Крысиная башня - Дартс Павел. Страница 4

? Это ты назовёшь ‘отношениями’

.. Его совсем разобрало. – Сплюнь! Ты наговоришь – сквозную в живот! Не надо – не то время. По пути Пушкина – это нам без надобности... – ...Были у нас с ней ‘философские разговоры’... – Не слушал уже Толика Олег, – Объясняла она мне, что я не прав. Что я негативщик. Что мыслить надо ‘позитивно’... Я ей пытался объяснить, вот как ты только что сказал, что критерий истины – практика. А она, прикинь, не согласна... Она говорит, что критерий истины – мораль! А я ей говорю, что мораль – самая изменчивая и пластичная на свете штука! А кушать хочется всегда, вне зависимости от морали. А она говорит... Толик демонстративно зевнул и встал. – Завязывай, братан. А то мы с тобой превратимся в двух истеричных дамочек, плачущихся друг другу в жилетки на предмет ‘какие они все суки!’ А они – не суки. Прикинь! Смешно, да, что я это тебе говорю, я – кому тёлке в рыло зарядить ничего не стоит! Не суки. Они просто другие, – и обращаться с ними нужно по-другому. А ты обращаться не умеешь, хотя вроде не дурак и жизнь прожил. Он опять зевнул. – Ну ничё. Это у тебя было временное помешательство, вызванное в молодости гормональным сдвигом, заякорённое на определённом объекте, в литературе называемое ‘любовью’. Пройдёт. Нет, ты поглянь, как тебя разобрало! Вот, бля, человеческая натура: ведь ты сегодня человека убил! Просто взял – и застрелил; и сто раз неважно, что он был того достоин! Кто ты такой, чтобы решать, жить человеку или не жить?? А ты его чпокнул. Однако переживаешь не из-за этого, и водку жрёшь не из-за этого, – а из-за своих дурацких комплексов; душевных, блин, терзаний, которые, по сути, копейки не стоят... Голос брата показался Олегу раздающимся со всех сторон. Олег вытаращил на него слипающиеся глаза. – Да! Фигли, не ожидал от своего туповатого братца таких обобщений? Ха-ха-ха... Смех брата эхом отдался у Олега в ушах. Он помотал головой, чтобы сосредоточиться, и вдруг обнаружил, что лежит щекой на столе; рядом, в крошках, по соседству с перевёрнутой рюмкой, лежит люгер. На столе, чуть поодаль, светит кемпинговый аккумуляторный светильник, никого нет. На подгибающихся ногах он вышел в зал, в гостиную. – Крыс... Кры-ыс! Серый!! Это ты? – Я, пап... – раздался заспанный голос с дивана, – Чё ты? Закончил уже бухать? – А где Толян? Он сейчас ведь здесь был... – Толян давно уже к Элеоноре ушёл. А ты там что-то сидишь, бормочешь себе, бормочешь... Пистолет потом достал – и всё бормочешь... Ты уж извини, я у него магазин вынул, мало ли... Как ты? Полегчало? – Вроде как... Давно, говоришь, ушёл? – Давно. Ложись, пап, а? – Да уж. Ладно пойду я... Извини, что разбудил. – Ничего. ОРУЖИЕ ПАХНЕТ КРОВЬЮ Старлею Сергею Самохину всё это уже поднадоело, всё чаще приходили мысли всё бросить нахер и смотаться куда-нибудь в деревню. Или ещё куда. Вся эта дурацкая Администрация, эти потуги на ‘армию’, смешные кадровому военному, каким он считал себя. Патрулирование было несложным: нужно было присматривать за парой улиц, примыкавшей к опутанной колючкой ‘Зелёной зоне’, и изредка заходить на рынок. Но так уже это всё достало! Зачем живём? Ладно бы если бы война – а тут непойми что. Довольствие дерьмовое. Прямо скажем – бардак с довольствием и с руководством тоже. Махновщина. Каждый гражданский шпак из ‘администрации’ считает возможным им, кадровым военным, помыкать. Гонять на какие-то дурацкие патрули – как будто милиции на это нет. Ага, нет! – разбежалась милиция, а армия отдувайся! Тут ещё эта напряжённость с ‘баронами’. Ну, с богатеями, быстро обрастающими частными армиями. И где оружие берут, уроды! У них ведь так скоро не только стрелковка, но и артиллерия будет! Вот потом с ними и поговори! А эти штатские хмыри из ‘администрации’ не понимают, что душить их нужно пока маленькие! А ведь потом, как заматереют да вооружатся – ведь его же, старлея Серёгу Самохина со взводом каких-нибудь пацанов и бросят на ‘решение вопроса’... А это, знаете ли, не за Родину воевать, подо что и присягу давал! Давить, давить надо! Пока не поздно! Латифундисты чёртовы! Но кому интересны мысли какого-то старлея... А разоружение гражданских! – это ж цирк ещё тот! Ходили по домам, ‘разоружали’... А потом – попытка разоружить закончилась побоищем. Чуть не целый подъезд, как показалось, палил в приехавший наряд – Бородино да и только! Хорошо хоть никого не зацепили. В Администрации решили: ‘Ещё пара таких акций, и к нам будут относиться как к оккупантам!’ – и по-тихому свернули сбор оружия. Рынок – оружие уже почти и не прячут, скалятся только. Ну, на рынке хоть эти, даги, что ли, хоть порядок поддерживают, сами успокоют любого, и не хамят – приветливо эдак с властью-то. С представителями, типа. Уважают силу, черти. А вот не будь автоматов – ой, по-другому бы относились, чувствуется. Что же делать, что делать? Какие перспективы у бедного старлея?.. Можно продать оружие из бывшей комнаты хранения ЛРО – хотя бы дробовики, – за золото, и обеспечить себе будущее.. Договориться со складскими... Или вообще грохнуть их? – чё-то этот Максимов мне активно не нравится; сидит, крыса, в тепле, на дежурства не ходит, а морда лощёная такая – это ведь точно, гад, приторговывает реквизированным оружием! Не, с этим договариваться? Лучше грохнуть. И уйти к баронам с запасом оружия. Но могут и те вместо благодарности грохнуть... Всё зыбко, зыбко... Что делать?.. Собственно, он не верил в судьбу. Возможно, зря. Печальные мысли старлея Самохина прервал окрик патрульного: – Тащ-сташ-ант, этот мужик тут трётся, гляньте. Видели уже его тут ведь. Смотрите-смотрите, наверное, спёр чего-нибудь! От ить, бомжара! Отвлечённый от своих мыслей, Сергей посмотрел в направлении, указываемом рядовым. Точно. Этого ханурика они уже видели. Рослый, в нелепой по тёплому ещё времени одежде: синем грязном плаще и бейсболке, с торчащими в стороны нечесаными вихрами, в больших роговых очках, дужка которых перемотана белым лейкопластырем, он уже попадался им на глаза; но ничего предосудительного в его виде они не нашли, – примерно так, если только не считать неуместного по погоде плаща, выглядело немало оставшихся в городе горожан, – после перебоев с электричеством и водой, и полного отсутствия горячей, поддерживать внешний вид стало задачей нетривиальной, даже при наличии внезапно образовавшихся избытков свободного времени. Но на этот раз бомж тащил какой-то крупный картонный ящик, – из-под телевизора? Микроволновки? Пылесоса?.. При этом он пугливо озирался, и, заметив внимание патруля к своей персоне, явно поторопился улизнуть. Таща на вытянутых перед собой руках громоздкий ящик, он постарался скрыться в толпе торгующих, но ему сильно мешал ящик. Вслед проталкивающемуся бомжу неслись ругательства, кто-то и плюнул ему на плащ, имели место и пара пинков; но бомж целеустремлённо продирался через толкучку, время от времени пугливо оглядываясь. Вот ведь! – явно ведь что-то спёр! Причём спёр что-то ценное, судя по тому, как вцепился в ящик, и как боится. В Самохине включился инстинкт охотника. Среди патрулей ходили легенды, как у таких-то вот бомжей при ‘пристальном рассмотрении’ в карманах находили ювелирные изделия – пригоршнями; а то и вообще – стопки инвестиционных золотых монет, закатанных в пластик, и золотые слитки Госбанка. Сергей не верил, конечно... Но чем чёрт не шутит! Не зря же бомж так зашугался патруля! – А ну давай за ним! – и трое вояк, бесцеремонно расталкивая торгующих, устремились за бомжом с коробкой, как стая волков за удирающей коровой. С торгующими не церемонились, толчки и удары сыпались налево и направо, – и никто не возмущался. Можно ведь за ненароком сорвавшееся при патруле слово и огрести прикладом в лицо; и это ещё за удачу будет, – можно быть и препровождённым в СОА, Службу Охраны Администрации, как ‘неблагонадёжный элемент’, а вот когда и как оттуда выйдешь – большой вопрос... Кто-то и не выйдет, благо во дворе бывшего ГУВД, а ныне СОА, целыми днями что-то рыл экскаватор... Бомжара наконец миновал толпу, пока трое патрулей только проталкивались через её центр. – Упустим, ой, упустим! – азартно и отчаянно подумал Самохин, расталкивая торговцев и покупателей, – А вдруг у него там... Он даже не смог представить себе, что бы такое могло быть в коробке у бомжа, что было бы настоящим ‘сокровищем’. Пачки валюты?.. Да кому она сейчас нужна-то?? Импортные кофе, чай, шоколад, сигареты? Всё это в последнее время стало жутким дефицитом; и, уже проталкиваясь через последних торговцев, Самохин подумал, что неплохо бы, если бы у бомжа были в ящике сигареты... А что? Вполне реально, ящик большой, явно для бомжа ценный, – и не очень тяжёлый. А сигареты сейчас, после того как известные события прервали поставки из сопредельных стран, не считая уж страны экзотические, становились подлинной валютой, ценностью, подороже чем талоны Администрации, каждый из которых гарантировал обед из трёх блюд в одной из столовых ‘Зелёной Зоны’. И уже убедив себя, что у бомжа в коробке точно сигареты, само-собой краденые, и подлежащие немедленной конфискации, Сергей, вырвавшись из толпы, лихорадочно заозирался, ища знакомый синий плащ. Отчаяние охватило его – неужто упустили?? – Да вон он, тащ-сташ-ант! – радостно выкрикнул один из патрульных, явно тоже предвкушавший поживу, указывая на бомжика, ковыляющего за угол. И точно, – проклятый бомжара, всё так же прижимая к пузу объёмистую коробку, уже готов был скрыться за углом дома. Но, то ли он тоже запыхался, продираясь через толпу, да ещё таща перед собой коробку; то ли внезапно заболела нога, но теперь бомж значительно снизил скорость перемещения; он уже не бежал, а быстро, но сильно прихрамывая, шёл, по-прежнему пугливо огладываясь. Патрульные устремились к углу дома, за которым только что скрылся бомж. Миновав угол, они сразу увидели его вновь, – по прежнему прихрамывая, он ковылял по засыпанному мусором и опавшей листвой тротуару во дворе, вдоль дома. – Ну, теперь никуда не денется! – радостно подумал Самохин, снизив темп с бега до быстрого шага, и стараясь отдышаться. В прямой видимости бомж мог укрыться только в подъезде, и это был, разумеется, не вариант. Тупой бомжара даже не догадался спрятаться в каком-либо из открытых подъездов пятиэтажки, пока патрульные не видели его. Теперь-то точно никуда не денется! Патрульные тоже перешли на шаг. Они явно настигали его, а бомж из-за вдруг открывшейся хромоты передвигался всё медленнее – но коробку не бросал. Через полминуты преследования, когда расстояние до ковыляющего бомжа сократилось до десятка шагов, Самохин официальным, начальственным голосом окликнул его: – Гражданин! Немедленно остановитесь! Бомж тут же выполнил команду, и, перекосившись на один бок, повернулся к преследователям. Совершенно нелепая детская бейсболка с изображением какого-то мультперсонажа и массивные чёрной оправы очки с треснувшим одним стеклом и перемотанной лейкопластырем дужкой невольно приковали на секунды внимание Самохина. Забросившие в процессе преследования автоматы за спины, патрульные чуть с боков обступали бомжика, чтобы он и не вздумал вновь бежать, – впрочем, что ему никуда не деться, он явно уже и сам понял. Стоял, повернувшись к ним лицом, по-прежнему держа перед собой большой цветной, глянцевой печати картонный ящик. – Гражданин! Патруль Новой Администрации, старший лейтенант Самохин! Предъявите... В процессе своей тирады Самохин успел оценить вместимость ящика; мелькнула приятная мысль ‘А ну как не просто сигареты, а ещё и импортные?!’, и, уже собираясь закончить сакраментальным привычным ‘Предъявите документы!’, он непроизвольно заметил три вещи: Что бомж, несмотря на неопрятные патлы, торчащие из-под бейсболки, совсем не стар; скорее – молод, лет тридцати пяти – тридцати семи, широкоплеч и здоров. Глаза бомжа, сквозь стёкла очков, неприятно цепко и без всяких признаков страха или хотя бы почтения перед представителями Власти, жёлтыми кошачьими бельмами упёршиеся Самохину в лицо... И то, что ящик... Сначала он не сообразил, а когда понял странную несообразность, – то, что правая рука бомжа держала коробку не за стенку и не за днище, а БЫЛА В КОРОБКЕ, – когда Самохин это с удивлением увидел, – было уже поздно. На несколько глухих хлопков раздавшихся за соседним домом, подозрительно напоминавших выстрелы, обратили внимание все, находящиеся в этой части рынка, но никто не устремился посмотреть, что же там произошло. Люди успели отучиться проявлять излишнее любопытство. Трупы ‘с признаками насильственной смерти’, если так можно сказать про тела, конкретно простреленные; или, что того чаще, порезанные, с размозжёнными головами, обнаруживаемые в городе то тут, то там; наглядно показывали, что: – не стоит ‘гулять’ в одиночку, – не стоит находиться на улице невооружённым, – не стоит проявлять излишнюю прыть и совать свой нос в безлюдные места. И потому, вместо того чтобы бежать смотреть, что же там случилось, после несколькосекундного затишья базар зажил своей прежней жизнью. Лишь время от времени торгующие с опаской поглядывали на тот угол, за которым скрылся патруль, и из-за дома которого слышались хлопки. Впрочем, и хлопки-то выстрелы напоминали очень отдаленно, и наиболее сознательные смогли убедить себя, что это и не выстрелы вовсе, а хлопки петард, чем балуется оставшаяся без занятия школота. Да и что там могло случиться, там, куда побежал вооружённый патруль Администрации? Ведь автоматных очередей не было! И лишь минут через пятнадцать на рынок ворвалась запыхавшаяся потная тётка, суетливо ставшая дёргать занятых людей: – Где?.. Где она?? Где администрация-та? Где власти-та, а?.. Да позовите ж скорей!!! Несколько торгующих от неё отмахнулись, и только тогда обратили на неё внимание, когда она завопила благим матом: – Ааааа!!! Чё ж вы все-таааа!!..Там ить патруль побили-и-иии!!! Тогда несколько наиболее смелых, или отчаянных, побежали в указанном тёткой направлении. Через минуты прибежали и вооружённые охранники. Патруль лежал в полном составе, все трое. Три лужи крови на асфальте слились уже в одну большую – у офицера была прострелена голова, солдаты были добиты ножом в шею. Оружие, патроны и рация исчезли. Чуть поодаль валялся замызганный, весь в пятнах, синий плащ, разительно воняющий хлоркой; дурацкая на вид бейсболка, окровавленный дешёвый нож и растоптанная цветная коробка из-под микроволновой печки с рваными дырами в боку. *** Через час усталый мужчина в потёртой и мятой милицейской полковничьей форме осмотрел место происшествия. Жутко хотелось спать, кружилась голова от недосыпа – но после суточного дежурства вытащили сюда, как единственного оставшегося в городе специалиста по баллистике. Чёрт бы их побрал... – Ну что, Майор, что скажешь? – по прежней привычке старым званием, давно уже ставшим ‘позывным’, прозвищем, обратился стоявший тут же не менее усталый гражданский. ‘Майор’ в полковничьем кителе, разогнулся, встал, помассировал лоб и глаза: – Что тут скажешь... Явная самоделка. Но на таком расстоянии вполне хватило, даже с запасом. Заманил, судя по всему, и ликвидировал. Добил ножом... Ну да, скорее всего этим, – зачем плодить сущности без надобности? Собрал оружие, снаряжение – и ушёл. Даже, наверное, не убежал, а просто ушёл. Неторопясь. Спец. Удары на добивание – одиночные, профессиональные. Что ты от меня ещё ждёшь? Баллистическую экспертизу? А оно надо? Сейчас весь город наводнён самоделками. Отпечатки пальцев? Дактилоскопическая лаборатория и архив разграблены и сожжены. Дим, перед кем отчитываться, перед кем деятельность изображать?.. Зачем меня сюда вытащили, что я тут могу сказать, чего не сказал бы самый последний опер ‘с земли’? Какая ‘криминалистика’ к чёрту, если даже кинолога в штате больше нет? ‘Никто ничего не видел?’ Ну и всё... 99,9% что на этом всё и встанет... Если только эти автоматы и пистолет завтра же не засветятся где-нибудь на гоп-стопе... -Да я понимаю, Володь... – отозвался тот, – Ты извини. Это так – для проформы. Чтоб завтра можно было отчитаться, что все ВОЗМОЖНЫЕ меры приняты, но... не принесли результатов. А оружие – так наверняка сбагрят ‘баронам’, те сейчас вооружаются как сумасшедшие, за автомат дикие суммы платят, в любой валюте или товаре... Ладно, пойдём. Чиркнёшь там ‘заключение’, ага?.. Как твои-то?.. За из спинами тела стали уже укладывать на носилки. *** Тренькнул условным порядком звонок на входе в подъезд из магазина, и Крыс пошёл открывать. Пролом в магазин они замаскировали хитро. Сначала батя планировал пробить в полу подъезда люк в магазинный подвал, и проникать в собственно магазин через подвал, но потом от этой идеи отказался: во-первых, пробить кирпичную, пусть и толстую стену, было не в пример легче, чем армированный бетон пола – перекрытия. Во-вторых, сновать, чаще всего с намародёренным хабаром, через узкий лаз подвала было бы явно неудобно. Хотя за этот вариант была бОльшая скрытность – кто бы, проникни он в магазин, полез бы в тёмный вонючий подвал? Да ещё вздумал бы в подвальных закоулках искать вход в подъезд? Но в конце-концов решили сделать проще: лаз в магазин пробили через стену, а со стороны магазина замаскировали его, придвинув вплотную к стене с дырой здоровенный магазинный холодильник, который пришлось перекантовать из соседнего помещения. В нём варварски, топором вырубили заднюю стенку. Теперь, открыв дверь холодильника, можно было протиснуться в лаз в подъезд. Но делать это стоило с умом – предварительно оповестив обитателей Башни условным набором звонков по проведённому проводу, и, отключив электрическую цепь замаскированным контактником, сдвинуть с прохода тяжёлую решётку. При этом на ‘центральный пульт охраны’, как пафосно батя стал называть одну из комнат соседской квартиры третьего этажа, проходил сигнал, и там дребезжал звонок, сигнализируя, что через магазин кто-то лезет. Предварительный сигнал кодовым звонком позволял не подхватываться и не нестись отражать вторжение. Если же не ‘сняв с дежурства’ электрическую сеть, начать отодвигать решётку, – то срабатывала спрятанная в том же холодильнике, за обшивкой, бомба – бутылка из-под шампанского с соответствующим наполнением, что сулило кроме общего шухера ещё и непременное уменьшение количества вторгающихся. – Ну что – как обещал! – Толик протолкнул в дыру в стене грязную объёмистую сумку, в которой что-то железно лязгнуло, и следом ввалился сам. Я принял сумку, подал руку пролезающему в подъезд Толику, и, когда он пролез, помог поставить на место решётку и вновь включил электроцепь к запалу бомбы. Мы стали практиковать вход в Башню через магазин в экстренных случаях – когда очень не хотелось светиться перед возможными наблюдателями из соседских, через двор, пятиэтажек. Там до сих пор теплилась жизнь, это было видно по вечерам, по свету свечей, – после того как окончательно прекратили подачу электричества. В магазин же входили через закрывавшиеся на внутренний замок железные двери, которые Васильевна, директор магазина, установила в своё время вместо стеклянных дверей ‘мирного времени’. Несмотря на то, что вход в магазин был с проспекта – это было достаточно конспиративно, просто потому, что проспект просматривался в обе стороны не меньше чем на километр; а напротив жилых зданий не было – только унылые административные строения бывшего завода ‘Прогресс’, давно уже превращённые в игровые клубы, казино, обувные и компьютерные магазины, ювелирки и прочую белиберду мирного времени эпохи процветания, ныне пустующие и дотла разграбленные. Мы, кстати, к этому тоже руку приложили... – Чё там, Толян? – поинтересовался я. Толик уже несколько дней, одевшись как бомж, и даже приспособив к маскировке грязный плащ покойничка, рыскал где-то в городе. – Увидишь. Олег где?.. Ага. Вот и пошли. Батя в это время что-то по обыкновению монтировал, – судя по тому, что обложился он не бутылками, не цементно-гравийными самодельными блоками с грубой насечкой, которые он тоже использовал как корпуса для своих ‘изделий’, а проводами и прочими электропринадлежностями вкупе со собственноручно нарисованными некими схемами, работал он не над бомбами. Во всяком случае, не непосредственно над бомбами. Под свою ‘мастерскую’ он занял большую соседскую комнату по соседству с ‘пультом охраны’. Толик брякнул сумку на пол и расстегнул её. Наслаждаясь нашей реакцией, достал и выложил рядком на пол же: два ‘калашникова’ с магазинами, один ПМ, шесть полных магазинов к автоматам, пара полных магазинов к ПМ, рацию. – Всё таки?.. – спросил батя. – Ага! – как мог более безмятежно ответил Толик, – И это оказалось проще, чем планировали. – Ты почему меня не позвал? Ты понимаешь, чем и как рисковал?.. – А! – отмахнулся тот, – Всё спонтанно вышло. Да и... Я же говорил – как ты предлагал это ещё более рискованно. Разоружить, да связать... Братан, ты иногда говоришь дельные мысли; а иногда как баба, честное слово! Батя ничего не ответил. А что тут было отвечать – товар, как говорится, лицом. В натуре. Стали рассматривать оружие, передавали его из рук в руки... Было странное ощущение – теперь это было не просто ‘оружие’: что я, автомата в руках не держал? И держал, и стрелял – с батей на военном полигоне, дядя Вася организовывал ‘по знакомству’. Но сейчас это был не просто автомат – это было ОРУЖИЕ. Не просто автомат, из которого можно стрелять; а предмет, который, как в компьютерной игре, сразу добавлял бонусов... Сразу, чёрт побери, переводил на следующий уровень. Батя был мрачен. Толик – весел. Оба взяли по автомату и сноровисто раскидали на неполной разборке. – Нормалёк, почти новый! Толик прижал плашмя ствол к щеке и с совершенно счастливым видом пропел: – На улице Гороховой ажиотаж: Урицкий всю ЧК вооружает Все потому что в Питер в свой гастрольный вояж-ж-ж-ж С Одессы-мамы урки приезжают!! Я смотрел с завистью. Хорошо им, и армию прошли оба, и в школе в их время был такой предмет, как НВП – ‘начальная военная подготовка’; уж хотя бы автомат разбирать там точно учили. У нас же... Да что говорить, если бы не батя, я бы и стрелять-то не умел, у нас больше полкласса пацанов так и не умеют, и, типа, и не надо им, зачем?.. Я взял ПМ и тут же испачкался в... в крови. Она уже подсохшая была, но ещё пачкалась. Со странным чувством я показал руку с кровавой мазиной братьям. Толик, как ни в чём не бывало, кинул мне какое-то полотенце, стянутое со стола: – Протри. Батя посмотрел мне в лицо и изрёк: – Да, Серый. Так дела и обстоят. Или всех грызи, или ляжь в грязи. – Я – Крыс! – Классно! – хохотнул Толик, – Ты ещё сейчас, как водится, что-нибудь оправдательное изреки, типа ‘не мы такие – жизнь такая!’, ага? – А не надо? – Не-а. Хорош из себя целок строить. Нам понадобилось оружие – я пошёл и взял. Как – да без разницы как. Понадобилось – взял. Всё просто. И не надо этих... рефлексий этих. Не надо. До меня постепенно дошло. – Толян, ты что, патруль пришил?.. – непроизвольно в моём вопросе прозвучал не столько испуг или недоверие, а... Да что говорить! Порядочная доля восхищения в моём вопросе прозвучала! Вот так вот – захотел, пошёл, грохнул вооружённый патруль, – и забрал что хотел!.. Толик уловил интонацию и подмигнул мне. – А то! Они и мяукнуть не успели! – Знаете что?.. – буркнул батя, собирая автомат – Не говорите пока об оружии бабам. Пусть всё уляжется. Да и вообще... – Да они же никуда не выходят и ни с кем не общаются! – Это да. Но всё равно. Нам вот ещё в состояние войны с Администрацией вступить не хватало. Втроём, ага. – Само собой. Но... Может уже и вчетвером. – Как это? – Элеонора просилась взять её на мародёрку, – как ни в чём не бывало, протирая автомат полотенцем, сообщил Толик. – И что ты? – Я сказал, что подумаю. Ну и вот... Думаю. – Как вариант, да... – задумался и батя, – Лишняя пара глаз нам не помешает, опять же вчетвером мы больше унесём. Хотя какая там у неё ‘грузоподъёмность’... – Фигли, не кормить же её просто так, чисто за трах? – ухмыльнулся Толик, – Она же не Граф! Он погладил вертящегося рядом, и изнывающего от желания обратить на себя внимание Графа. Тот тут же радостно перевернулся на спину, подставляя брюшко для поглаживания и почёсывания. Вот у кого всё в полном порядке! Дааа... – Ты, Толян, мрачный циник, – хмуро сообщил батя, – Ты хоть кого-то в этой жизни любишь? – Что касается любви, дорогой мой братан, то я очень люблю оружие. Как ты там говорил? ‘Винтовка рождает власть’? – Это не я говорил, это Мао Дзе Дун говорил... Серый, принеси какую-нито простыню или покрывало из комода; там что-то похожее есть в той комнате. Завернём и спрячем пока. – Крыс меня зовут... – недовольно буркнул я, отправляясь в другую комнату. Ясно же было, что батя отсылает меня, чтобы заняться выяснением отношений с Толиком. – Слушай, Толян! Я всё это говорил, и сейчас подтверждаю: и насчёт новой парадигмы, новых взаимоотношений в обществе, – но, тем не менее, я не хочу чтобы из Крыса, тьфу, из Сергея получился ещё один бездушный убийца. – Кто это ‘ещё один’? Ты про кого? Я, что ли, ‘бездушный убийца’?? – Ясен пень, – ты. Ты убиваешь уже направо и налево, ни с чем не считаясь. Для тебя, я смотрю, человека убить стало как высморкаться. – И чо? И чо?? Чо ты этим стараешься сказать-то??? Что ты хороший и добрый, вон, Элеонору ‘просто так’ кормить готов, – а я ‘кровавое дерьмо’?? – зачастил Толик горячечным злым полушёпотом. – Про ‘кровавое дерьмо’ я не говорил, не выдумывай! – Да чё там, ‘не говорил’! Это же подразумевается! Чо ты мне предъявить-то хотел? Что Мартовну завалил с ея сыночком? Так я тебе месяцы назад говорил, что посчитаюсь с этой сукой! В отличии от твоих мои ‘обещания’ не пустой звук! Что пристрелил патрулей, вместо твоей дебильной идеи ‘обезоружить и связать’?? Ты, бля, пробовал ‘обезоружить и связать’ троих вооружённых мужиков, для которых так же стрелять в живое наверняка уже случалось? – Возможны были варианты... – Какие к чертям варианты?? Варианты! Вот я и реализовал самый безопасный и быстрый вариант! Ты хоть можешь мне внятно изложить, что тебя не устраивает?? Что ‘кровь пролилась’?? А автоматы нам для чего нужны – по тарелочкам стрелять? А ты сам говорил, готов был этого, из Администрации контролирующего, слить? Вместе с сопровождающими. Не говорил?? А кто бомжа пристрелил? А гопников? А... – Это другое дело. То в бою, или по необходимости, ты же... – Хули ‘ты же’