Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 105
- Кого там нелегкая принесла? – послышался нелюбезный голос командирского денщика. Высунувшись из калитки, Тимофей в изумлении уставился на красивую барышню.
- Вы, панночка, не ошиблись часом? - стягивая с головы шапку, поклонился он.
- Ежели Александр Сергеевич Раневский здесь остановился, то не ошиблась, - оборвала его Мари.
Бормоча что-то себе под нос, Тимошка бросился отворять ворота.
- Токмо барина-то нету. С утра в ставку уехали-с, - провожая гостью в горницу, заметил Тимофей.
- Я не спешу, - отозвалась Мари, входя в жарко натопленное помещение.
Отбросив муфту, она стянула тонкие лайковые перчатки и протянула к печке озябшие руки.
- Милейший, распорядись, чтобы чаю подали, - обратилась она к денщику.
Тимошка молча кивнул головой и побежал ставить самовар, ворча себе под нос:
- Милейший, распорядись, чтобы чаю подали, - передразнил он капризный голосок барыни. – Она что же это думает, здесь ей прислуги полон дом?
Расстегнув подбитый мехом куницы салоп, Мари, устало опустилась на деревянную лавку, под маленьким слюдяным оконцем. «Я лишь на минутку прикрою глаза», - пообещала она самой себе, тотчас проваливаясь в тяжелую, душную дрему. Войдя в горницу, и застав барыню, спящей у окна, Тимошка неслышно ретировался. По его просьбе хозяйка дома, принесла деревянную лохань, дабы барыня могла привести себя в порядок с дороги. Войдя в горницу и узрев незнакомку, полька недовольно поджала губы.
Ей вместе со всей семьей, двумя отроками семи и девяти лет, пришлось перебраться на время в сарайчик, примыкающий к хлеву. Благо имелась там небольшая печурка и было тепло. Потоптавшись в нерешительности посреди горницы, дородная полька поставила на пол лохань и неслышно вышла в сени.
Мари казалось, что она проспала от силы четверть часа, но когда она открыла глаза, в комнате было уже темно. Все тело ее затекло и, поднявшись со скамьи, Мари едва слышно застонала. Споткнувшись в темноте обо что-то, она выругалась, как то совсем не подобало барышне. Заслышав шум в горнице, из сеней заглянул Тимофей.
- Проснулись, барыня? Я свечи сейчас зажгу, - засуетился он.
- Александр Сергеевич приехали? – поинтересовалась Мари.
- Не было еще, - зажигая от лучины свечи в подсвечнике на столе, - помотал головой денщик.
– Прохора вашего я устроил туточки в сенях, - добавил он.
Мария только махнула рукой на это его замечание. Скинув с плеч расстегнутый салоп, она прошлась по комнате, разминая ноги и поясницу. В желудке давно урчало от голода, слегка кружилась голова. Под окном послышалось ржание лошади. Мари замерла, сердце забилось часто и тяжело, во рту разом пересохло.
Спешившись, Раневский ввел своего гнедого на поводу в ворота. Разглядев в густых сумерках крытый возок, стоящий во дворе, Александр удивленно обошел кругом. Он не ждал никаких гостей. Прихрамывая, он поднялся на невысокое крылечко и вошел в сени. В углу на соломенном тюфяке испуганно шевельнулся незнакомый ему мужик.
- Тимошка! – позвал своего денщика Раневский.
- Туточки я, барин, - выскочил из горницы в сени Тимофей. – Гостья к вам, - шепнул он тихо.
- Гостья? – вздернул бровь Раневский.
На какой-то сумасшедший миг ему вдруг подумалось, что Софья ждет его там, в горнице. Рванув на себя дверь, Александр поспешно переступил порог. Мари, поднялась с лавки ему навстречу и, сделав пару шагов, замерла в нерешительности.
- Здравствуй, Саша, - попыталась улыбнуться она дрожащими губами.
- Мари? – Александр провел ладонью по лицу, но видение не исчезло. – Мария Федоровна, какими судьбами? Что вас в Польшу привело?
- Я к тебе… к вам, Александр Сергеевич, приехала, - смутившись его холодного тона, отозвалась Мари.
- Жаль, сударыня, что такую дальнюю дорогу вы проделали совершенно напрасно, - закрывая за собой двери, заметил Раневский.
Мария закусила в отчаянии губу. Защипало в носу, глаза обожгли подступившие слезы, сдавило горло. Ей невыносимо захотелось ответить ему что-нибудь язвительное, но ничего не приходило на ум. Отвернувшись от него, она вдруг расплакалась, тихо не в голос, утирая слезы и размазывая их по щекам, как маленькая обиженная девочка. Разве такого приема она ожидала? Нет, конечно, она не думала, что он встретит ее с распростертыми объятьями, но Боже, каким холодом веяло от его слов и взгляда. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.
Раневский тяжело и шумно вздохнул за ее спиной. «Это все моя вина, ежели бы я тогда не… Ах, что теперь говорить о том, все равно что из пустого в порожнее!» Шагнув стоящей к нему спиной женщине, Александр обнял вздрагивающие плечи.
- Ну, полно, Маша! Полно! – тихо прошептал он, поглаживая ее по рукавам алого бархатного платья.
Повернувшись в его объятьях, Мария спрятала заплаканное лицо на его груди.
- Я так стремилась… Я так… - заикаясь, начала говорить она.
- Машенька, мне право жаль, но вы зазря сюда приехали, - прошептал ей на ухо Раневский. – Зачем же вы?
- Не прогоняйте меня, - подняла она к нему блестящие от слез глаза. – Я все равно последую за вами. Я вас нисколечко не стесню, я на полу буду спать, - горячо заговорила она.
- Ну, что же вы! Как можно? Что же вы как маркитантка какая за армией следовать собираетесь? – смутился Александр. – Подумайте о вашей репутации. К чему вам это?
- Что мне с той репутации? Что мне с того, что обо мне думать станут? Ежели самое мое горячее желание видеть вас. Мне ничего более не нужно.
Раневский отпустил ее и отступил на несколько шагов.
- Поезжайте домой, Маша. Не нынче, конечно. Поутру, как рассветет.
Мари тяжело вздохнула и покачала головой.
- Я буду рядом. Хотите вы того или нет. Ежели вы прогоните меня, я все равно не уеду.
- Бога ради, Мари, - начал сердиться Раневский. – Я позволил бы вам остаться, не будь я связан обязательствами…
- Вы и не связаны ими более, - перебила его Мария.
Александр побледнел, и тяжело опустился на лавку.
- Это не имеет значения, - тихо отозвался он. – Я не люблю вас, Мари.
- А я и не прошу вашей любви. Позвольте лишь мне любить вас, - прошептала она, останавливаясь подле него. - Позвольте быть рядом с вами.
Глава 31
Мари казалось, что воздух звенит от напряжения. «От чего он молчит? И взгляд такой чужой, тяжелый, холодный», - нарастала в ней паника. Рука ее медленно, как в полусне, коснулась мягких, отливающих золотом в свете свечи, кудрей. Александр поймал тонкое запястье и, глядя ей в глаза, отрицательно покачал головой.
- Не надобно, Мари…
Сердце замерло, сладко заныло от того хриплого шепота, от тепла ладони, сжимающей ее руку. Пальцы Раневского разжались, отпуская ее. Мария, подавив тяжелый вздох, подняла со скамьи свой салоп и попыталась надеть, не попадая в рукава.
- Простите…
- Куда вы пойдете, Мари? Ночь на дворе, - устало вздохнул Раневский. – Тимошка! – окликнул он денщика.
В двери просунулась вихрастая голова.
- Устрой Марию Федоровну. Утром буду, - поднимаясь со скамьи, распорядился Александр.
Накинув на плечи шинель, Раневский вышел на крыльцо. Ясная морозная ночь глядела на него сотнями мерцающих глаз с темно-синего бархата неба. Снег поскрипывал под его неровной поступью.
В избе, где остановился поручик Истомин, свечей еще не гасили, впрочем, там до самого рассвета будут играть в карты и пить вино. Раневский остановился в раздумьях под окнами: «Черт возьми! Но не бродить же всю ночь по улице!» - решившись, он поднялся на крыльцо и вошел в сени. Денщик Истомина вытянулся во фрунт:
- Ваше высокоблагородие…
Еще в Вильно, Раневский получил чин полковника прямо из рук Государя и эскадрон под свое начало.
- Чего горло дерешь? – кинул на него сердитый взгляд Раневский.
Отворив дверь в горницу, Александр слегка пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку. В избе было накурено так, что сквозь клубы сизого дыма с трудом можно было различить то, что творилось в противоположном углу. Притихшие гвардейцы собрались вокруг стола.