Крысиная башня - Дартс Павел. Страница 2

DVD

через телевизор. Боевичок, конечно же. – Чё началось-то?? – он аж подскочил и весь напружинился. Я тоже всё бросил и навострил уши. – Гипермаркет ‘Гектор’ выносят. Мне сейчас позвонили. Говорят, хозяева ещё ночью всё самое ценное парой фур вывезли и сами смылись, а охрана и персонал утром увидели... что их никто не ждёт – и тоже за дело взялись, а там и ‘покупатели’ подключились... Наблюдательный у нас, чёрт дери, народ! Он ведь на окраине, там теперь полиции нету... Поехали! Всё это он выкладывал нам уже на ходу, параллельно вытаскивая из шкафа две здоровенные сумки, в которых раньше возил с вокзала косметику для нашей фирмы, и толкая туда стопку толстых пакетов для мусора... – Аааа, за-ши-бииись! – пропел Толик, и быстро стал собираться, – ‘Всё вокруг колхозное, всё вокруг мойоооо!..’ Я тоже стал обуваться – но батя замахал пальцем: – Куда?? Ты не поедешь! – там сейчас чёрт знает что будет твориться! – Да конечно, не поеду! – огрызнулся я – Аж два раза! – продолжая обуваться. – Сергей!! – построжал батя. Ууууу... Опять! Он может. Конфликта ещё не хватало. Ну чё вот опять, ведь договорились же! Я замер в растерянности. Вписался Толик: – Да ладно, пусть едет. Машину постережёт. – Место будет занимать! – Да ладно. Лишняя пара глаз важнее. Я ж не кину машину-то просто так?.. Новую, гы! – Я б и на него не оставил... Собственно, твоя машина... – ага, батя начал подаваться. – Я в машине посижу. Посторожу. Чё вы??.. – заканючил я. – Ну да. Посидишь... С обрезом в ворованной машине... – Братан. Чё ты опять как маленький? Ну пусть дома сидит, вышивает это... макраме! Серый, умеешь макраме вышивать?.. – сам-то Толик уже собрался, самое время стебаться, ага. – Ладно. В темпе! – решился батя, они с Толиком были уже готовы и с сумками в руках устремились на выход, – Но никакого своеволия, а то я тебе дам!! И, уже сбегая по лестнице, батя продолжает, вполголоса бурчать: – Куда мы катимся, боже! Я сына тащу на грабёж по сути! Садимся в машину, Толик ободряюще: – А чё? При мордобое и перестрелке он уже присутствовал, при поножовщине – тоже. Чё ты комплексуешь? Сам говорил – жизнь меняется. Сейчас другие навыки нужны будут. Вот и считай, что ты пошёл на охоту на мамонта, а мальца с собой взял, чтобы показать, как оно делается! – На мамонта... Знать бы ещё самому, как этот ‘мамонт’ добывается... Но жизнь действительно меняется, и в четырёх стенах за компом уже не отсидишься... – видно было, что батя уже примерил и ‘принял’ ситуацию. Возле гипермаркета клубился народ. Прежде аккуратно заставленная машинами парковка была заполнена не больше чем на треть; но настолько хаотично, что пробиться поближе, а потом выехать, нечего было и думать. Все стремились, видимо, припарковаться второпях, и поближе к входу, а теперь многие уже ‘затарившиеся’ попросту не могли выбраться из-за заторов. Суетился народ, тащили пакеты и тележки с продуктами, стоял мат-перемат. Двое мужиков толкали в багажник Гольфа здоровенную плазму в упаковке, хотя сразу было видно, что она туда не войдёт. Как с ума все посходили! – Подальше поставишь, – поближе возьмёшь! – изрёк Толик, паркуясь подальше от этой свалки, рядом с видавшим виды Пежо и довольно новым внедорожником непонятной, видимо, китайской, принадлежности. Батя с Толиком цопнули сумки, и вывалились на улицу. – Короче, ты сидишь в машине, никуда не высовываешься. Следишь за обстановкой – инструктирует меня батя, пока Толян что-то возится возле машины – Если чё... Вот чёрт! Я тормоз! Надо было рации взять! Есть ведь пара! Ах я тормоз!! Ну ладно, надо будет приготовить заранее... Всё-то у нас второпях – неопытные мы мародёры ещё... Я: – Мобильный? – На мобильники уже надежды нет – то есть связь, то нету... Надо рации брать, есть ведь у меня... Вот ведь я тормоз! Но пока... Проверь-ка? Ага, есть связь? Чуть что – набираешь меня. Или Толяна. Если кто нагло буром прёт – во... – батя покопался в сумке и сунул мне в руки обрез двустволки, – Заряжен, учти. Лучше не стрелять – хватит пригрозить. Ну а если... На войне как на войне, ты понял. – Да понял я, понял... Может я с вами?.. – закинул я удочку. – Чшшш ! – зашипел на меня батя и сделал страшные глаза – Даже не думай! Сиди здесь! Да, обрез на виду не держи, прикрой вон пакетами... Толян, ты чо возишься? – Готово, пошли! Уже удаляясь, я слышал как они делятся планами: – Значит, в первую очередь продукты. Консервы. Крупы у нас хватает, сахару навалом, масла мало. Растительного... Они смешались с толпой у входа в маркет, где не понять кто и что тащил; кто-то грузился, кто-то ругался, кто-то пытался откатить подпёршую его машину; мужик в неистовстве пинал в бочину новенький опель, у того орала сигнализация, и не у него одного, но никто не обращал на это внимание. Я понаблюдал за этим столпотворением, и переключился на обрез. Достал и снова вставил патроны – батины, переделанные; повзводил курки, потом осторожно спустил их. Классно! Как в ‘Бешеном Максе’! По сути дела я уже считал эту двустволку своей, хотя батя это так, в открытую, ещё и не проговорил. Ещё понаблюдал за происходящим. Изредка машины отъезжали, как правило, забитые всякой всячиной под завязку. Подъезжали всё новые машины, пусть не массово, но довольно много. Видимо, слух разнесся. В давку у входа, в автомобильное столпотворение никто уже не лез, вставали поодаль. Из машин вылазили, как правило, очень деловитые мужики, самого разного возраста – от парней, моих сверстников, до пожилых деловых дядек с пузами. Ну надо же, народ уезжал, уезжал из города, а как пограбить – так всё равно вон сколько набежало! Все ну очень деловито устремлялись к входу в гипер. Иногда, и даже часто – вместе с женщинами. Все с большими сумками. Частенько в машинах оставался кто-нибудь ‘на присмотреть’, наподобии меня, – кто-нибудь, как я с неудовольствием подумал, наименее полезный в мародёрке. Вскоре около нас уже понаставили довольно много машин; вспомнив, что нам ведь отсюда и выезжать, я высунулся в окно и покрыл матом, – довольно неумело, правда... материться на взрослого я ещё не привык.., – какого-то хрена, норовящего своим сраным седаном закрыть нам выезд – как будто вокруг места мало! Хрен не обратил на мои ругательства никакого внимания, этот сукин сын мыслями уже был там, в магазине, типа уже тарился на халяву, вместе со своей толстой страшной скво. Я разъярился. Сука, чуть не ушёл! – но я, не выходя из машины (как велел батя), совсем уже громко заорал на него: – Ты, ... ..., х... ты поставил тут свою колымагу?? Съ...л на... отсюда, г...!!! Честно говоря было как-то не по себе матом отвязываться на взрослого человека, очень не по себе! Но... Как говорит батя ‘Надо меняться!’ – и потому я заставил себя орать матом. Главное – начать, как говорится. Как батя рассказывал – перевоплотился, во! Тут уж этот ишак обратил на меня внимание, и раскрыл пасть, судя по всему собираясь меня обматерить в ответ, – но я сообразил показать ему в окно обрез, – собственно, я в отсутствии бати с Толиком и борзел только потому, что чувствовал магическую силу, исходящую от заряженной железки, лежащей у меня на коленях... Артефакт, ёклмн! Плюс двадцать к борзости, плюс десять к красноречию!.. Ишак моментально проникся, юркнул в свою развалюху и умотал в сторону, искать другое место. Я, гордый своей победой, тут обратил внимание, что припёрся владелец серо-стального китайского ‘внедорожника’, видимо со своим сыном – дылдой, прикатили аж две гружёных с верхом суперамаркетовские тележки, и стали споро грузиться в свой рыдван. Открыли багажник... – ага, так это у них не первая ходка, багажник и салон уже были наполовину забиты всякой всячиной. Тут появились и батя с Толиком – быстро они. Оно и понято – как бы в очередях-то не стоять... Тащили две полные битком сумки, и ещё здоровенный, набитый дополна толстый пакет, почти в рост человека, но лёгкий. – Давай, Серый, помогай, уложи назад под ноги! Мы ща опять сбегаем. Я шустро стал помогать им укладываться. Ого, сколько консервов! Бутылки, – с чем это? О, сироп! Концентраты соков! А это?.. – Это, Серый, не доставай из пакета, просто утрамбуй его под ноги! Пусть мнётся. Чипсы это – дрянь, зато много и на халяву. Пофиг – лёжа поедем, нету ГАИ! Некогда! В багажник ща вывалим из сумок – покидай тоже в пакеты и пристрой, там с тележками уже не пробиться! Я стал торопливо выгребать всё подряд из сумок в багажник. Батя помогал, сгребал всё в пакеты и рассовывал их поплотнее. Мужик с сыном дылдой, видать, забили свой внедорожник доотказа, и теперь силились как-то втиснуть ещё содержимое половины одной тележки – и у них не очень получалось. Толик, бросив сумки, направился к ним. – Харэ, джентльмены, всё один чёрт не влезет; нельзя быть настолько стяжателями! (о, какие слова знает!) – Оставьте нам на бедность, у вас и так полно... Дылда-сын выставил недоумённо-агрессивную морду из машины, где пытался как-то утрамбовать содержимое; и папаша его повернулся к Толику, и явно что-то хотел сказать ругательское, но осёкся, когда Толик отвернул полу курточки, которую носил, несмотря на жару, и продемонстрировал им наган за поясом. Жалобно звякнула об асфальт монтировка, выпавшая из внезапно ослабевших рук парня, батя его отцепился от тележки и попятился к машине. Через секунды они уже с пробуксовкой мчались на выход, а Толик подкатил тележку к нам. -Ты что, с ума сошёл?? – оторвался на него батя – Это ж вооружённый грабёж, ты соображаешь?! – Ага, а сейчас мы чо делаем – уточек покормить на пруду вышли?? – огрызнулся Толик, -Экспроприация экспроприаторов! Как завещал великий Ленин! – Ты дурку-то не включай. В магазине мы как все. Кассы, типа, не работают... Собственно, скорее всего никто ничего предпринимать по растащенному не будет, – батя, заканчивая укладывать утащенное из гипермаркета, размышлял вслух, – А тут считай вооружённый грабёж. И хотя они сами наверняка никуда обращаться не станут – но срисовать номера могли... Хотя номера и чужие. Но... Зачем нам эти проблемы? – Агааа!!! – победно заорал Толик, – ща, номера! Об этом я первым делом подумал! Батя хлопнул багажником и уставился на номер. Я тоже выскочил из машины. Оп! Предусмотрительный Толян обернул номера – и передний, и задний, чёрными полиэтиленовыми пакетами... – Ну, молодца, – смущённо буркнул батя, – Чувствуется школа... – Ерунда, братан, не переживая что не догадался, ты бы тоже сообразил – но позже! – довольно-покровительственно хлопнул батю по плечу Толик, – Я б номера и вообще выбросил – но вдруг всё как-то ещё устаканится... Хотя б на время. Чтоб в глаза не бросаться. Ну чё, место есть – пошли ещё заход? Серёга, тележку вот разгрузи... Они опять рысцой направились к входу в магаз, а я быстренько перегрузил содержимое тележки в машину. Компоты консервированные, в жестяных банках... Сайра. Бланшированная в масле. Зашибись, люблю. Порошок стиральный... Начёрта он нужен? А, ладно, – халява! Несколько больших упаковок йогуртов... (чтобы не пропали, батя пичкал потом нас ими несколько дней, пока мы всё не съели, я потом на них уже смотреть не мог, – и хорошо, потому что йогурты кончились, вообще, как явление...) Мыло. Водка... Дорогая, ага. Джемперы какие-то, прямо с вешалками... Не в одном месте брали – шарились, поди, по всему залу. Снова нарисовались батя с Толиком, опять с битком набитыми сумками и мешками, рукав курточки Толика надорван и забрызган кровью. – Там, бля, пипец, Серый, что творится! – с вполне довольным видом пояснил он, помогая упаковываться – Давка, как в день дисконта! Как за билетом в рай! Тащат, тащат... Уже тащить-то некуда – нет, блин, в угол оттащат целую кучу товара, и сидит – охраняет, типа... А жадность душит – прикинь, – там ведь ещё всего сколько! Отскочит урвать что-то – а сам одним глазом следит, чтоб не утащили из его кучи... Умора! Жаль, телевизионщиков нету, это ж такие сюжеты!.. – Поехали! Ага, телевизионщиков тут только не хватало. Нет, Толян, больше не пойдём – иначе мы сами не поместимся. Поехали. Поехали. В темпе поехали – хотелось повторить. По дороге, руля, Толян задумчиво сказал: – А вообще знаешь что?.. Вот для тебя было, типа, дико, что я у хороших таких, ну совсем как мы, мародёров чутка барахла отжал?.. Кста, Серый, там чё доброе было? – Сайра в масле. Кампот из алычи. Водяра... – Зашибись! Так вот – надо того... Мировоззрение перестраивать – в соответствии с новыми, как ты сам говоришь, реалиями, – он покосился насмешливо на молча сидевшего батю, – То есть, по идее, стоило не мешать им догрузиться, а помочь – а потом отнять машину вместе с барахлом. Полностью. Смекаешь?.. Батя довольно долго молчал, потом с неудовольствием проговорил: – А всё к этому и придёт. Со временем. Увы. Но давай не будем беспредельничать и бежать впереди паровоза, – всё будет в своё время. Чувствую я – о, много нам, открытий чудных... Мы разгрузились дома, затаскивая намарадёренное барахло в сумках и мешках от припаркованной прямо у подъезда машины в квартиру. Хорошо что мы невысоко живём! Валили всё в гостиной, в кучу, освобождая сумки и мешки. Мама только глазами хлопала, но не встревала. На лестнице попался Володя Васильченко. – О, где это вы так закупились?.. – и смотрит проницательно. – Там, Володь, где взяли, – пока ещё есть, но скоро кончится! – притормозив, поведал Толик, – так что ты не тормози, а поехали с нами. Заводи свой пепелац. – Не, я не поеду!.. И вам не советую. Нехорошо! – без объяснения причин буркнул Володя и скрылся за дверью квартиры. Всё-то он понял, а как же! И явно неодобрил. А, ну и пусть! На второй наш ‘заход’ мне показалось, что машин стало явно поменьше, и народу, снующего в дверях, тоже поменьше. Ну ясно – уже почти всё растащили. На этот раз я тоже пошёл в раздербаненный гипер. Ну конечно! Растащили всё. Гипер представлял собой жалкое зрелище: весь пол усеян порядочным слоем мусора – упаковка, раздавленные молочные продукты, книги и листовки, открытки, битое стекло и поломанный пластик, какого-то чёрта опрокинутые стеллажи; канцпринадлежности захрустели под ногами... Или это были кукурузные хлопья? Не понять, в кучах затоптанного барахла, недавно бывшего товаром, ноги вязли по щиколотку. С очень деловым видом шныряли мужики и женщины с сумками – куда-то в подсобки. Всё равно и в этот раз мы забили машину под завязку. Хотя жрачку уже растащили или растоптали большей частью. В углу, где раньше все витрины от пола до потолка были заставлены спиртным, обосновалась какая-то буйная молодёжная компания. Они перегородили вход туда несколькими прилавками и никого не пускали; да, собственно, видя там веселящуюся молодёжь, люди не особо и лезли; натащили туда закуски и ‘праздновали’ вовсю... Орал магнитофон, слышались мат-перемат и звон бутылок. Толян нахально всё одно внедрился туда, и через несколько минут вернулся с полным позвякивающим тяжёлым пакетом. – Блин, вот щенки... – только и сказал он, лизнув в очередной раз ободранный правый, ‘ударный’ кулак, – Но там толковой выпивки уже не осталось. Видимо, дорогой вискарь и коньяки вывезли хозяева, а эта перхоть – он пренебрежительно мотнул головой в сторону пьяной молодёжной компании, где прорезывались среди гогота и женские голоса, – Жрёт водяру вперемешку с пивом, на радостях-то... Вот, чуть коньяка надыбал, пусть хоть молдавский. На обмен, если чо. В горячих точках самая та валюта! – Толян, ты один не лезь, – попросил батя, – Можно невзначай нарваться. Ходим втроём, ага? – Нормально, брателло! – успокоил Толик, – Куда ещё? На второй этаж? Или шмотки нам без надобности? – Гламурный коффффточки и пальтишки с розовыми хлястиками нам точно ни к чему, – в тон ответил батя, – Давай пошерудим аптеку и отдел с бытовой электроникой – на предмет батареек и фонариков. Догружались уже в наступавших сумерках. Света в гипермаркете не было, в потолочные прозрачные фонари вечернее небо давало уже мало света, мы торопились. Выгрузили машину к Элеоноре. Она, умница, вопросов не задавала. Всё же мы поехали на ночь глядя ещё раз, несмотря на подступающий комендантский час – запрет на движение автотранспорта в ночное время. Причём Толик на этот раз сам засомневался – а стоит ли? Там же всё растащили! Не за древесным же углём для пикников туда ехать? Больше бензина проездим... Но потом наша мародёрская жадность возобладала. В этот третий вояж мы уже подчищали остатки. Машин у входа было уже мало – мародёры разъехались по домам. В магазине было уже так сумеречно, что пришлось достать предусмотрительно прихваченные фонарики... Впрочем, ‘предусмотрительно’ – это только что касалось меня, батя напомнил, чтобы я взял подаренный им фонарик – налобник; сам он таскал свой ‘феникс’ с собой на ремне напостоянку, как он выражался, в ‘ЕДЦ’, и Толик тоже. Чёрт, надо будет и мне взять такую привычку – сколько уже батя про это твердил... И фонарик хороший чтоб. Да, чёрт, прав батя, меняются предпочтения! Шумная гоп-компания в вино-водочном отделе разошлась не на шутку: оттуда слышались сразу несколько песен, одновременно выкрикиваемых пьяными голосами, кто-то ссорился, слышался женский смех, кому-то с матюками били морду... Народ развлекался не на шутку. К тому же они откуда-то из отделов притащили огромное количество чайных свечек, и зажгли их, понаставив где только можно: на всех стеллажах, прилавках, витринах... Сотни маленьких колеблющихся огоньков ярко освещали этот бедлам в углу огромного магазина, погруженного в сумрак, где редкими тенями, подсвечивая себе фонариками, сновали уже только одиночные мародёры, создавая феерично – фантастическое зрелище! Эдакий пьяный яркий оазис в царстве сумрака, весь в трепещущих бликах свечей, с мелькающими огромными тенями на стенах, неистово потребляющий халявную выпивку... И батя, и Толик остановились, рассматривая из темноты этот шабаш. Зрелище было, честное слово, фантастическим! Как в лесу у костра, – но в огромном городе, в большом современном здании... – Нормально они тут оторвутся, да – резюмировал Толик. – А когда здесь выпивку прикончат, – пойдут искать что-то ещё. И остановить их можно будет уже только картечью. Или там пулемётом... Им теперь законы неписаны и вкус к разбою они почувствовали, – добавил батя. Я непроизвольно пощупал обрез под курточкой, – на месте! Добирали остатки, роясь в разгромленном магазине. Толик подогнал джип к самым дверям, и периодически бегал на него посмотреть. Всё! Продуктов больше не было! Практически. Люди тащили уже всякую ерунду: туалетную бумагу, бытовую химию, какую-то краску в банках... Или не краску? Откуда бы в гипермаркете краска? Вот уж никогда не интересовался; но, видимо была и краска, потому что одна банка у тащившей их с десяток тётки выпала и удачно грохнулась на пол, соскочила крышка, и содержимое образовало на и так захламленном полу приличную лужу. Теперь все новые мародёры, в полумраке шустренько вбегавшие в распахнутые двери этого входа, обязательно поскальзывались – ... и дальше следовал взрыв ругательств, сопровождаемый хохотом коллег, шныряющих по огромному зданию, и ‘уже прошедших через это’. – Нет, Серый, эту дрянь не потащим, – вон видишь кафе? Там за стойкой целый ящик спичек растоптали – собери все в пакет, там сейчас никого, двигай, мы тут пока заняты будем. – Па, нафига спички? Я ж знаю, у тебя Крикетов дома несколько упаковок? Да турбо с подзарядкой? Да... – Тебя что сюда взяли? Дискутировать?.. – Ладно, ладно... Вон, туалетной бумаги бы лучше... – Джип не резиновый. Спички – из них классный замедлитель получается. Какой ‘замедлитель’?.. А, ну да, я всё забываю про твоё компьютерно-айфонное детство. Такой. И вообще, спичек много не бывает. Что до пипифакса, так мы с Толяном выросли без туалетной бумаги, и ты её отсутствие переживёшь... ‘Чем?..’ Уй, блиннн... Сын, не беси меня, иногда глядя на тебя я впадаю в депрессняк – настолько ты нежизнеспособен, чёрт побери! Одно тебя извиняет – настолько же, или больше, нежизнеспособно ‘в новых условиях’ всё ваше поколение, все твои сверствники... Давай двигай, хватит болтать! Обрез не свети!.. В разгромленном и растащенном гипермаркете, кроме ожиданий, оказалось ещё дочерта полезных вещей, – правда, стояли они уже не в ящиках и пакетах ‘наготове’ – ‘бери и неси’, а за ними приходилось нагибаться, за ними приходилось ползать по полу... ‘Ничего’, – сказал батя – ‘Мы не гордые. Мы поползаем. Мы потом ‘гордые’ будем, потом...’ Возле касс, среди развороченных стеллажей, под каждым можно было насобирать целую коробку сникерсов-марсов-твиксов и прочей сладкой калорийной дряни, но батя особо нацеливал на батарейки. Батареек было много. Они валялись везде, и почти никому они не были нужны – ну, может быть, проходя мимо, кто брал несколько штук в карман, ‘про запас’, – мы же собирали всё, до чего могли добраться. Батя с неудовольствием смотрел, как я сгребал и жвачку, – ‘Фигнёй страдаешь, Сергей!’, – но в общем не возражал. – Олеж, там аптека. И вон там. Всё взломано – ясное дело, наркоши искали на чём дурь сварить, остальное раскидали... – Непременно. Аптеки – непременно! Ну, ты в курсе: перевязочный материал, антибиотики – все, какие найдёшь, благо они лёгкие; витамины... Жаропонижающие, спазмолитики, пластырь, бинты, перекись... А шампуни – гели – пасты – мази от облысения, – к чёрту, пусть наркотам останутся, они ребята с выдумкой, придумают как и это к ширеву приспособить... Совсем стемнело. Вдруг на улице громко, часто захлопало. Как потревоженные большие серые мыши коллеги-мародёры сыпанули в стороны; но мы сразу увидели, что темнота за дверями расцветилась сполохами огней пиротехники, – да, это были не автоматные очереди подъехавшего ОМОНА, как очевидно подумали наверняка наделавшие в штаны ‘коллеги’, это был ‘салют’. Толик скрылся в направлении представления, и, пока ‘салют’ ещё не закончился, уже вернулся, таща два больших пакета с объёмными коробками: – Два идиота начали жизни радоваться, решили, очевидно, что сейчас Новый Год. Ну и я им, на правах Деда Мороза, маленько надавал по жопам, чтоб не шалили. Олег, они говорят, вон там, на втором, брали; там магазинчик, там, говорят, ещё много – никому не надо. Нам надо? – Ясное дело, Толь, тащи, всё что будет. Конечно-конечно! Ещё... ещё, чувствую, не один Новый Год нам фейерверков из Китая не привезут, а как детишкам без огненной радости?.. Тащи. Мне уже надоело шарахаться по пустому зданию – ничего толкового уже не попадалось. В разграбленном парфюмерно-косметическом отделе нашли несколько коробок с нетронутым парфюмом в фирменных упаковках. Тут уже батя нашёл мне занятие, видя что таскаться по этажам мне влом: дал пару сисек из-под пива и минералки, валявшихся тут во множестве, и мультитул. Сиди, говорит, здесь, занимайся делом. Берёшь, говорит, флакончик, – и открыва-а-аешь... Он зверски и быстро порвал на флакончике ‘Коко Мадмуазель’ от Диора целоффанизированную обёртку, картонную коробочку с гофрой, достал флакончик, сколупнул крышечку, и быстро, как будто всю жизнь этим занимался, пассатижами мультитула выдернул распылитель-дозатор. После чего опрокинул флакончик в одну из пластиковых бутылок: – Пускай сливается. И так далее. Понял? – Нафига это, пап? – изумился я. – Топливо. Очень дорогое качественное топливо, хотя и здорово вонючее. Это ведь спирт в основном, если не считать разбавитель и парфюмерную композицию, которая будет гореть тоже за милую душу. Хорошее топливо – калорийное и жидкое. Давай-давай. Я покажу потом, для чего оно. Есть такая штука – горелка на спирту; делается, кстати, из пары жестяных банок из-под напитков за полчаса, – я тебя потом научу! Сливай всё в одну ёмкость, потом пригодится. Старайся не обливаться, а то провоняешь весь... А это что? О, Армани... Давай, приступай. Эх, мамы нет – она б оценила всю глубину композиции... – он откинул в сторону флакончик Шанель и поставил сливаться Армани. – Это будет сногсшибательная парфюмерная композиция! Мечта и кошмар французского парфюмера. Ладно, мы неподалеку. Никого вроде бы нет, но если что – стреляй. Хоть в потолок – мы рядом. И я порядка часа сливал из флаконов и флакончиков дорогущие духи, парфюмерную и туалетную воды в пластиковые бутылки из-под пива... Получилось прилично – почти две полуторалитровых сиськи. Конечно, я и сам духами устряпался, – потому что в конце, наскучив аккуратным отрыванием пробок с пульверизаторами, я приспособился просто отламывать пассатижами мультика горловину флаконов, рассудив что раз это всё одно топливо, то и осколки стекла ничего страшного. Конечно, тут же обрызгался. Воняло от меня... Смесь самых изысканных парфюмерных композиций вместе создала такой ‘шедевр’, что подошедшие батя с Толиком аж поначалу зажали носы. Ничего, это... Адаптируются! На прощанье притащили из разбитого вет-магазина десяток пакетов с кормом для Графа, – ой! – с ним же сегодня не гуляли! Мама-то на улицу не сунется, – в разбитом магазинчике ‘Экспедиции’ нашли пару флисовых пледов, ядовито-оранжевого цвета, подобрали складную маленькую печку в чехле (- ‘Вещь! – заверил батя, – Пусть ЕЩЁ одна будет! Бери, Толян – Элеоноре подаришь! Это покруче швейцарских часов теперь будет!’). Взяли пару термосов из нержавейки, с широким горлом – из тех, что нашли нерастоптанными. Я, чисто по-приколу, надел колониальный пробковый шлем... просто посмеяться. Остальное там уже растащили. Пока мы ковырялись в зале. Толян ушёл шнырять в подсобные помещения магазина. Вернулся хотя и разочарованный (‘-Всё уже или растащили, или растоптали!’), но и не с пустыми руками: притащил два больших торта в пластиковых упаковках. – Прикинь, пришлось отбирать... Ага. Там такая корова сидит на куче этих тортов... Из холодильника натащили, ага. Не, не ‘на куче’ буквально, а рядом. А ейный мужик, говорит, за машиной побежал. И вот такая вот (он показал гигантский объём ‘коровы на тортах’) , такая Монсеррат Кабалье, панимаишь, захапала все торты из холодильника и ни с кем не желает делицца! А я, – я ж реальный пацан, и за герлой, за Элеонорой, значит, – должен ведь красиво ухаживать, не? Чисто по-пацански?.. – он хохотнул, изображая из себя уличного ‘пасана’, – Ну, там, тортиком побаловать свою френдлиху? А эта корова – нипочём! Я ей говорю: ‘Они ж испортятся на жаре – ты посмотри, сколько ты их нахапала! Сдохнешь от отравления! Да и вообще, у тебя же ряшка – проще перепрыгнуть, чем обойти! Тебе же эти торты не нужны по слабости здоровья! На, говорю, за вон тот бисквитный с цветочками и вон тот песочный с зАмками тебе пара диодных фанариков и горсть батареек, – последние, в зале уже подмели всё. Выгодный гешефт, ферштейн? Будешь ‘на сладком’ и со светом! А это счастье мясокомбината ни в какую! Пришлось, хммм... включить всю убедительность, на какую был способен, да... и всю обаятельность... – И что, обаял? – Ну так! Я ж обаятельный! – Толик заржал, – Обаял! И фонарики сэкономил, раз сразу не согласилась! А у неё сейчас сладкая полоса в жизни пошла, – ща ейный мужик приедет, будет её отчищать... или облизывать, как уж они там договоряцца!.. Всё эти комедии смотришь-смотришь, где персонажи тортами кидаются, так дай, думаю, хоть раз вживую попробую? Нормально получилось! Только выбирать торты нужно что покрепче, песочные, а то кремовые в момент броска разваливаются... Хы! Серый, хошь бисквитный?.. Вместе с нами по залам шарились ещё несколько таких же как мы маленьких групп мародёров. Даже и с женщинами. Все были деловиты, сосредоточены и неагрессивны. Все ДЕЛОМ ЗАНИМАЛИСЬ! Даже подсказывали друг другу, что вон там-то есть ещё остатки стеллажей с воздушной кукурузой, а сумки можно найти на втором этаже, но большие уже растащили... Шастали по огромному разорённому зданию с фонариками, как шахтёры какие-нибудь. – А что арендаторы не вывезли товар? – спросил Толик, копаясь в груде одежды в бутиках на втором этаже. От стеклянных дверей в магазинчики остались лишь куски стекла, висящие на петлях. Судя по всему, их выносили здоровыми бетонными основаниями под мусорки, которые валялись тут же. – Наверно, не успели. Ты думаешь, владельцы гипера были озабочены их информированием? А потом уже поздно было лезть – затоптали бы... Да и что тут вывозить – гламурные шмотки? Вон, свадебные платья? – батя с презрением наподдал ногой кучу мятого гипюрового и кружевного шмотья, белого и в цветочках, – начерта всё это, Толян? Пошли поищем что доброе. – Погодь. О, вот эта пойдёт, – Толян примерил очередную ветровку и остался ей доволен. Выгреб из карманов своей старой всё и переложил в карманы обновки. – Серый, ты тоже не теряйся, – обнови, блин, гардероб! Социальная парадигма, блин, сменилась – как говорит твой батя! – он громко заржал; из соседнего стеклянного отсека – клетушки шарахнулась тёмная фигура, и побежала к выходу. Мы проводили её взглядом. – Ты знаешь, я предлагаю переночевать здесь... – сказал батя, – И дело не в патрулях – они не зарубаются, сам знаешь. Но можно схлопотать ночью дуплет картечью от каких-либо отморозков... Чисто из-за машины. Это было бы обидно. – Самому не хочется никуда переться, устал – подтвердил Толик, – Но за тачку переживаю. Транспорт! Хотя сейчас, в нынешних условиях, мы и ещё поновее себе отожмём, я думаю... И повместительнее. – Не сразу, Толян, не сразу, – притормозил его батя, – Ждём развития парадигмы. Потом – хоть бэтээр. Пока что мы должны хотя бы делать вид, что уголовный кодекс чтим... В первом приближении. Значит, решено? Серый, ты как? У меня уже слипались глаза и я только согласно помотал головой. Стащили в один из отсеков бутиков на втором этаже, как раз над стоящей на улице машиной, побольше шмотья из соседних секций, разложили на полу чтобы было мягко, накрыли оранжевыми флисовыми пледами. Батя заставил меня вымыть тщательно руки – минеральной водой, другой не было, чтоб от меня так не шмонило смесью парфюмов. Ужинать не стали, попробовали только притащенный Толиком бисквитный торт с кремом (песочный он сберёг для Элеоноры) и напились той же минералки. Я заснул тут же как лёг. Спал как убитый. За всю ночь просыпался только раз – Толик, по пояс высунувшись из открытого окна, матом орал вниз, на улицу: – Ты чё там ищешь?? Ты чё там забыл, паскуда?? Пошёл накуй, а то шмальну, бля!! Перевернулся на другой бок и вновь уснул. Проснулся, когда уже светало, долго спросонья не мог понять – где я?.. Потом сообразил, когда под бок ткнулась рукоятка обреза – так я с ним под полой и спал... Рядом спокойно сопел Толик. Батя сидел у стены, вытянув ноги, подложив под спину кипу шмотья. – Что, выспался? Сейчас поедем. Толян! Просыпайся. Умылись наскоро минералкой же. Упаковали нахомяченное, и двинулись к выходу. – Толян, знаешь, сюда бы ещё стоило бы вернуться. И, возможно, не раз. Я знаю, что всё вынесли, а сегодня по-свету доскребут остатки. Но – ты подумай, это ж ‘инфраструктура’! Вон хотя бы одних тележек сколько – а сколько на них сетки никелированной! Я даже не придумал ещё как её, сетку, можно использовать, но чувствую что пригодилось бы. Да и вообще. Тут и генераторы есть, и топливо к ним. – Топливо... За дураков бывших хозяев не держи, а? – А, ну тогда просто генераторы. – Олег, у нас же есть маленький. – И маленький есть, и у Васильевны в магазине под нами стоят два. По меньшей мере. Это, я считаю, и так уже наше. Но мало не бывает. Это же генераторы! А значит автономность. – Верно. – Только уж больно они, наверное, большие; стационарные, демонтировать их надо – а это возня... Что-то мне кажется, что это мы оставим тем, кто рядом живёт... – не встретив оппонирования, вдруг дал задний ход Олег, – Они ж заточены чтоб компрессоры больших холодильников питать, нам такая моща без надобности. Нам бы что поменьше, покомпактней. О! Знаю где. Если только там уже... – Что они... Ну, Администрация эта сраная, вдруг так вожжи отпустила – это ж эээ... пре-це-дент? Трудно ли было этих говнюков разогнать? – Толян кивнул в сторону, где, было затихшая ночью, теперь вновь начиналась гулянка отмороженного молодняка, слышались звуки ссоры, музыка, кто-то уже затянул песню, – Пары нарядов с автоматами хватило бы. – Ну, очевидно, немного у них ‘нарядов’, готовых ночью ехать ‘на подавление’... – Ну вэвэшники. – Это. Я не сказал вчера. Послушал я вчера эфир малёху. У Администрации проблемы начались. Новые. ‘Ещё одна Администрация’ образовалась – теперь уже районная, то есть в области где-то. Отказались подчиняться, – у них там полк связи стоит, потом – артиллеристы; а главное свои склады со жратвой – вот они и отказались вывозить ‘в центр’. ‘Парад суверенитетов’ на местечковом уровне, блин. И сегодня у них, типа, ‘стрелка’... Ну, стрелу забили на нейтралке – как в наше былое весёлое время, помнишь?.. – Хы!.. – Вот. Тока стягивают туда не бычьё, типа нас в 90-е грешных, а вованов и армейцев; не исключу, что и ментов тоже – кого найдут. – Ооооо... Вон оно чо. – Да. Быковать будут. Насупротив друг друга. Мускулами играть, базары тереть. Генерал Родионов, конечно, сейчас авторитетный пахан, но у тех тоже... Потому я и тормознулся тут на ночь так бестрепетно. Так что сегодня тут хоть весь гипер вывози. Но смысла нет. У нас в центре хватает своих вкусняшек, в шаговой доступности. Ими займёмся. – И оптовкой. – И оптовкой, да. *** Батя, видимо вспомнив свои крестьянские прадедовские корни, изрёк ‘Сейчас день год кормит!’ – и под этим сельскохозяйственным лозунгом мы несколько дней усиленно занимались мародёркой. Впрочем, как и большинство вменяемых оставшихся в городе жителей. Невменяемые сидели дома и дрожали. А мы не дрожали, нет; не сказать, чтобы мы чувствовали себя очень уж уверенно со стволами, – нет; тем более мы видели среди деловых мужичков, шарящихся в магазинах, и людей в милицейской форме явно с кабурами набитыми не только бутербродами, но всё же стволы давали +10 к статусу. Для меня послать трёхэтажным какого-нибудь наглого делягу, пытающегося стащить ‘по сути уже моё’ стало делом обычным. И чувствовалось, чувствовалось! Люди, наши коллеги-мародёры, вдруг обрели мощную интуицию, – те, кто раньше на улице на безобидное ‘да отвали ты’ готов был кинуться с кулаками, теперь на существенно более крепкие задорные выражения поджимали хвост и ‘растворялись в предрассветной дымке’, как поэтично выразился Толик, хотя дело и было в этот раз днём. Потому что тяжёленькая железяка под полой вселяла уверенность и добавляла нужные нотки в ‘обращение к оппоненту’, – и это чувствовалось. Правильно говорил Аль Капоне насчёт доброго слова и револьвера, правильно. Чтобы к твоим словам прислушивались, нужно и что-то более весомое, – кроме слов. Ствол, плюс ощущение что я не один, – мы группа, мы стая, мы ‘прайд’, как выразился батя, имея ввиду свой ‘львиный’ знак зодиака. Сгружали у Элеоноры, почти полностью забив у неё одну комнату. Подгоняли джип задом к подъезду, отсылали дежурного, что по графику пас входную дверь, ‘порадовав’ его каким-нибудь презентом – и в темпе, в темпе! Благо теперь грузящиеся машины у подъездов были повсеместным явлением, как и люди, снующие по подъездам с сумками и коробками – ‘Великое Переселение Народов в Глушь!’, как выразился батя. Только люди таскали сумки-коробки в машину из квартиры, а мы в квартиру из машины, – но такие частности со стороны не очень-то заметны, правда? Во-всяком случае, мы так думали. Васильченки, Володя с Людой, уехали. На дачу, пережидать. Судя по всему, у старого наблюдательного Васильченки здорово испортилось мнение о бате за последние несколько дней. Я даже слышал, как он выговаривал ему на повышенных тонах: – То, что вы делаете, Олег – это недостойно! Я не ожидал от тебя!.. – Володь, я сам от себя не ожидал. Такой быстрой реакции, обычно я торможу не по детски. Наверно, влияние Анатолия сказывается. Но это жизнь. Успеваем. Стараемся. – Я не похихихать хочу, а поговорить с тобой серьёзно! То, что вы делаете, называется... – ... мародёрство. Грабёж. Разбой. Я знаю, Володя. И что? Быть честным хочется, но выжить – ещё больше... – Ты думаешь, чему ты учишь сына?? – Об этом не надо. Думаю. Пока получается. – И что придётся отвечать?.. – Перед кем, Во-ло-дяяяя?? Это норма жизни сейчас стала, ты просто не понял ещё. – Воровство не может быть нормой жизни! Есть нормы морали... – Вот и большевикам так же говорили в 17-м, когда они на реквизиции-экспроприации-продразвёрстки приходили. В рамках тогдашней, тоже сменившейся, парадигмы. А они, вишь, не верили, – и неслабое государство поставили на уши... Главное, Володь, в струе быть; а мораль – она такая сука изменчивая... – Ты и говорить-то стал как уголовник! Не ожидал от тебя!.. Пусть – мораль. Но есть ещё уголовный кодекс! – Не, Володь, нету. Кончился. Ну, на самый крайний случай, если вдруг когда-то и как-то ‘нормализуется’, – в чём я лично сильно сомневаюсь, – объявят амнистию, делов-то. Первый раз, что ли? Ты, Володь, историю хорошо знаешь? Всегда и везде так было. Взять, хотя бы, последнюю чеченскую компанию... – Олег! Я не