Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 69
- Больно, - жалобно выдохнула она, силясь освободиться от тяжести его тела.
- Знаю, mon coeur. Знаю, прости, - шептал Раневский приподнявшись на локтях, но, не отпуская ее.
Софья всем телом ощущала напряженную дрожь его сильного тела, робко провела ладонями по плечам, покрытым испариной. Александр шевельнулся раз, другой, а она замерла, прислушиваясь к тем ощущениям, что рождались внутри нее.
- О, не могу более, - выдохнул Раневский, содрогнулся всем телом и скатившись с нее, сжал в крепком объятии. Софья боялась шевельнуться, чувствуя под своей щекой тяжелые быстрые удары его сердца, тяжесть его рук на своей талии, вдыхая его запах, смешанный с едва заметным ароматом кельнской воды.
«Господи, как хорошо лежать вот так в его руках, слышать его дыхание, быть с ним…» Она прикрыла глаза, согретая его теплом, убаюканная мерным ритмом его дыхания, соскользнула в дрему. Поднявшись, Раневский откинул покрывало со своей стороны кровати и, переложив Софью, укрыл ее. Забравшись в постель, притянул к себе безвольное тело. Он всегда быстро засыпал после плотских утех, но не в этот раз.
«Глупец. Боже, какой глупец, - вздыхал он. – Два года прошло после венчания, а жена моя девицей до сей ночи была».
Пробудившись поутру от солнечного луча, скользнувшего ей на лицо, Софья приподнялась на подушке, и, оглядев комнату, залилась румянцем. Поняв, где находится, она вспомнила и о том, как оказалась в покоях супруга и все то, что было промеж них этой ночью. Александра в спальне не было, лишь ветвь сирени лежала на его подушке. Потянувшись к душистой грозди, Софи заметила свернутый вчетверо лист бумаги:
«Сонечка, мой дивный ангел, прости, что уезжаю вот так , не простившись. Мне так жаль было прервать твой сон, душа моя. Утром я должен быть в полку на разводе караула и потому вынужден был оставить тебя точно вор под покровом ночи. Я приеду, как только, обстоятельства позволят мне оставить дела службы. Уже скучаю в разлуке с тобой. Люблю. Раневский».
Но не только потому, что дела службы вынуждали его быть поутру в столице, Раневский покинул Вознесенское, едва рассвело. Страх увидеть в ее глазах разочарование или даже отвращение, погнал его прочь из усадьбы, едва небо за окном начало сереть. Он все еще помнил жалость в глазах Мари, когда она увидела его спину испещренную шрамами. Менее всего ему хотелось видеть ту же жалость в глазах Софьи. Еще ночью, когда она, повернувшись в его объятьях, провела рукой по его спине и что-то тихо прошептала в полусне, он замер, опасаясь, что она проснется.
Вдохнув аромат сирени, Софи спустила ноги с кровати. Тело отозвалось легкой тянущей болью в заветном местечке. Обернувшись и заметив пятно запекшейся крови на белом шелковом покрывале, Софья сдернула его с постели. Мысли лихорадочно метались в голове: не хотелось бы, чтобы дворня в усадьбе прознала, что до последней ночи, муж ни разу не спал с ней. Подобрав с пола сорочку, она надела ее на себя. Поискала ленту, которую вытащил из ворота Раневский и, не найдя ее, оставила все как есть. Разыскав салоп, там, где она сбросила его, просунула руки в рукава и, запахнувшись, туго затянула пояс. В двери тихо постучали.
«Верно, Алёна», - решила Софи.
- Входи! – отозвалась она.
Алена, проскользнув в комнату и найдя барыню свою в полной растерянности, сжимающую в руках шелковое покрывало с кровати барина, мгновенно догадалась обо всем.
- Софья Михайловна, давайте мне, - протянула она руку. – Я сама застираю, чтобы не увидел кто.
- Ох, Алёнушка. Был он здесь. Этой ночью был.
- Да что ж я не вижу, - усмехнулась Алёна. – Слепой только не увидит, - добавила камеристка, проведя рукой по своей шее.
Софья метнулась к зеркалу. На стройной шее явственно видны были следы, оставленные небритой щекой супруга. «Пустяки. Косынкой прикрою», - улыбнулась она своему отражению. Потянувшись, она взъерошила руками и без того растрепанные локоны, глаза ее блестели, щеки пламенели румянцем. «А ведь, хороша!» - рассмеялась она.
- Алёна, пускай завтрак на террасе накроют, - распорядилась она.
Спустя полчаса, Софи спустилась на террасу, чтобы присоединиться к Кити за завтраком. Алёна, причесывая ее, оставила несколько локонов спускаться на шею, дабы скрыть следы ночной страсти, остальное прикрыла легкая кружевная косынка.
- Мне сказали, будто бы Саша вечор приезжал? - поставив чашку с чаем на блюдце при появлении Софьи, поинтересовалась Кити.
- Верно, Александр Сергеевич был этой ночью в усадьбе, но уехал поутру. Служба, - вздохнула Софи.
- Я заглядывала утром в вашу спальню, - глядя ей в глаза, добавила Катерина.
- Меня там не было, - невозмутимо ответила Софья.
Катерина отвела глаза, заливаясь румянцем:
- Я рада, Софи. Очень рада. Я надеялась, что все так и будет.
- Не пристало незамужней девице подобные вещи обсуждать, - заметила строгим тоном Софья, но тотчас рассмеялась, оставив напускную суровость.
Кити улыбнулась в ответ.
До самого вечера Софья пребывала в радужном настроении. Она ждала, что Раневский появится вечером. Уже смеркалось, но она никак не могла заставить себя уйти из библиотеки, потому как из ее окон было видно подъездную аллею. Но вскоре совсем стемнело, а Александр так и не появился. Оставив свой наблюдательной пост, Софья, нехотя, направилась в свои покои. Все стихло в усадьбе, из приоткрытого окна доносился шелест листьев на ветру, изредка слышалось, как брехала на псарне собака, как сторож обходит усадьбу, но цокота копыт она так и не услышала.
Ночью она почти не сомкнула глаз и лишь под утро задремала. Весь день она была рассеяна и не внимательна. То ли сказалось недосыпание, то ли тоска, что навалилась вдруг на нее неимоверной тяжестью. Несколько раз она перечитала записку, оставленную Раневским, но даже это не подняло ей настроения. Не хотелось ни гулять, ни заниматься делами, ее не интересовала даже очистка пруда, которую начали по ее приказу. Сколько Кити не уговаривала ее пойти в парк, посмотреть, как ведутся работы, Софья упрямилась и, в конце концов, согласилась пройтись только до летнего павильона.
«Не буду ждать, не буду мучить себя», - тяжело вздохнула Софи.
- Он приедет, обязательно приедет, как только сможет, - тихо обронила Кити.
- Полно. Приедет, не приедет. Мне нет до того дела, - сердито отозвалась Софья.
Катерина, не ожидавшая подобного ответа оторопела и остановилась. Не заметив того, Софья продолжила неспешно идти по узкой аллее, ведущей к павильону. Опомнившись, девушка бросилась догонять свою belle-soeur.
- Отчего вы тогда места себе не находите? – тронула ее за рукав Кити.
- Я? – деланно удивилась Софи. – С чего вы взяли Кити?
- Я же вижу. Вы глаз с подъездной аллеи не спускаете.
- Зачем вы спрашиваете меня о том? Зачем вы мне в душу лезете? – резко развернулась Софья, так что юбка закрутилась вокруг ног. – Вам не понять того.
- Конечно, мне не понять, - обижено отозвалась Катерина. – Только вам, видимо, позволено муки любви испытывать.
- Любви? – вздернула бровь Софья. – Полно. Кто говорит о любви?
Она понимала, что не справедлива к Катерине, но злость, что она испытывала нынче на Раневского, заставляла ее говорить эти ужасные слова. Не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь жалел ее. Полно. Жалость Кити только укрепила ее в ее худших подозрениях, ей невыносимо было и ее общество, и слова утешения, что она говорила ей. Он получил то, чего хотел и ныне она ему без надобности. Вспомнит, когда наследник понадобится. Не будет же он ради нее каждый божий день из столицы в Вознесенское ездить.
- Ну, здравствуй, Софи, - услышала она знакомый голос позади себя. – Вижу, что нынче действительно не ждала, - тихо произнес Раневский.
В своей запальчивости, Софья и не заметила, что Кити ужа давно не смотрит ей в глаза, а потрясенно уставилась куда-то выше ее плеча.
- Саша, - сорвалось с губ.
Софья сделал шаг к нему, но холодная усмешка, скользнувшая по его губам, ее остановила.