Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 103

Александра Степановна была маленькой, очень хрупкой женщиной. Сашко она напоминала птичку. Тонкая как пергамент кожа ее лица была сплошь испещрена сеткой морщинок, глаза постоянно слезились, сухонькие крохотные ручки, похожие на птичьи лапки, нервно комкали обшитый кружевом платок. О многом было говорено в этот вечер. Генеральша тайком утирала слезы, когда по ее просьбе Морозов рассказывал все то, что помнил о матери.

- О, моя милая, - вздыхала она. – Как же мы были неправы, Пьер, - обращалась она к мужу. – Надобно было смириться со всем. Ах, Саша, какая же это радость, что вы нашлись. Дайте же я погляжу на вас. Как же вы все же на мою Дотти похожи.

Жизнь стариков Астаховых вдруг нежданно обрела совершенно новый смысл. Наутро с Сашко прощались как с самым дорогим и близким человеком. Александра Степановна, стараясь держать себя в руках, все сетовала на то, что нынче снова идет война, и они могут потерять внука, едва успев обрести его. В ответ Сашко заверил пожилую женщину в том, что, исполняя обязанности вестового при ставке командования, он ничем не рискует.

- Сашенька, пообещайте же, что станете бывать у нас по приезду в столицу, - просила она его, выйдя вслед за ним на крыльцо, без головного убора и верхней одежды, кутаясь в шерстяную шаль, невзирая на промозглый холодный и ветреный зимний день.

Как странно было уезжать из Петербурга, с ощущение будто оставляешь здесь нечто весьма ценное. Что-то впервые за много дней шевельнулось в душе Морозова. Разумом он еще не мог принять того, что случилось, но сердце… Сердце уже приняло. Словно тонкая ниточка протянулась между ним и этими двумя стариками, соединяя навсегда. А потом, проезжая мимо поворота в Вознесенское, вдруг повинуясь странному порыву души, придержал вороного, да и повернул к усадьбе. Он все быстрее и быстрее погонял жеребца, но у ворот, вдруг остановился. Вновь одолели сомнения: а стоит ли? Никогда не считал себя ровней ей, а вот ныне все изменилось. Он уже более не казак, не знавший роду своего, окромя отца и матери, но внук генерала Астахова.

Медленно въезжал Сашко в ворота, медленным шагом проехал по подъездной алее, спешился у крыльца и словно бы был в тумане, передал поводья, подбежавшему конюху.

- Дома барышня будут? – спросил, повернувшись к Федору.

Удивленно вытянулось лицо конюха.

- Дома, где ж им быть-то, - отозвался Федор.

Легко вбежал по ступеням, вошел в переднюю и замер посреди холла.

«Что скажу ей? Зачем приехал? Господи, дурак-то какой!» - повернувшись Морозов зашагал обратно к двери, но удивленный девичий голос его остановил.

- Александр Афанасьевич, вы ли?

Обернувшись, Сашко замер, глядя на Кити, торопливо спускавшуюся по лестнице. Под приподнятым подолом мелькнула узкая изящная лодыжка. Улыбнувшись ему легко и светло, поспешила навстречу.

- Неужто новости какие привезли? – поинтересовалась, останавливаясь так близко, всего в нескольких шагах.

- Нет, - покачал головой Сашко. – Нет у меня новостей, Екатерина Сергеевна, просто повидаться заехал, - смутился он под пристальным взглядом ясных голубых глаз. – Впрочем, я в ставку еду, ежели желаете, что брату отписать, так я с радостью передам, - нашелся он.

- Как же вы это хорошо сделали, что заехали к нам? – отозвалась Кити. – Я не задержу вас надолго, - проговорив скороговоркой, Катерина устремилась в свои покои.

Морозов уж не раз бывал в Вознесенском, и обстановка большинства комнат была ему знакома. Пока Кити писала письмо брату, Сашко в нетерпении расхаживал по гостиной, размышляя над тем, стоит ли рассказать Кити о том, что случилось в его жизни накануне.

«Нет, не надобно, - вздохнул он. – Все это будет одно хвастовство, будто я пытаюсь тем самым обратить ее внимание на себя».

Сосредоточенно нахмурив брови, Катерина торопливо писала. Мысли путались в голове, и потому письмо вышло несколько сумбурным. Перечитав его, она нахмурилась, но переписывать не стала. Помахав листом в воздухе, чтобы быстрее высохли чернила, девушка сложила его в конверт и запечатала восковой печатью.

Кити бегом спустилась по лестнице и только перед дверями гостиной замедлила шаг и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь выровнять дыхание. Войдя, она протянула Морозову запечатанный конверт.

- Вот, еще раз благодарю вас, что подумали обо мне, - улыбнулась она.

Сашко взяв конверт из ее рук, ненароком коснулся ее пальцев. Поддавшись какому-то безумного порыву, он поднес к губам изящную кисть и коснулся поцелуем тонкого запястья. Кити поспешно отдернула руку, совсем по-детски спрятав ее за спину.

- Простите, - залился смущенным румянцем Морозов.

Девушка едва заметно покачала головой. Каким-то внутренним женским безошибочным чутьем, она угадала его интерес к своей персоне и совершенно растерялась от этого открытия.

- Еще раз… благодарю вас, - запинаясь выдавила она из себя.

- Мне пора, Екатерина Сергеевна, - поспешно распрощался с ней Сашко.

Она не вышла проводить его в переднюю. Накидывая на плечи плащ, Морозов все еще пребывал во власти тех ощущений, что испытал, когда ощутил вдруг под своими губами биение тонкой жилки пульса на ее запястье. Сердце обмирало, при воспоминании о тепле ее кожи, о тонком аромате резеды, исходившем от ее рук. «Так бы и целовал каждый тонкий пальчик, перепачканный чернилами», - улыбнулся своим мыслям юноша. Он вновь прикрыл глаза, восстанавливая в памяти светлый образ: ясные голубые глаза, легкое облако белых льняных кудряшек, выбившихся из прически, обрамлявшее нежный овал лица, тонкий нос, стройная шея, изящные ключицы и тонкий стан.

Кити из окон библиотеки глазами проводила всадника, удалявшегося прочь по подъездной аллее. «Что же это? Ах, как это возможно? Зачем он? - сердилась она. – Не хочу!» Закрыв лицо ладонями, она вдруг разрыдалась жалобно и горько. Память еще хранила иной образ. Закрывая веки, она еще видела перед собой серо-зеленые глаза, нежную улыбку, обращенную к ней одной. Она все еще помнила вкус его поцелуев, силу и нежность крепких объятий в те краткие мгновение, когда они оставались наедине. «О, Серж! Как ты мог оставить меня?» - смахнув вновь набежавшие слезы, мысленно упрекнула она Чернышёва. Вновь болью стиснуло сердце и сдавило горло.

Остановившись в дверях библиотеки, Мишель так и не решился подойти. Он не выносил вида женских слез, потому как просто терялся в этот момент, не зная, как себя вести и что предпринять, чувствуя себя бесполезным и совершенно беспомощным.

Жизнь зимой в Вознесенском текла тихо в ленивом размеренном ритме. Иногда заезжали соседи, нанося краткие визиты вежливости, дабы выразить свои соболезнования. Новость о том, что madame Раневская погибла в пламени усадьбы, сожжённой французами, быстро разнеслась по округе. Поначалу Кити пускалась в пространные объяснения, рассказывая, что сгорела не вся усадьба, а только деревянный флигель, и о судьбе Софи ничего не известно, но потом махнула рукой, понимая, что переубедить каждого на пол сотни верст вокруг ей не под силу.

Достигла сия новость и соседнего Прилучного. В имении madame Домбровской частенько бывали гости. Раз в седмицу с визитами заезжала жена отставного майора владельца крохотной усадьбы, граничащей с Прилучным со своим отпрыском. Имея вполне взрослого сына madame Рябова питала тайную надежду женить своего Жоржа на молодой состоятельной и весьма привлекательной вдовушке, от того и являлась вместе с ним неизменно каждую пятницу на чашечку чая.

Изнывая от скуки, Мария этим визитам была не то чтобы рада, поскольку причина столь любезного и навязчивого внимания соседки была для нее совершенно очевидна, но и не делала попыток прекратить их. Евдокия Ильинична так и вовсе почитала Гликерию Львовну за свою приятельницу. Madame Рябова, знавшая все и про всех, была неисчерпаемым кладезем сплетен и толков, ходивших по округе, тем и была интересна двум скучающим женщинам, живущим весьма уединенно.

Вот и в эту пятницу madame Рябова вместе с Жоржем пожаловала с визитом к своей соседке. Расположившись в удобном кресле и отпивая маленькими глоточками горячий чай из чашки тончайшего фарфора, манерно оттопырив мизинец, Гликерия Львовна завела разговор о соседях.