дырок понаделают, что ни один портной не залатает.

Он уворачивался от длинных жердин, которыми его пытались оттеснить в глубь овина, и рубил каждого смельчака, который рисковал ступить за порог. Низкая притолока не давала замахнуться, в то время, как Сергею ничего не мешало. Хорошо, хоть щитов у ватажников не было. Вот только, ни что не мешало найти что-нибудь их напоминающее. И, осознание того, что это лишь вопрос времени, портило и без того плохое настроение.

Клык устало опустился на лавку, и снова хлебнул браги. Пот градом катился по помидорно-красному лицу. Паскудная девка, даже находясь на грани беспамятства, брыкалась так, что удержать не было никакой возможности. Не звать же помощь — засмеют! Скажут, совсем Клык стал плох, сперва позволил какому-то пацану сломать ему ногу, а сейчас с хилой девкой справиться не может. Нужен ли такой главарь?

А девка — просто кремень. Сколько уже ударов получила, а все на чистом упрямстве держится, сознание не теряет. Другая б уже померла десять раз! Видно, не зря так за ней Черный охотился. Не простая девка, ой, не простая! Жаль, ни от нее, ни от Черного, правды не добиться. Вдруг, да выкуп за нее хороший получить можно?

Лика завозилась на полу, кое-как села, оперлась спиной на печь. Лицо девушки представляло собой один сплошной синяк. Глаза заплыли, нос от щек не отличить, губы как толстые оладьи… Но через щелки глаз, остро смотрят колючие глаза, так и ждет, подлюка, момента, не упустит, вцепится в горло. Такая и без оружия, зубами загрызет. Клыку даже стало не по себе от ее взгляда.

Девушка скривилась от боли, и сплюнула на чистые доски пола, сгусток крови.

Клык покрутил головой, разминая толстую, бычью шею. Через силу встал, и подернул засученные рукава, на толстых, сплошь заросших черным волосом, запястьях.

— Последний раз спрашиваю, будешь со мной ложе делить? — спросил Клык. Для себя он уже решил, даже если промолчит, отправит обратно в овин.

Только вот чего Лика не умела, так это молчать.

— С тобой ложе? — неразборчиво, словно беззубая старуха, прошамкала разбитыми губами девушка. — Да тобой даже коза побрезгует! Мужичок с ноготок, это ж про тебя сказка.

Клык потихоньку выходил из себя, но Лика не унималась:

— Ты не переживай, что достоинство маленькое. Зато то, на чем сидишь большое! Сразу видно, любят тебя твои ватажники, и ценят! Ты б их к себе в ложе позвал, я-то тебе зачем?

Клык замахнулся. Плевать на все предупреждения Черного. Сейчас мозги этой паскуды растекутся по выбеленной печи, ибо заслужила своим языком. Еще как заслужила!

Лика подалась всем телом вперед, готовая с достоинством принять удар.

— Клык, Клык, — ворвался в горницу один из поставленных у крыльца ватажников. — Там это… Ну…

— Что там еще? — недовольно спросил Клык, не сводя с пленницы взгляда полного ненависти.

— Наших посекли там!

— Кто посмел?! — рявкнул Клык, моментально забывая о наглой девчонке.

Ватажник втянул голову в плечи.

— А я почем знаю? Вроде, говорят, аккурат тот, который тебе колено… тово… значить…

— ТОТ?! — ярость Клыка была такой сильной, что дрогнули стены избы, сложенные из толстых, в обхват, бревен.

Он бросился к дверям, но спохватился, обернулся, подозвал ватажника. Мужик опасливо приблизился. Дыхнув ему в лицо сивушным перегаром браги, Клык сипло приказал:

— Девку связать, и стеречь! Как зеницу ока! Пропадет — будешь мать проклинать, за то, что родила! Понял?!

Мужик мелко закивал.

Грохнув дверью, Клык поспешил во двор. Лика откинулась назад, снова опираясь на печь, и едва сдержала рвущиеся слезы: он все-таки пришел! Он пришел за ней! Ее душа ликовала. А боль от побоев? Да что такое боль тела, когда душа рвется ввысь!

Она безропотно дала себя связать, ибо знала — теперь, все будет хорошо!

Клык выскочил на крыльцо, и сразу увидел своих людей, столпившихся у овина. Зажженные по всему подворью костры, отогнали ночь от дома и овина, но уже за забором тьма стояла такая, что вытянутой вперед своей руки не разглядишь!

— Чего пялитесь? — не успев подойти, закричал Клык. — Выкурите этого сукина сына, любым способом!

Увидев грозного вожака, ватажники засуетились, сунулись в овин, но тут же отступили, унося двоих раненых.

Раненых положили в сторонку, к остальным. Только сейчас, Клык заметил, что уже пятеро из его людей, постанывая, лежат у костра. И трое из них, вряд ли доживут до восхода солнца. Где-то в ночи, раздался протяжный волчий вой, прокатившийся над лесом, и замерший где-то вдали. Клык едва сдержался, что бы не завыть точно так же — сколько он уже потерял людей, связавшись с этим щенком, а сколько еще предстоит потерять? Всех надежных людей собрал он в этот поход. Пять десятков — не малая сила, когда вся городская стража — два с половиной десятка! Если и этих не убережет — лучше в Волосов и не возвращаться. Без поддержки большой ватаги, горожане мигом вздернут на виселицу. Слишком многим он дорогу перешел.

Клык перевел безумный взгляд с раненых на уцелевших, сгрудившихся вокруг него, как поросята вокруг матки.

— Поджигай, к лешему! — хрипло сказал он.

— Дык, это, всю весь попалить можем… — раздался чей-то робкий голос.

— Плевать мне на эту весь! Пусть к Ящеру отправляется! Раз не можете живым этого щенка взять, возьмите мертвым! Но что б дальше этой веси, он не ушел!

Ватажники, почесывая затылки, разошлись к кострам, подхватывая горящие головни.

— Дурное дело затеяли. Охолоните, пока не стало поздно! — угрожающе донеслось из темноты.

— Это кто там такой смелый развякался? — рявкнул Клык. — А ну, вы ходи, сейчас мигом тебе кишки на шею намотаю!