Крысиная башня - Дартс Павел. Страница 3

.. Он ударил тебя

И после этого ещё какое-то ‘но’?! – Возможно, я сама была виновата. – ‘Сама??’ Да что ты говоришь-то такое?? Как это можно?.. Эта грубая скотина... – Можно... Знаете... Сейчас время такое... Многое приходится и в себе менять... – Господи! ‘В себе менять!’ В себе как раз ничего не надо менять! Всё что вокруг нас происходит – это лишь отражение нашего внутреннего ‘Я!’ Если ты позволишь собой помыкать – из тебя сделают... – Елена Николаевна, не надо, я точно сама тогда была виновата! Я теперь это понимаю. И... Он не помыкает мной, нет! Вот вы говорите – он грубый. Ну, ‘грубая скотина’. А вы не представляете, какой он бывает со мной нежный! Да ни один из этих... юристов-менеджеров будущих таким быть не мог, они ж все... Ну ладно. А главное. Он заботится обо мне. Это даже не благодарность, хотя я забыть не могу, как они с Олегом Сергеевичем меня в ресторане выручили. Да что выручили – спасли, если правду говорить! Страшно подумать, что бы со мной эти кавказцы сделали! Но дело не в том... – А в чём??.. – На него можно положиться. Он – надёжный. Я чувствую это. – Он??.. Да знаешь, сколько он девок только сюда перетаскал? А знаешь, какой он зверь?? Он зверь, ты мне поверь, я знаю, он и человека убить может! Да что ‘может!’ – убивал. Ты же видела – во дворе!.. – Да... Я знаю. Видела. Но ко мне это отношения не имеет. Со мной он другой – а это главное. Я даже... Я стирать ему стала – и мне не в облом, потому что – своему мужчине! Я... Я ему кушать буду готовить! Я ему ребёнка рожу!.. Если, конечно... – Боже мой, Эля, в какую яму ты залазишь... – Я не залажу, я вылезти пытаюсь. Толик... Я верю ему. И он знает, что может доверять мне... В постели у нас всё прекрасно – что ещё нужно женщине? – Многое. Самореализация. Самостоятельность. Творчество. Достижение... Долгое молчание. – А чем это одно другому мешает? – Вам так повезло, у вас такой муж... Был. Он вас любил, ценил... – Он не ценил меня! Он постоянно старался меня унизить!.. – Неправда... Не могу этого представить по Олегу Сергеевичу... Как ‘унизить’?.. – Он не разрешал, запрещал мне встречаться с моей родной сестрой! – Как... он мог ‘запрещать?’... – Ты, Эля, ещё молодая и глупая, и не знаешь, как это бывает... Запрещал встречаться. Я не могла встретиться с моей родной сестрой, ты вдумайся! С единственным мне родным человеком! Я не могла встретиться с ней у себя дома! Это что – не унижение?? – Так встречались бы не дома... Тоже запрещал? – Ты издеваешься, что ли?? – Нет, я не понимаю... Мне Толик говорил, что у Олега Сергеевича с вашей сестрой некоторые... ну, непонимания. Он говорил, что она поступила с ним очень по-подлому... – ‘Он говорил!’ Правильно она поступила! – Я не знаю. Может быть. Я не вникала, честно говоря, а он не рассказывал подробно. Там сложно всё. Но он говорит, что есть основания... Говорит, что Олег Сергеевич вашу сестру на дух не переносит... – Она моя сестра, понимаешь?? Сестра! Единственная! Единственный родной человек!.. – Я думала, самый родной – это муж. Муж и сын... – Ты ещё жизни не знаешь, не знаешь жизни, чтобы так говорить! Муж... Муж ведёт себя как... А сестра – это сестра! – Елена Николаевна, так ведь он же, я так поняла, не препятствовал вам с ней встречаться, да и не мог препятствовать. Но не дома. Это же и его дом, как вы не понимаете? Если он её не переносит... – Она-моя-сестра! Почему я должна была с ней встречаться на улице, в кафе, но не дома у себя?? Почему? Она – моя сестра! – ты можешь это понять?.. – ... ну, наверно потому, что это и его дом, и он этого не хотел... Наверно, и вам бы не понравилось, если бы он приводил в дом неприятных вам людей... Молчание. – Да, хорошо они тебя обработали! – Елена Николаевна, меня никто не обрабатывал. Я вообще... Я же не об этом поговорить зашла. Но раз уж разговор зашёл... Разве это не нормально, чтобы всё же мужчина мог решить, кому приходить в дом, а кому нет? Разве это не нормально? Ведь и он тоже... Со своей стороны... Какие-то обязательства на себя берёт. Вот, вы с Толиком, я знаю, не очень ладите; так он перебрался же в другую квартиру, когда вы... вы вернулись. И вообще. Он ведь мужчина. – Мужчина! Мужчина! Что ты заладила! И что с того?! – Да ничего, в общем-то... Но вот... Папа всегда говорил... – ... ты думаешь ‘это’ всё будет вечно? Вот этот весь дурдом: вонь, грязь, воды нет, света нет... Это скоро кончится, я знаю! – Как?.. – Я не знаю ‘как’, но я точно знаю, что долго это не может длиться! Потому что это – ненормально! Так – не может быть! Не должно! И потому... Всё вернётся! Всё обязательно вернётся к прежнему! Главное – себя не терять! И не ронять! А ты... – Мне кажется, я и не роняю. Мне кажется... Я даже уверена – то, что я вот так Толика встретила, и как у нас с ним, – это большая удача для меня... – Элеонора – Элеонора, как ты жизни не знаешь! Вот посмотришь, увидишь ещё!.. *** – Толян, а как у тебя с Элеонорой? – завёл разговор батя поздно вечером, когда ужинали, и мама уже ушла. – Ну как. Обламывается девочка. Помоленьку, – жуя, глубокомысленно сообщил Толик. – Знаешь, приятно видеть, как с неё спесь сползает. Все эти ‘Фи, быдло, ни разу не был в Милане!’ или ‘Кальвадос – это не город, ты, колхозник!’ проходят постепенно. Лечебное голодание, плюс обстановка способствует, – он подмигнул, накладывая себе добавочную порцию макарон с тушёнкой, – Понты очень быстро сдуваются... Он, понизив голос и зыркнув на меня и в проход в комнату, куда ушла мама, добавил: – Да ты и по своей наверняка заметил? Тут батя промолчал. – Сначала понты, конечно, гнула, – продолжил Толик, – Но... Голод не тётка. Да и... Опасность, сам видишь, буквально витает в воздухе... Чо-то я поэтично выражацца стал, – хохотнул Толик. – Ты заметь, – она ж из дома не выползает почти, – боится. После того побоища с гоблинами тут все пересрали, весь дом. Потому он так быстро и зачистился. А она куда поедет? Одно время меня упрашивала отвезти её в батьков коттедж. Ну и что, говорю, будешь там делать? – спрашиваю. Там чо? – газовое центральное снабжение? А печка есть? – Камин, говорит. А топить ты умеешь? А чем? А готовить? А из чего? А когда туда гопники придут – чё им скажешь: полшестого?? – он довольно захохотал. – Ой, молодняк, инфантилы, ой – инфантилы; ничё не умеют, ничё не знают, всё на понтах и предрассудках... – он вздохнул и перевёл взгляд на меня, – Крыса, понятно, это не касается. Крыс – парень деловой и с понятием. Чё бы мы без его выдумки с хлоркой и делали... – Ну-ну, не стоит рассчитывать на молодое поколение, – предки тоже на нас рассчитывали... Толя, а что она ест? – вернул его к теме батя. – Да что ест... Что я принесу, то и жрёт. Вот потому и воспитание так успешно продвигается. Ты ж сам говорил, рассказывал, про дрессировку-то. Это, как его?.. – Пищевое подкрепление, – подсказал батя. – Да. Вот-вот. Очень, ёпт, действенно. После пары дней голодания наступает просветление в мозгах. У них же дома окромя карамелек-леденцов давно ничего съедобного нет... Батя у неё, судя по всему, сильно деловым был, но... Как бы это выразиться... Был он деловым ‘в той’ парадигме, а когда она сменилась – он не прочухал... И, скорее всего, сейчас гниёт где-нибудь примерно так же, как наш недавний бомжик. Я ей, понятное дело, не говорю... – Да, – поддержал батя, – Это распространённая ошибка. Очень распространённая. Когда считают, что если человек в какой-то сфере, как правило – в бизнесе, что-то достиг, и, что называется, ‘живёт хорошо’, то, стало быть ‘он жизнь понимает’ и на него ровняться можно и нужно. ‘Ну, такой человек, такие доходы!.. Я с ним на эту тему разговаривал – а он смеется: ‘Да что ты, какой БП; это всё выдумки неудачников!’ – передразнил батя кого-то. – А это, эти – ну, богатые в прежней парадигме люди, – сплошь и рядом люди крайне недалёкие, но хорошо заточенные на выживание и преуспеяние в одной, узкой природно-социальной нише, будь то социализм, дикий капитализм как у нас, фашизм или ещё что. ‘По сторонам’ они, как правило, не смотрят, им некогда. Они одномоментным ‘преуспеянием’ озабочены. Только, понимаешь, похихикивают в сторону тех, у кого кругозор пошире – неудачники, мол. А потом... Потом висят на фонарях как буржуи в 17-м году в России, кладут голову под гильотину как во Франции 19-го века, или, в лучшем случае, работают таксистами в Парижах, как это было с белоэмигрантами. Ограниченные люди. Ориентироваться на таких – себя не уважать и не ценить... Это как с акулами – в своей нише она мощный успешный хищник, а чуть изменились условия, солёность воды там, кормовая база сменилась – и всё, кверху пузом! – Да она и сама не совсем дура, соображает, – продолжил Толик, – Что я сейчас её первейшая защита и опора. Кто её... хм... того... – он взглянул на меня, – И кормит. Я сделал вид, что мне этот разговор сто лет не интересен и ушёл в комнату, взял книгу; но в натуре всё очень хорошо слышал и слушал. Информация, – она того, – никогда лишней не бывает. ... – А вода? – У них там здоровенная джакузя в ванной. Я ей сказал набрать полную, и не пользоваться пока. Консерв ей подкинул. – Жрать носишь. А готовить-то ей не на чем. Так она что, всухомятку?.. Пусть к нам приходит, что ли. – Заботишься, что ли? Братан... Ты человек мягкий, человечный, – я знаю. Местами. Я сам такой, – он хохотнул. – Только давай не будем озабачиваться судьбами всяких овец! Ну... Насчёт ‘овцы’, я, может, и зря, я с ней по-нормальному... Ты же сам сказал – ‘парадигма сменилась’, сейчас каждый сам за себя... и за свою семью, да. За свою стаю. Один бог за всех. Так пусть всё и идёт, как идёт. Будет слушаться, – с голоду рядом со мной не сдохнет. Позабочусь. Или я не мужик?! Не будет... Ну, сдохнет. И чо? Ты же на обеспечение всех коз города, всех детишек и старушек брать не собираешься? Так в чём дело?.. – Я думал, у вас с ней по серьёзному... Наблюдая отношения и ... – Братан! – голос Толика стал покровительственным, – Чем больше я на тебя гляжу, тем больше понимаю, – ты, брат, мягкий, как член импотента! Чо ты там себе надумал, глядя?.. Что я в неё влюблюся, женюся; и устрою себе такую же весёлую жизнь, как ты себе на склоне лет устроил? Чтоб мне ипали мозг, что я должен то-то и то-то; что я такой-то ‘некондиционный’, неудачник; и не соответствую высоким запросам женской тонкой души?.. Так она уже это пыталась мне втирать. И что? Первый раз я три дня к ней не появлялся, так сама пришла. Второй раз... Видел, у неё губа подбита? – Нет. – Ну вот. Это я, слегонца. Ладошкой. Правда рука у меня тяжёлая... Чтобы не тянуть три дня, сразу объяснил как она не права, – хотя в Милане я не был, и ‘Вдову Клико’ на Эйфелевой башне не пил... В компании ‘звёзд эстрады и бизнеса’, хы. Прикинь – одним жестом объяснил! – И она, поскольку подготовительная работа уже была проведена, тут же всё чотко и осознала! Сразу же! За ноги хватала – Толик, не уходи! А какая потом ночь была, брата-а-а-ан! Ты себе не представляешь!! Сказка, а не ночь! – Выделываешься над ней?? – Х.й ты угадал, братан! – Толик разозлился, уже не сдерживал голос; я выглянул в коридор, – мамы, вроде бы не было... – Не выделываюсь, а внятно объясняю политику партии и правительства, хы. А выделываешься – это ты! Двадцать лет, ёлы-палы, ты провыделывался, угождая своей кошёлке! ‘У меня луччая жена в мире!’ Ах-ах! Чтобы узнать начинку пирожка, его, конечно, нужно надкусить! Но если пирожок с говном, не надо его есть всю жизнь!.. Помолчал и продолжил: – Вот ты свою жену и испортил! Женщине что надо? Думаешь, обожание и пъедестал? Хрен там! Ей, как и всякой божьей животине, нужны рамки; ясные и понятные границы – от сих до сих. И тогда она радостна и довольна! – Как корова в стойле? – А хоть бы и так! – взвился Толик, – Всё всегда можно переврать! Я говорю ‘рамки’, – ты говоришь ‘стойло’. Кто прав?? А? Что критерий истины? Ты знаешь?? Помолчали. Толик продолжил, уже тоном ниже: – Критерий истины – практика. А практика показывает, что та же Элеонора, получив хавку и триндюлей; но осознавая, что находится в безопасности и будет ночью оприходована, – она радостна и счастлива, и другой жизни не желает. Поскольку другой жизни не видит. У неё – рамки. Родители ей не объяснили, – приходится мне, блин, педагогикой заниматься! И успешно, на! – благо она понятливая. А твоя... Которую ты на пьедестал всё ставил... Она голову задирает – ваааа... Небо! Вниз глянула – там ты тусуешься, на неё снизу вверх глядишь. И другие, такие же членоголовые. Она и думать начинает, – если я такая вся цаца, что так высоко меня ставят, – так, может, я и летать умею?? И – хха тебя ногой в рыло, – штоб от тебя оттолкнуться, и, стало быть, воспарить... Туда, где орлы и орлицы, типа, летают, – она с ними не знакома; но, бля, в позитивной книжке прочитала... В этой, как её? Ты говорил?.. – Луиза Хей, Лиз Бурбо, – голос бати был сух и мрачен. – Вот. Лиз и Луиза. Они для неё становятся авторитетами; а ты, типа – гавно, тебя надо как ступеньку использовать, чтобы туда же, к орлам и звёздам! Типа воспарить! Помолчали. – Да я, если у Элеоноры в руках такую хрень увижу, она у меня два дня пятый угол искать станет, и при этом умолять, чтоб не уходил! Три дня минетов вместо хавки, чёрт подери! – Толян явно завёлся. – Моталась у тебя по этим, по ‘тренингам личностного роста и позитивного мышления’, тебя стала в хер не ставить – и что?? Когда обломалась жосско, – кто стал виноват? Она? Эти Лиз с Луизой? Да ты же и стал виноватым! Потому что ты – мужик, ты думать должен, а баба по определению думать не способна; у ней п.да заменяет думалку! Рамки! Ясные и конкретные рамки бабе нужны, а не пьедестал! – тогда она будет довольна и счастлива! Хоть сейчас до тебя это стало доходить?? *** Толик, который, кажется, понял, что несколько перегнул палку: – Слышь, братан, а мне кажется, что ТВОЯ как бэ не прочь и помириться с тобой, не? – C чего так решил? – Нуууу... Видно ведь. Тако она к тебе вдруг ласковая и внимательная. Да чё ты? Тебе ж не 14 лет – сам, небось, чувствуешь? Последовало долгое молчание. Звякнуло стекло, булькнуло. – Будешь? – Не-а. А что ты-то надумал? – Хреново на душе. Разбередил ты. – Я виноват? – Нет, конечно. – Чувствую. – после паузы, хмуро сказал Олег – Чувствую. Я всё чувствую. Такая моя натура. Ну и что? – Ну и... Ну? Как ты сам к этому? – Никак. – отрезал тот, – То есть вообще никак. – А что так?.. – деланно удивился Толик, которому явно просто хотелось вновь потрепаться. Олег весь этот поверхностный интерес видел, но этот момент сам был больным у него, зудел как зуб с дуплом, требовал сделать выводы, выговориться... – Толян... Я же тебе рассказывал. Тут ведь дело не в какой-то ссоре, когда помирились и снова ‘любовь’. Тут вопрос глубже. Я даже не знаю, поймёшь ли ты, у тебя всё по другому... – А ты попробуй, вдруг пойму?!. – слегка вновь подзавёлся Толик. – Поймёшь-поймёшь, если не поймёшь – я повторю, специально для тупых, – в тон ему ответил Олег и продолжал: – Я ведь думал, что у нас семья. СЕМЬЯ – с большой буквы. Я ведь как это понимал? – что раз семья, то друг другу доверять можно сто процентов. Всё это – нае..лово, дипломатия, увёртки и враньё всякое, – это там, для внешнего мира. Внутри семьи всё должно быть честно. Более того, я вот как-то прочитал, и мне эта мысль запала: что жениться, или там выходить замуж надо тогда, когда ты готов за своим любимым человеком ухаживать, когда он болен, когда он прикован к постели; таскать из-под него горшок, и обмывать его, когда он не успел горшком воспользоваться... Ты морду-то не криви, Толян, ты в суть сказанного вникай. Понятно, что на твой взгляд, и не только на твой, такой подход более подобает женщине – самоотречние ради любимого и так далее... Накачал этим кинематограф и литература, да. Мужик, как ты полагаешь, должен быть суров и не сентиментален, – так ведь?.. – Брателло! – перебил его Толик, – Давай ты будешь про себя, а не про меня. Чо-то ты всё на меня сбиваешься, ты давай про себя шпарь, раз начал. – Да. Так вот. Хорошо ли, плохо ли, но у меня была такая идеализация семьи – что в семье всё должно быть по-честному. Чтоб полагаться можно было сто процентов... Он подумал, помолчал, и добавил, явно чтоб сгладить впечатление от излишней, на его взгляд, напыщенности сказанного: – Ну, оно, само собой, не исключает некоторый левак на сторону, время от времени, – во всяком случае, для мужика... – А для бабы? – тут же с интересом подхватил Толик. – Может и для женщины, да... Но, в общем нежелательно. Потому как в ‘сходить налево’ для мужчины и для женщины есть разные совершенно подходы. Мужик ведь что – он полигамен по натуре. Сама природа требует от него осеменить как можно больше полноценных самок. И эмоции или там любовь тут совершенно не при чём. Нет, я понимаю, ты, к примеру, несомненно, влюбляешься в каждую сучку, которая у тебя ночует... Так ведь? – Само собой! – с ухмылкой подтвердил Толик, – Аж до утра! – Вот. До утра. И это где-то нормально – пока ты не нашёл свою половину. А для женщины природой предписано найти своего мужчину, и быть ему верной, – чтобы мужчина, если уж ударяться в основы, был бы уверен, что дети – от него... А продолжение рода – это в инстинктах. Это в генетической потребности... – Брателло, ты не углубляйся так далеко; я всего-то спросил тебя, чо ты думаешь о своих дальнейших взаимоотношениях с женой, – а ты, ёлы-палы, копаешь от Адама и Евы... – А ты вникай! Ты ж сам только что копал! Всё надо анализировать – это даёт полное понимание картины. А чтобы анализировать,- надо глубоко копать. А если вообще нихера не анализировать, – то будем как амёбы. Типа, мужик пришил жену за пересоленный суп и последовавшие пререкания, – и никто понять не может, – разве это причина? А это повод, – а причина в том, к примеру, что баба своего мужика годы и годы третировала, с говном мешала, а тут говно вдруг сорвалось... Ладно. Так вот. Для бабы ‘левак’ – это в первую очередь эмоциональный момент. Если баба пошла налево – то что-то не то в семье. Мужик может гулять и от хорошей жены, если тестостерон зашкаливает, ничего в этом для семьи обычно страшного нет, чисто природная погоня за разнообразием; у женщины всё по-другому, – если мужик её в постели и как добытчик устраивает, то нахера ей искать приключений на свою пятую точку? – Так что, она от тебя гуляла, что ли?.. – Да нет... То есть я точно не знаю. Да, собственно не в этом дело. Даже если бы и был у неё какой левак, а наверное, был, и не раз... Были некоторые моменты, ты ж знаешь, я внимательный. Кроме того, так скажем, ‘тестирование её моральных устоев’ давно уже для меня выявило, что переспать с другим мужиком для неё не является чем-то невозможным, отвратительным... В частности, то, как легко она давала ключ от съёмной хаты своим замужним подружкам для ‘встретиться с мужчиной’, как она выражалась... – Ох и недалёкая она у тебя! Кто ж такие вещи рассказывает! – Далёкая-недалёкая, – не в этом дело. Я и воспринимал так: мы – семья, а всё остальное, что там у подружек, – оно так, внешнее. К нам касательства не имеет... Обманывал себя, конечно, сейчас-то понимаю... Всё взаимосвязано – если она внутренне разрешает это подружкам, что ж она будет запрещать это себе?.. – Так что, она трахнулась с кем-то, ты её подловил, и простить не можешь? – стремится конкретизировать Толик. – Нет... Я ж сказал – не знаю. Точно не знаю. Да, собственно, и не стремлюсь знать. Я вообще как-то, для смеха, ещё когда мотался в постоянные командировки, ну, когда первый свой бизнес поднимал, так ей и сказал: ‘Без меня – всё что угодно. Но чтобы я ничего не знал!’ – в шутку, конечно... Но в каждой шутке есть только доля шутки. Короче, для меня телесная измена никогда не была определяющим фактором. Ну я там трахнул кого... Ну, она, предположим, переспала бы с кем... Дело житейское, как говорил Карлсон с крыши. Он усмехнулся. Снова взял ополовиненную бутылку водки. – Ты закусывай, брателло. – Закусываю... Мало ли... Встретила, скажем, ну таааакого самца... И не устояла. Я б наплевал и забыл – даже если бы знал точно... – Ну ты, Олежа, широких взглядов, я погляжу... – с деланным недоумением потянулся Толик, – Как так? А кровь пустить? Обеим? Чисто чтоб неповадно было?? Я б... – Да ладно. Утухни. Это всё теоретические изыскания. Нет у меня такой точной информации. А самое главное – не в этом. Самое главное, что она в душе изменила. Но даже и это было бы по..ю, – он, волнуясь, стал ходить по кухне, и стал вставлять мат за матом в речь, – Даже измена была бы пох..., даже любви измена, – я бы и это понял. Ну, была любовь – потом кончилась. Бывает, да. Меня подрубило, КАК это всё произошло. Подрубило то, что вскрылось, что и любви-то с её стороны никакой и не было, было лишь благосклонное принимание любви с моей стороны. – Ну а я о чём?? Я ж говорю – вознёс её на пьедестал, а теперь жалуешься! – Я не жалуюсь, я объясняю. Не знаю, зачем я это тебе рассказываю... У тебя ведь всё просто, как в индийских фильмах, – изменила, трахнулась, – убить поганку, потом красиво страдать, ага? Или не страдать. А если изменила в душе; даже не изменила, а вылезло то, что и любви-то них... не было никогда, был один сплошной расчёт и удобство, – это ж на киноэкране показать затруднительно, шекспировских страстей нету... – Ты опять на меня сбиваешься. Чо ты меня-то лечишь? Ты про себя говори! – Да. Пардон. Так вот. Ты ж знаешь. У меня к семье отношение было всегда трепетное. И к ней. Я ж на полном серьёзе считал, – и всем, дурак, говорил, – что у меня идеальная жена! А что? Умница, хозяйственная, за собой следит, – ты ж знаешь, я не переношу опустившихся жирных тёток, – и вообще... А то, что за двадцать лет семейной жизни она мне всего три или четыре раза сказала ‘люблю’, и то каждый раз с моего толкача, с уговоров – уж очень хотелось услышать от любимого человека... – Так не любила, значит? Так ведь и не обманывала, выходит! – перебил Толик. – Не в этом дело. Я ведь всё время знал это. И сознательно на это шёл. Даже когда её замуж звал. Она типа ‘Я не уверена, что люблю тебя...’ и прочий бабский вздор. Но я ведь чел прямой – я ей так и сказал тогда, типа, это фигня – я тебя любить буду, и в семье этого будет хватать... Мудак был. Как есть мудак! Он перестал расхаживать по кухне и пару раз сильно, с исказившимся лицом, стукнул себя кулаком по голове. – Не похоже на тебя... – вставил Толик. – Да. Сглупил. Я и Серёгу сейчас так учу – будешь жениться, – бери девку, чтоб ОНА тебя любила, а не ты её... Во всяком случае, чтоб она БОЛЬШЕ ТЕБЯ любила, чем ты её. Так надёжнее. Поскольку мужик существо практичное; и если жена его любит, и во всём остальном его устраивает, – а секс тут не главное, – то он и так из семьи не уйдёт. А женщина существо эмоциональное. Просчитывать ситуацию на дальние перспективы малоприспособленное! Да вообще не способна женщина к анализу, если она не какая-нибудь Мадлен Олбрайт, Ангела Меркель или Мария Складовская-Кюри, то есть если она не мужик в юбке! Женщина ‘мыслит’ не мозгами, а инстинктами. Древними, бл..., пещерными, самочными! От этих инстинктов, на которых вся её соображалка и замешана, и идёт это вот представление о ‘женской логике’ да о ‘женской интуиции’, которые суть есть просто пещерные инстинкты, сглаженные цивилизацией и загаженные мифами и комплексами из всяких ‘Дом-2? да мыльных сериалов! А думать они неприспособлены! – И я ведь о том же! – Толик явно наслаждался ‘беседой’, вернее, монологом старшего брата, и, подражая кому-то, пропел: – ‘О, женщины-ы-ы, Лисы, гиены-ы Которым Доверились Львы!..’ – Не отвлекайся, брателло; давай, обматери их многоэтажно, – и переходи снова ближе к предмету обсуждения! – Вот – успокоившись, продолжил Олег, – так и у нас произошло. Пока я душу на части рвал ради семьи, – а ты помнишь, каково это было, в начале девяностых-то, с нуля подниматься! – когда я спать не мог из-за тревоги за будущее семьи, – ты ж помнишь, мы приехали сюда, считай, в чисто поле, – в голую, пустую, ободранную квартиру в военном городке в часе езды от Мувска, в квартиру, которую Ленкин батя не сдал государству только потому, что там Ленкина сестра доучивалась, а так всё было готово – доучилась бы, – и аля-улю на Урал, к бате с мачехой, она ж пискнуть поперёк тогда боялась!.. – Не отвлекайся! – опять предостерёг Толик. – Осталась её сестра с нами... Я с нуля, без связей, без знакомых, раскрутил бизнес... Чего это стоило! Да что говорить, – ты ж сам участвовал! – Да! – с явным удовольствием присоединился к воспоминаниям Толик, – Первые ‘стрелки’... Разборки!.. Как забыть! Молодой ишо был... – Но уже тогда резкий! – счёл нужным похвалить Олег, – Поднял я тогда бизнес, с нуля. Хату эту вот купили в Мувске, и не просто – а в центре! За границу ездили ласты парить – каждый год! Одевалась как хотела! – тогда, видишь ли, любовь была... Во всяком случае, про ‘отсутствие любви’ и какие-то мои негативные душевные качества, препятствующие совместной жизни, как-то не вспоминалось! – Даже когда залёты у меня были, – ну, ты помнишь..., – с евреями... потом с уголовкой попадалово, да ещё было что Саид подставил, – когда в Высший Хозяйственный Суд таскали, и могли, знаешь ли, того... А первую нашу стрелку с конкретными бандюками на объездной помнишь? А наш ‘круиз’ на легковухе с товаром через полстраны, когда менты чуть колёса не прострелили? А подставу на дороге? А... Да что говорить! Всё одно она это принимала как должное. И я её отношение воспринимал как должное! А как же! Семья! Муж. Жена. Мои ‘залёты’ всегда были не следствием того, что я на себя одеяло тянул, или стремился там как-то от пирога жизни лично сам себе побольше откусить, – нет! Всё для семьи! – Олег с исказившимся лицом пнул кресло. Он походил молча и продолжил: – Она потом мне так и предъявила: это ты ДЛЯ СЕБЯ делал, я тебя не просила! Это твой характер тебя на залёты толкал, я, типа, всегда была против! Против она была!! Но, бл..., за границу она охотно ездила! И на тачке, на мои деньги купленной... Ты помнишь, Толь, каково было у того же Саши Бэ деньги вырвать? – наши ведь, честно наши деньги! – а каково! – так вот она, видите ли, ‘всегда против была’ – но сообщила об этом только через годы и годы, вдоволь попользовавшись плодами того, против чего она ‘против’ и была! – Всё её устраивало! Но в натуре-то не любила она меня, только пользовалась! Прикинь – она мне как-то сказала: ‘А что такого было в 90-е, ничего особенного, ВСЁ КАК ВСЕГДА!’ – Да уж, – ухмыльнулся Толик, – ‘Всё как всегда’, ага. Только не все это пЕрежили. – И ещё – червячок её точил, – как так, что она от меня ‘в зависимости’... Ты меня знаешь, – я никогда, ни словом, ни мыслью не давал понять, что, типа, ‘я главный’, – хотя, знаю, для многих мужиков это всегда было по кайфу... Он усмехнулся: – Марата помнишь? Он про своего товарища рассказывал, – тот ночью, к примеру, проснётся, захочет пить... Так он не идёт пить на кухню! Он жену рядом толкнёт, разбудит – и она топает на кухню, ему попить принести. И не воды, што ты! Морс ему делает... – Хы! – Толик усмехнулся, – Ты знаешь, братан... Вот ты сейчас этот эпизод рассказал, – наверное, думал, что я это поддержу?.. Скажу ‘так и надо’, ага? Хрен ты угадал. Это ведь выпендре, что он делает, этот твой татарин. Я не за то совсем, чтобы из женщины делать прислугу и зашугать её вконец. Нет. Я просто за разумные рамки. Снова помолчали. Батя налил себе рюмку водки и залпом выпил. – Да прав ты, Толян. Я уже про это думал... Знаешь... Был случай, когда я спросил её – ладно, я весь такой и сякой, говно, негативщик, агрессивный, неактуальный, неуспешный и всё такое. Ладно, говорю. Но ты мне скажи – может, всё же во мне есть хоть что-то положительное? За что-то ты за меня замуж вышла? – И чё? – заинтересовался Толик. – Она долго думала, потом выложила: да, говорит, есть у тебя положительное качество... Какое, говорю? – Ты, говорит, надёжный. На тебя положиться можно! – Ну, говорю?! Разве это не самое главное качество в семейных отношениях?? – Нет, говорит... – Ну? – заинтресованно подтянулся Толик, – А что важно? На её взгляд? – Главное, говорит, это позитивизм и актуальность! Ты, говорит, неактуальный! Олег болезненно помотал головой и засадил ещё одну рюмку. Толик заржал. – Братан! Ну ты же не дурак! Ты что, не можешь перевести на человеческий язык то, что она тебе сказала? С женского иносказательного? Она же тебя тупо нах... послала! – Ну а я о чём?? Ясно же. Я так и понял. ‘Неактуальный’. Нет, ты понял? Надёжность, готовность наизнанку ради семьи вывернуться, – это ерунда, просто потому, что ты в данный момент неуспешный; а, стало быть, ‘неактуальный’! Словечко-то какое подлючее нашла!.. Муж – неактуальный! Когда за границу ездили, – был актуальный... И вопрос позитивного мышления не ставился, когда в материальном плане было нормально. А сейчас, ты говоришь... Чо, наверно, опять ‘актуальный’ стал, как полагаешь? Он с грохотом брякнул об стол своим люгером. – И вот нынешний символ актуальности! И что? Опять наслаждаться мне ‘семейным теплом и уютом’, и ждать, когда я, к примеру, не в грудь рикошетом, а в живот сквозную схлопочу, чтобы опять стать ‘неактуальным’