Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 67
- Тогда я вас здесь обожду, - улыбнулась Кити и вновь погрузилась в чтение.
Софья не стала подниматься в свои покои, а прошла к хозяйскому кабинету, где прислуга уже закончила уборку. Бегло осмотрев стол и, не обнаружив, ни бумаги, ни пера, ни чернил, Софи принялась выдвигать ящички в поисках письменных принадлежностей. В верхнем она нашла чернильницу и перья, а в самом нижнем стопку чистой бумаги. Вытаскивая бумагу, она уронила что-то лежащее под ней. Наклонившись, девушка подняла чье-то письмо, адресованное Анатолю Раневскому. Под отправителем значились только инициалы «Э.Б.» Дурное предчувствие сжало сердце. Отбросив угрызения совести, Софи вытащила письмо из конверта:
«Mon cher Anatole , (мой дорогой Анатоль) я получила Ваше письмо вчера. В нем Вы просите меня принять решение как можно скорее. Разве могу я открыто оставить супруга и уехать с Вами? Мишель не отступится так легко. Нас будут преследовать и найдут. Последствия будут ужасны для нас обоих, потому прошу Вас, будьте терпеливы mon amour. Нам надобно выждать время, вскорости Мишель должен будет уехать. Только тогда мы сможем покинуть Россию, как меня просите о том. Ваша Элен».
«Господи! Так это правда! – опустилась в кресло Софи, потому как ноги отказывались служить ей. – Все это правда. Моя мать и Анатоль Раневский! Надобно уничтожить его, - спохватилась Софья, глядя на письмо. Она хотела порвать его, но не смогла. – Маменька, как же вы могли?» - слезы капнули на пожелтевший листок. Отложив письмо в сторону, Софи быстро набросала несколько строк Александру. Послание вышло довольно официальным и чопорным, вовсе не таким, каким она хотела его видеть, но переписывать его она не стала, совершенно не было сил на то, чтобы как-то попытаться смягчить сухие строки. Все ее думы были сосредоточенны на том злополучном письме матери своему любовнику. Вызвав лакея, она отдала ему запечатанный конверт и велела сегодня же доставить адресату. В то время, как гонец покидал Вознесенское, Софи поднялась в свою спальню и, вытащив припрятанное в складках платья письмо своей матери к Анатолю Раневскому, спрятала его в шкатулку, в которой возила свои немногочисленные драгоценности и ключ, от которой имелся только у нее одной.
Убрав его с глаз долой, она перевела дух и вышла к Кити. День уже клонился к вечеру, когда они вдвоем спустились с террасы и углубились в парк.
- Ну, вот и пруд, - хлопнула в ладоши Кити, едва они свернули с центральной аллеи и направились в сторону водоема.
- Здесь красиво, - задумчиво отозвалась Софья, с опаской ступив на подгнивший настил.
- Папенька страстно рыбалку любил, - принялась рассказывать Катерина. – Саша тоже иногда сюда с удочкой приходил, а вот Анатоль сие занятие не жаловал, - вздохнула девушка. – Помнится, здесь и лодка когда-то была. Да вот же она, - расстроилась Кити, заметив притопленную лодчонку в мутной воде.
- Лодку достать можно, - склонилась к воде Софья, - настил починить надобно, да и пруд почистить не мешало бы. Совсем ряской зарос.
– Вот-вот, - поддержала ее Кити. – Здесь карпы водились, а сейчас, наверное, уже нету.
Опровергая ее слова, плеснулась рыба, на мгновение показав серебристый бок из воды.
- Вот поутру пусть этим и займутся, - тихо ответила Софи. – Идемте, Кити. Мне бы хотелось еще на летний павильон взглянуть.
***
Алексей приехал в столицу в начале июня. По словам Софьи, отпуск ее супруга уже должен был закончиться, и искать его следовало в казармах Кавалергардского полка, что были на Воскресенской улице. Не дав себе времени на раздумья, Корсаков заехав к себе только переменить одежду, в тот же день отправился разыскивать Раневского.
Построенные в 1803 году итальянским архитектором здания казарм совершенно не были приспособлены к суровому климату Петербурга. Офицерских квартир в виду их малого количества на всех не хватало и зачастую два офицера вынуждены были жить в одной квартире. Раневский делил жилье с Андреем, впрочем, их обоих подобное положение устраивало. Конечно, можно было бы снять жилье в городе, как поступали многие высшие чины из их полка, кто не имел собственного жилья в столице, но необходимость ежедневно присутствовать на смотрах или разводах караула заставляла мириться с неудобствами проживания в расположении полка.
Александр возвращался на свою казённую квартиру из Царского села, где его эскадрон принимал участие в смотре, устроенном по случаю прибытия Государя в свою летнюю резиденцию. Раневский не то чтобы ощущал себя уставшим, но целый день, проведенный в седле при полном вооружении: с палашом, пристегнутым к поясу, выдался весьма напряженным. Может, сказался длительный перерыв в строевой службе, но настроение у него было отвратительнейшим, не смотря на то, что прошло все более или менее гладко, и, в общем, Государь остался доволен.
Он уже почти въехал на территорию конюшен, где его должен был дожидаться Тимофей, когда его окликнули. Изумлению Раневского не было придела, когда в приближающемся к нему всаднике в статском платье он узнал Корсакова.
- Чему обязан счастию видеть вас, Алексей Кириллович? – иронично поинтересовался Александр, ответив на приветствие Алексея.
- Помилуйте, Александр Сергеевич, не посреди улицы же нам о делах наших говорить, - усмехнулся Алексей, отметив, что Раневский перешел на холодное «вы» в обращении с ним.
- Прошу в мое скромное жилище, - указав рукой на здание казармы, - ответил Александр. – Лошадь можете оставить моему денщику, он присмотрит, - бросил он, спешиваясь во дворе конюшни.
Андрей был у себя и появлению Алексея в их с Раневским квартире удивлен был не менее Александра. Он моментально понял для чего явился Корсаков, и собирался оставить его с Раневским наедине, но Алексей попросил его остаться:
- Пожалуй, вам, Андрей Дмитриевич, также следовало бы послушать. Речь ведь пойдет о вашей сестре.
- О которой из них? – усмехнулся Александр.
- О той, мужем которой вы имеете счастие быть, - отозвался Корсаков.
- Счастие ли? – вздернул бровь Александр.
Завадский, чувствуя, что Раневский намеренно провоцирует Алексея к ссоре, решил все же присутствовать при разговоре. «Пожалуй, с Раневского станется бросить вызов, - расстроено покачал он головой, наблюдая за обоими. – Притом не важен исход дуэли», - вздохнул он. Одна из горячо любимых им женщин потеряет мужа, ибо это будет поединок, из которого только один выйдет живым.
- Я вас слушаю, Алексей Кириллович, - обратился к Корсакову Раневский, разливая по рюмкам бренди и, жестом предлагая Андрею и Алексею, составить ему компанию.
- Лучше водки, - пробормотал Корсаков, глядя, как Раневский недрогнувшей рукой разлил алкоголь.
«И пистолет в его руке дрогнет вряд ли», - вздрогнул Алексей.
- Тимошка! – позвал Александр своего денщика. – Водки подай, да поживее.
Вернувшись с графином водки, Тимофей бросился помогать хозяину, освободиться от мундира, что все еще был на нем. Оставшись в одной рубашке, Александр устало потер шею, и, дождавшись, когда слуга наполнит рюмку гостя водкой, поднял свою.
- За любовь, господа! – усмехнулся он, не сводя глаз с Алексея.
- За любовь, - ответил Корсаков, залпом выпив содержимое своей рюмки.
- Еще? – поинтересовался Раневский.
Алексей отрицательно качнул головой. Андрей, пригубив бренди, поставил рюмку обратно на стол и присел в кресло. Корсаков взволнованно прошелся по небольшой гостиной.
- Я виделся с Софьей Михайловной, - начал Алексей. – Она заезжала в Воздвиженское по пути в Вознесенское.
- Вот как. Софи заезжала к вам по пути? – саркастически заметил Раневский.
«Крюк в полтораста верст нынче по пути», - с некой долей злости отметил про себя Александр.
- Да. Почти две седмицы назад, Софья была в Воздвиженском, - раздраженно отозвался Алексей. – Мы говорили. Она призналась мне, что письма, которые я имел неосторожность ей написать, попали в ваши руки.
- Истинно так, - кивнул головой Раневский. – Не вижу смысла говорить о том, ежели только у вас не возникло желания встретиться ранним утром где-нибудь в тихом укромном уголке.