Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 118
Адам отпустил ее. Софья с трудом восстановила дыхание и дошла до парковой скамьи, опустившись на мраморное сидение совершенно без сил. Сердце молотом стучало в груди, кровь ухала в висках, голова кружилась. Чартинский присел подле нее и обнял напряженные плечи.
- У меня глаза красной пеленой застилает, стоит мне подумать о том, чтобы расстаться с тобой, - тихо заговорил он. – Ни одна женщина никогда не вызывала во мне подобных чувств, ни одну я не желал так как тебя, даже сейчас.
Софи сжалась под его рукой. Только теперь ей стало понятно, насколько Чартинский умел держать себя в руках. За все время, что они провели вместе, он сорвался лишь один раз в Марьяшино и вот теперь. О, он отнюдь не был совершенно безобидным, каким она привыкла считать его. Горячие слезы побежали по лицу.
- Ну, полно, - прошептал ей на ухо Адам. – Полно, София.
- Оставьте меня. Бога ради, Адам! – подняла она голову, взглянув ему в лицо.
Неуклюже поднявшись со скамьи, Софья зашагала в сторону дома. Она слышала шаги Чартинского за своей спиной, кожей ощущая его пристальный взгляд, упиравшийся в ее затылок.
После того вечера, Софи более не начинала разговоров о своем будущем. Время медленно тянулось в тихом предместье Парижа. Вести из столицы Франции были то радостными, то печальными. В гости к княгине Чартинской часто приезжала ее приятельница madame Дюбуа. Именно она привозила все новости из Парижа. С ее слов Bonoparte удалось одержать несколько побед под Дрезденом, и союзные армии России и Пруссии вынуждены были отступить. Заключено было временное перемирие, во время которого император надеялся пополнить ряды своей стремительно редеющей армии. У русских стояли те же задачи, но выполнить их было несоизмеримо тяжелее, поскольку они уже довольно далеко удалились от границ России.
С каждым днем Софье все тяжелее становилось передвигаться. По ее подсчетам, срок, когда младенец должен был появиться на свет вышел три седмицы тому назад, но ничего не произошло. Все сильнее и сильнее ныла спина, ноги отекли, огромный живот мешал спать по ночам. Единственным развлечением стала библиотека, правда спускаться со второго этажа было довольно тяжело.
Окончив читать очередную книгу, Софья, крепко держась за перила, стала спускаться по лестнице. Она уже почти достигла последней ступени, когда звук открывшейся входной двери отвлек ее внимание. Нога скользнула мимо ступени и она тяжело повалилась на бок. Острая боль пронзила живот и поясницу. Фелисия, вошедшая в дом после прогулки верхом, бросилась помогать ей, но ее усилий было явно не достаточно. Стиснув зубы, чтобы не завыть в голос, Софи поднялась на ноги при помощи сестры Адама и экономки, прибежавший на зов девушки.
- Нет-нет, не в спальню, - с ужасом глядя на залитое кровью светлое шелковое платье, пробормотала экономка. – В гостиную будет ближе. Mademoiselle, скажите вашему брату, что надобно ехать за повитухой, как можно скорее.
Пожилая женщина устроила Софью на низком диванчике и едва ли не бегом бросилась к будуару княгини рассказать о случившемся. «Боже! Да за что же мука такая?» – стараясь сдержать рвущиеся из груди стоны, закусила до крови губу Софья. Перед глазами все плыло, она с трудом различила взволнованное лицо княгини Луизы, которая о чем-то спрашивала ее, но она совершенно не в силах была ее понять, поскольку французский совершенно вылетел у нее из головы. Адам бледный словно привидение, стащив на бегу перчатки и бросив их на пол, опустился на колени подле дивана, поймал ее руку, прижался к ней губами.
- Monsieur, allez-vous-en. Vous кtes ici pas totalement l'espace. (Сударь, ступайте. Ва м здесь совершенно не место), - услышала она чужой властный голос.
Дородная женщина лет тридцати пяти, склонилась над ней, потом что-то быстро сказала княгине Луизе. Забегала прислуга. Принесли перину и постелили прямо на пол. Горничная принесла ведро теплой воды и стопку чистых полотенец. Убрав волосы под чепец, и закатав рукава, повитуха вымыла руки, после чего велела перенести роженицу на пол, поскольку узкий диванчик был совершенно неудобен.
Софья не знала, сколько времени длились ее мучения, ей казалось, что не было им конца. Стемнело, в комнате зажгли множество свечей. Повитуха то и дело ощупывала ее живот и недовольно хмурилась. Она что-то говорила ей, но Софи ее не слушала. Она уже охрипла от криков, боль сводила с ума.
Взяв ее за подбородок, француженка уставилась ей в глаза:
- Йcoutez-moi, madame. Ou serez-Vous m'aider, ou vous pйrirez tous les deux et de Vous et de votre enfant. (Слушайте меня, мадам. Или вы будете мне помогать, или погибнете оба и вы и ребенок), - сердито проговорила она.
Софья кивнула головой.
- Pousser, madame. (Тужьтесь, мадам), - услышала она.
Софья напрягла последние силы.
- Bien, madame. Bon. ( Хорошо , мадам . Хорошо), - заговорила повитуха.
После чудовищного напряжения, когда казалось, что каждая мышца в усталом измученном теле дрожит крупной дрожью, Софи испытала невероятное облегчение. Комнату огласил громкий детский крик.
– Garзon (Мальчик), - улыбнулась повитуха, принимая дитя.
Софья устало откинулась на подушку, горничная княгини принялась вытирать испарину с ее лица. Но боль вернулась вновь. Вцепившись в руку ничем неповинной девушки, Софи закричала. Повитуха, оставив дитя, вновь вернулась к ней.
- Je pensais. Pousser, madame. (Я так и думала. Тужьтесь мадам), - пробормотала она.
«Боже! Что же это?» - стараясь не поддаться темному омуту, куда стремилось соскользнуть ее сознание, думала Софи.
- Un autre garзon. Votre conjoint est - veinard. ( Еще один мальчик . Ваш супруг – счастливец).
Софья закрыла глаза, звуки сделались глуше, словно бы она слышала их через подушку или перину. Голова ее сделалась легкой, все вокруг кружилось и плыло в какой-то белесой дымке.
Глава 35
Прохлада раннего утра струилась в комнату через распахнутое окно. Легкая кисейная занавеска чуть шевелилась от малейшего дуновения. Свеча догорела в подсвечнике и, зашипев, погасла, оставив после себя лишь струйку сизого дыма, тотчас подхваченную сквозняком. Тонкие пальцы под рукой Адама шевельнулись. Чартинский вздрогнул и открыл глаза, стряхнув с себя остатки дремы.
- София, - тревожно вглядываясь в бледное лицо, позвал он, приподнимаясь с кресла.
Длинные ресницы затрепетали, Софи открыла глаза. Затуманенный глубоким сном взор остановился на его лице. Адам поднес к губам безвольную руку и прижался к губами к изящному запястью там, где медленными ритмичными ударами билась тонкая синеватая жилка пульса.
- Как же вы нас напугали София, - переплетя ее пальцы со своими, слабо улыбнулся Чартинский. – Мне не передать словами той радости, что благодаря вам я испытал нынче. Вы мой ангел, мое счастье…
Софья отняла у него свою ладонь и спрятала руку под одеялом.
- Где мои дети? – едва слышным шепотом поинтересовалась она.
- В детской, - улыбнулся Чартинский. – Вам не стоит волноваться: о них есть, кому позаботиться. Мальчиков надобно окрестить, - помолчав некоторое время, добавил Адам. – Я не стал делать того без вашего ведома, но вы ведь понимаете, что крестить их надобно в католической вере?
Софья отрицательно качнула головой.
- Другого пути нет, София. Здесь для всех вы моя жена и мои дети должны быть крещены в одной вере со мной.
- Я не ваша жена, Адам, - сделал попытку приподняться Софья. – И…
О, как ей хотелось добавить, что это не его дети, но страх сковал уста и слова эти так и остались невысказанными.
- Вашего согласия и не требуется, - возразил Чартинский. – Какие имена вы бы пожелали дать мальчикам? – как ни в чем ни бывало, продолжил он.
- Андрей и Михаил, - не задумываясь, отозвалась Софья.
- Понимаю, - улыбнулся Адам. – В честь ваших братьев. Что ж пусть будут Анжей и Михал. Я оставлю вас, ma chйrie, - поднялся он с кресла подле ее кровати. – Набирайтесь сил.