Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 58

Вместо ответа, Раневский распахнул дверцу кареты и, выбравшись на улицу, подал руку своей спутнице.

Утром Александр пробудился от того, что тонкие шаловливые пальчики блуждали по его лицу, поглаживая брови, касаясь губ. Поймав маленькую ладошку, он поднес ее к губам. Мари тихо рассмеялась, приникая к нему всем телом.

- Я боялась, что все мне приснилось, - зашептала она ему на ухо. – Проснусь поутру, а тебя нет.

- Мари, ma bonne, - вздохнул Александр, - Мне нечего предложить тебе.

- Разве я прошу о чем-то? – приподнялась она на локте. – Я ничего не требую, Александр. Ничего.

Поднявшись с постели, Маша накинула шелковый капот прямо на нагое тело и, выйдя из спальни в будуар, растолкала спящую на софе камеристку. Распорядившись, чтобы завтрак принесли прямо в спальню, она вернулась к Раневскому.

Александр уже поднялся с постели и торопливо одевался, смущаясь ее присутствия. Ему и ранее доводилось просыпаться в чужих постелях, но это было столь давно, словно бы в иной жизни, словно тогда это был не он.

Когда-то среди его подруг были и дамы полусвета: актерки, куртизанки, были и великосветские красавицы, чьи мужья не слишком ревностно следили за тем, чем или кем увлечены их жены. Но этой ночью с Мари было что-то совсем иное, что нельзя было бы отнести к тем интрижкам, что у него случались в те далекие дни. Подобрав висящую на спинке кресла рубаху, он отвернулся от Маши и, лишь только услышав тихий возглас, вспомнил, что ныне представляет собой его спина, покрытая безобразными шрамами, оставшимися от кнута Беркера. Резко одернув рубаху, Раневский обернулся. Прижав кулачок к губам, Мари смотрела на него глазами полными слез.

- О, Саша, - тихо всхлипнула она и, преодолев разделявшее их расстояние, спрятала лицо у него на груди. – Как же это больно должно быть? – подняла она голову, заглядывая ему в глаза.

- Я уже позабыл о том, - солгал Раневский, обнимая ее плечи. – Мне надобно идти, Мари.

- Ты волен уйти, когда пожелаешь, - отозвалась она.

- Мари, - заключив ее лицо в свои ладони, Александр заглянул ей в глаза, - мы еще увидимся.

- Ежели это вопрос, - улыбнулась она, - то двери моего дома всегда будут открыты для тебя.

Александр торопился уйти. Ему неловко было находиться подле нее после того, что этой ночью было между ними. Обнимая, лаская ее, он видел пред собой другую, стоило ему только на миг прикрыть глаза, и совершенно иной образ вторгался в его мысли, мечты, желания.

«Так ли сладостны ее поцелуи, как Корсаков писал о том? – чертыхнулся Раневский, шагая ранним утром по пустынным улицам Москвы. – Жаль не довелось выяснить того». Уж не потому ли сжег те злосчастные письма, что хотел, чтобы она по-прежнему была привязана к нему. Можно сколь угодно искать тому поступку оправдания, но истина заключается в том, что можно попытаться обмануть, кого бы то ни было, прикрывшись благими побуждениями, но себе лгать не имеет смысла.

После разговора с Натальей он попытался представить себе свое будущее с Надин, но не смог. И дело даже не в том, что ему претило использовать письма Алексея как свидетельство неверности своей супруги, чтобы раз и навсегда расторгнуть брак, который заключался отнюдь не повелению сердца, а из иных, куда более меркантильных соображений, он просто не смог представить Надин своей женой. Она для него была всегда неким недосягаемым образом, который можно было любить, которому следовало поклоняться. Да она будила в нем желание, но он всякий раз напоминал себе, что сие просто невозможно. Невозможно, как невозможно заполучить звезду с неба. Она ангел, прекрасный ангел, а вот накануне вечером, он, наконец, понял, что это вовсе не так, и что он сам возвел ее на этот пьедестал, который рухнул в одночасье. Он словно впервые видел ее такой. Интуитивно Александр понимал, что она заговорила с Завадским о сватовстве, лишь бы только досадить ему, вновь заставить страдать муками ревности. Она улыбалась, Андрею, но глаза ее при этом оставались холодны, и слишком очевидной становилась причина, по которой этот разговор начался. Он не был зол на Андрея из-за того, что тот сделал предложение Надин. Совсем иное вызвало в нем злость: а именно попытка Андрея скрыть от него сей факт. И может, именно потому, ему захотелось немедля оставить их, что разочарование в них обоих было слишком велико. Они виделись ему заговорщиками, плетущими интригу за его спиной.

Александр бегом поднялся в небольшую квартирку, что снял на время своего пребывания в первопрестольной. На его стук двери отпер Тимофей. Отчаянно зевая, слуга отступил в сторону, пропуская его внутрь.

- Барин, - обратился он к нему, - Вас там его сиятельство с ночи дожидаются.

- Кофе подай, - отозвался Раневский, входя в гостиную.

Андрей спал в кресле, неловко пристроив голову на изящном подлокотнике.

- Bonjour, mon ami, - тронул его за плечо Александр.

- Отрадно слышать, что мы все еще друзья, - протер заспанные глаза Андрей, выпрямившись в кресле.

- Отчего мое отношение к тебе должно было перемениться? - опускаясь в кресло напротив, поинтересовался Раневский. – От того, что скрыл от меня, что намерен жениться на mademoiselle Ильинской? Полно, Andrй, - усмехнулся он. – Разве это повод?

- Я должен был сказать тебе о том! Должен, - вздохнул Завадский. – Признаюсь, я – трус. Не знаю, чего я страшился более: лишиться твоей дружбы или потерять ее.

- Я не вижу связи, Andrй. Каким образом твое решение повести под венец mademoiselle Ильинскую могло повлиять на наши отношения?

- Позволь спросить? Мне, казалось, ты любишь Надин.

- Мне тоже так казалось, - усмехнулся Александр.

В комнату вошел Тимофей и, ловко пристроив поднос на столик, принялся разливать кофе.

- Ступай, я сам, - отослал его Раневский.

- Ильинские были частыми гостями в Рощино. Мне было двадцать, когда я впервые увидел ее, - начал свой рассказ Александр. – Двенадцатилетнюю девчушку. Тощая, маленькая, огромные глаза в пол лица, - улыбнулся он своим воспоминаниям. – А затем случилась первая размолвка между мной и Анатолем. Я уехал в Петербург, зарекшись возвращаться. Меня не было дома долгих четыре года. Ей исполнилось шестнадцать, когда я вернулся. Тогда она показалась мне небесным ангелом, ступившим на грешную землю. Я был очарован, околдован, потерял голову. Я и не думал скрывать свое увлечение и наивно полагал, что нашему союзу препятствий не будет. Надин просила обождать всего два года. Я готов был ждать и дольше. А потом… Потом Анатоль пустил себе пулю в висок. Волей-неволей мне пришлось заняться его делами. Вот тогда-то и выяснилось, что семья Раневский уж давно стоит у края финансовой пропасти, которая столь глубока, что даже просто заглянуть в нее было страшно. Более я уже не был достойной партией для Надин, о чем мне и поспешил сообщить ее папенька. Остальное тебе известно. Я женат, Andrй. Венчан с твоей кузиной. Так отчего, скажи на милость, я должен возражать против твоего брака с Надин?

- Поверь, я рад тому, что ты вернулся, но тогда, когда увидел тебя на дороге к Рощино, я испугался. Я чувствовал себя предателем, подлецом, когда мы ехали с тобой в Петербург. Все время, что мы были в дороге, я убеждал себя, что должен сказать тебе о том, но так и не нашел в себе сил. А вчера, все произошло столь быстро, столь стремительно… - выслушав его, заговорил Завадский.

Говоря о том, Андрей задумчиво оглядел Раневского. Александр был небрит, но трезв. Мундир был застегнут на все пуговицы. И отчего только он решил, что эту ночь Раневский провел в трактире? Он не заливал горе вином, отнюдь. Не трудно было догадаться, где и с кем, он был все то время, что он не виделись.

- А как же Софи? – тихо сорвалось с его уст. – Мне показалось, что ты…

- Что я воспылал страстью к собственной супруге? – иронично осведомился Раневский. – Скрывать не буду. Я не слепец, Andrй, чтобы не заметить, как она переменилась, но есть поступки и деяния, простить которые я, увы, не в силах.