Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 66
- Доброе утро, Софья Михайловна, - остановился он рядом с мостиком и потрепал по холке бело-рыжую борзую, замершую у его ног.
- Доброе утро, Алексей Кириллович. Собираетесь верхом прокатиться?
- Собирался, пока вас не увидел. А вы все такая же ранняя пташка, Софи. Позволите составить вам компанию?
- Это ваш парк, - улыбнулась Софья. – Это я здесь незваная гостья.
- Софи, признаться честно, я рад вас видеть. Я так понимаю, вы к супругу едете?
- Совершенно верно, Алексей Кириллович.
- Верно это странно, что я не спешу увидеться с человеком, которого до того имел честь называть своим другом? Раневский уж четыре месяца, как вернулся.
- Я понимаю вас. К тому же… - Софья замолчала, раздумывая сказать ли Корсакову о том, что его письма к ней попали в руки Раневского.
- К тому же что? – Побудил ее продолжить Алексей.
- Алексей Кириллович, письма что вы мне писали… У меня их похитили и передали Александру.
Корсаков побледнел. Лицо его приняло озабоченной выражение.
- Это скверно, - задумчиво ответил он.
- Больше для меня, чем для вас, - вздохнула Софья.
- Он обидел вас? – пытаясь поймать ее взгляд, поинтересовался Алексей.
- Мой супруг не дал мне возможности объясниться, - отозвалась Софья. – Он и по сей день убежден, что мы с вами были любовниками.
Произнеся последнее слово, Софья отчаянно покраснела и смяла в кулачке черемуховую кисть. Легким порывом ветра белые лепестки сорвало с веток и закружило в воздухе, словно снежные хлопья, которые медленно опускались на чуть возмущенную эти дуновением поверхность пруда. Задумавшись над ее словами, Алексей, не отдавая себе отчета в том, что делает, убрал несколько маленьких лепестков, запутавшихся в пепельных локонах.
- Вы желаете, чтобы я объяснился с Раневским?
- Вы же сами говорили, что это странно не пытаться увидеться с ним, ежели все еще считаете себя его другом. Избегая его общества, вы только подтверждаете все слухи, что ходят о нас с вами.
- Вы как всегда правы, Софи, - улыбнулся Корсаков. – Я поеду в Петербург и встречусь с Раневским. Будем надеяться, что он не выпустит мне в лоб пулю, едва я предстану перед ним, - усмехнулся Алексей.
- Не думала, что застану вас в Воздвиженском, - подняла глаза Софья.
- Когда Лиди сообщила мне, что ожидает ребенка, я подал прошение об отставке и его удовлетворили, - ответил Корсаков.
- Вы поедете в столицу только для того, чтобы увидеться с Александром? – удивилась Софи.
- Должен же я защитить ваше доброе имя, коли стал причиной тому, что в вашей порядочности усомнились.
- Благодарю вас, Алексей Кириллович, - опираясь на предложенную им руку отозвалась Софья.
Спустившись с мостика, они неспешно направились в глубь парка. Окинув своего спутника быстрым взглядом из-под ресниц, Софья тихонько вздохнула. «Дай Бог, чтобы Раневский поверил ему».
Глава 19
На седьмой день пути дорожная карета миновала сторожку привратника в Вознесенском. Выйдя из экипажа, Кити торопливо вбежала по ступеням и оглянулась. Глаза ее сияли восторгом.
- Как же давно я не была здесь, - радостно улыбнулась она. – В последний раз, когда папенька еще жив был.
Софья, спустившись с помощью лакея с подножки, огляделась. Величественный особняк в три этажа возвышался перед ней блекло-желтой громадой. К парадному вела широкая лестница с каменной балюстрадой. И хотя и дом, и парк являли собой внушительное зрелище от внимательного взгляда Софи не укрылись следы запустения. Кое-где по фасаду облупилась штукатурка в вазонах, украшающих лестницу вместо цветов пышно разрослись сорняки. Ступени местами разрушились, отметила она про себя, поднимаясь на крыльцо.
Приезда барыни так скоро не ждали. Дворецкий взволнованный нежданным приездом господ, бестолково суетился, более мешая, нежели помогая разгрузить багаж. Запустение царило не только снаружи, но и внутри особняка. Поднявшись в хозяйские покои, Софья провела ладонью, затянутой в перчатку по полированной поверхности изящного дамского бюро в будуаре. Поморщившись, глядя на грязные следы, оставшиеся на белой лайке, она решила наутро первым же делом заставить челядь навести порядок в доме. Она неимоверно устала после долгой дороги и отчитывать нерадивую прислугу сегодня не было ни сил, ни желания.
Наутро в старинном особняке поднялась невообразимая суматоха. Открывали окна, проветривали комнаты, мыли, чистили, натирали паркет и зеркала, прачечная была загружена работой до самого вечера. Софья, весьма довольная собой, вместе с Кити расположились на террасе за чашечкой кофе. Могучий дуб, отбрасывающий тень почти на всю террасу, укрывал их от палящего солнца, несмотря на то, что было только начало июня, погода стояла довольно жаркая. Пробиваясь сквозь густую крону яркие лучи играли бликами на каменном полу, образуя причудливую мозаику из света и тени. Рано утром Софи уже побывала в оранжерее, с тем, чтобы выбрать цветы для посадки в вазоны. Ее внимание привлекли алые гибискусы, точно такие же, как когда-то ей подарил Алексей. По какой-то странной прихоти ей захотелось именно их видеть у парадного. Садовник уже почти закончил выкорчевывать сорняки и собирался пересадить гибискусы из оранжерейных горшков в вазоны.
Она и сама, пожалуй, не смогла бы объяснить себе, отчего ей захотелось иметь перед глазами напоминание о том времени, когда она чувствовала себя такой восхитительно свободной и любимой. Последняя встреча с Корсаковым оставила в душе флер легкой грусти. Разговор с ним более не тревожил сердце, но вместе с тем, его общество было ей приятно. Затронула душу, проявленная им забота. Может быть, конечно, он более о себе переживал, но Соне хотелось думать, что, прежде всего о ней.
Александр напротив никогда не говорил ей слов любви… А ведь так хотелось услышать их. Софи, как скупец по крохам собирала воспоминания, в которых он улыбался только ей одной, говорил о чем-то ей приятном. Может от того и потеряла она голову, что Корсаков не скупился на нежные слова и признания. Хотя и чувствовала в них что-то фальшивое, от музыки тех слов кружилась голова, и всякий раз глядя в зеркало, она видела себя его глазами: обольстительной сиреной, чаровницей, способной вскружить ни одну голову и разбить ни одно сердце. Ах! Что за дивное ощущение это было. Какая-то легкость в мыслях в движениях: хотелось парить, будто крылья за спиной выросли. Какое это было счастье – ощущать эту любовь, купаться в ней, греться ее теплом и светом, и как холодно ей было рядом с Раневским. И все же, как глупый мотылек на огонек помчалась за ним, прочитав лишь строчку из его короткого письма. Разве мало ей было той боли, того унижения, что она пережила? Невыносимо вспоминать о том, как едва не разорвалось сердце, когда привезли тот злосчастный гроб с телом поручика Меньшова, как это было известно ей нынче. Но тогда, в ту осень она ведь пребывала в полной уверенности, что в гробу покоится тело ее супруга и именно она стала причиной его смерти. Потерять его, едва только появилась возможность быть рядом. Какой глупой и наивной надо было быть, чтобы мечтать о том, что однажды он переменится к ней. Вместе с его смертью душа опустела, словно вынули оттуда любовь, нежность, все, чем была полна, оставив только зияющую пустоту. Как тяжко жить было с этой пустотой, даже попытка обратиться к Богу не спасла, не наполнила смыслом одинокие дни и ночи. А потом появился Алексей… И вроде убедила себя в том, что забыла, в том, что все прошло… И вот он вернулся и все вернулось вновь. Отчего только думала, что увидев ее такой, он станет иначе относиться к ней? Она все также вызывала в нем раздражение одним своим присутствием в его жизни. «Но может быть, теперь, когда он сам просил приехать, все переменится? - вздохнула Софья и поднялась с удобного кресла, которое ей вынесли на террасу. – Я напишу ему. Поглядим, как скоро он приедет в Вознесенское».
Кити отложила книгу:
- Софи, не желаете по парку пройтись?
- Непременно, но сначала отпишу вашему брату, что мы вчера прибыли в Вознесенское, - отозвалась Софья.