Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 85

Андрей часто бывал на этих собраниях шумной молодежи и в один из таких вечеров прибыл не один, с супругою. Надин ревниво следила глазами за каждым движением Александра, но Раневский, казалось, вовсе ее не замечал. Предчувствуя близкую разлуку, он не отходил от жены ни на шаг и, даже сидя подле нее, держал ее ладошку в своих руках. Некое тревожное предчувствие овладело всеми и, может быть, потому в эти последние вечера перед выступлением полка в Вильну о войне старались не говорить. Напротив вспоминали о прелестях мирной жизни. Поддавшись искушению напомнить Раневскому о былом, заговорила и Надин. Молодая графиня предалась воспоминаниям о днях своей юности, проведенных в Марьяшино, и рассказала забавный, по ее мнению, случай, непосредственным участником которого был Александр.

- Это было в то лето, когда Анатоль Сергеевич еще был жив, - начала она. – Александр Сергеевич тогда часто бывал у нас в Марьяшино. Вы помните те качели в саду? – поинтересовалась она, обращаясь к Раневскому.

- Да, помнится, таковые имелись, кивнул головой Александр.

- Вот, однажды Александр Сергеевич качал меня на этих самых качелях, и веревка с одной стороны оборвалась. Я бы непременно упала, - рассмеялась Надин, - но Раневский поймал меня в самый последний момент и мы оба упали прямо в маменькину клумбу.

Александр хорошо помнил этот вечер. Именно тогда, лежа на спине в благоухающей дурманящими ароматами смятой клумбе, он впервые осмелился поцеловать Надин, легко коснувшись ее губ, все своим существом ощущая близость ее стройного девичьего тела, потому как, падая, он повернулся так, что она оказалась лежащей на его груди.

- Помнится, ваша маменька тогда очень гневалась на меня за эту клумбу, - медленно произнес Раневский, все еще находясь во власти тех воспоминаний.

Но потом он будто бы очнулся от морока, нашедшего на него и, улыбнувшись, поднес к губам руку Софьи, что так и держал в своих ладонях.

- Давно это было, дивные были дни, но прошлого не воротить и все что нам остается – это лишь воспоминания о них, - заметил он, не глядя на Надин.

Но она поняла, что слова эти были адресованы именно ей. А его нарочная демонстрация чувств к жене, в обществе почти неприличная, вызвала в душе бурю негодования.

Поднявшись со своего места, она стремительно вышла из комнаты, оставив присутствующих в полном недоумении. Софья украдкой бросила взгляд на Андрея. Сердце сжалось от того, каким потерянным и несчастным он выглядел в тот момент. Коротко извинившись, Завадский вышел вон из гостиной, видимо, для того, чтобы отыскать жену.

- Я пойду, - тихо прошептала Софи, слоняясь к Раневскому. – Я должна…

Что она была должна, она бы, пожалуй, не смогла объяснить, но в ней вдруг зародилась настоятельная потребность найти Андрея, высказать ему слова утешения, поддержать его. Александр молча выпустил ее руку и, повернувшись к Кити, попросил принести гитару из музыкального салона.

Софья медленно шла по полутемному коридору, гадая, куда могли подеваться Андрей и Надин. Она хотела было вернуться к передней и расспросить Федора о том, не уезжали ли их сиятельства. Но уехать, не простившись – это было так не похоже на Andrй… Ей показалось, что в дверь в библиотеку приоткрыта. Прикоснувшись, к ручке, она намеревалась прикрыть двери, когда услышала тихие голоса.

«Здесь! Они здесь. Надобно уйти», - боясь шелохнуться, говорила она себе. Но ноги будто приросли к полу, понимая, что поступает дурно, Софья самым бесстыдным образом подслушала разговор между Andrй и Надин. В комнате было темно и со своего места, она могла различить лишь два силуэта в белом.

- Pourquoi? Pourquoi vous Vous torturez avec moi? (Зачем? Зачем вы мучаете меня?). Всякий раз ваши слова, будто кинжал в сердце, а вы еще и вертите его в ране, наслаждаясь моими мучениями. Хотите знать, насколько сильна моя любовь к вам? Сколько еще я смогу вынести?

- Я никогда не говорила вам, что люблю, - тихо отозвалась Надин. – Это вы решили, что вашего чувства будет довольно, чтобы сей брак состоялся.

- Надин, - Завадский опустился на колени, обхватывая тонкий стан обеими руками, и спрятал лицо в складках ее платья, - Вы жизнь моя, мое мучение, но я не могу отказаться от вас, даже зная, что вы вновь и вновь будете причинять мне боль.

- Вы думаете, мне не больно?! – отталкивая его, прошипела графиня. – О, мне больно! Мне очень больно! - Метнувшись к окну, она вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками.

Софья, видела, как поднялся Андрей, обнял вздрагивающие плечи жены и что-то тихо заговорил ей на ухо. Неслышно прикрыв двери, Софья шагнула за бархатную портьеру в коридоре и поднесла ладонь к лицу. Щеки ее были мокрыми от слез, сердце разрывалось от жалости и боли за него. В этот момент она всей душой ненавидела молодую графиню: «Как можно быть такой бесчувственной? К чему лелеять прошлые надежды? Зачем она согласилась выйти за него? Зачем отравлять каждый его день? К чему жить прошлым?» О сколько вопросов и на все один лишь один единственный ответ. Видимо, права была Ольга Николаевна, когда подозревала, что не столько желание самой Надин, сколько чаяния ее родителей немало поспособствовали заключению сего несчастного брака. Как же слеп был Андрей. Слеп, как и все влюбленные, не желавший видеть очевидного. К чему ей Раневский? Отчего так упорно старается удержать его подле себя?

Тихо ступая, она поднялась в свои покои, где долго плескала в лицо холодной водой, надеясь скрыть следы недавних слез. Когда же она спустилась в гостиную, Кити, присев подле нее, тихо прошептала, что Андрей Дмитриевич с супругой уехали, просили кланяться ей и извинялись за принесенное беспокойство. Вслед за Завадскими и остальные засобирались на выход, прощаясь с хозяевами, стараясь скрыть, кто любопытство, кто недоумение, вызванное поведением графини Завадской и madame Раневской.

Всю короткую дорогу домой Андрей молчал, отвернувшись в черноту ночи, предпочитая молчание любым разговорам, что могли только усугубить и без того шаткое перемирие, заключенное в библиотеке. Надин сама начала разговор:

- Вы ненавидите меня? – поднимаясь по лестнице к покоям второго этажа, поинтересовалась она.

Шедший за нею следом Завадский остановился.

- Неужели для вас это важно? – не смог сдержать досады Андрей.

- Я хочу попросить у вас прощения, - обернулась она.

- Не слишком ли поздно? – криво усмехнулся Завадский.

- Предпочитаете публичное покаяние? – не удержалась от колкости Надин. – Вам станет легче от того?

- Нет. Не станет. Не будем более о том, - отозвался Андрей.

- Отчего вы всякий раз молчите? Отчего прощаете все? Знаете, почему я люблю его!? – вспылила Надин. – От того, что он не таков! Он бы не стал мириться со всем!

Надин умолкла, разглядев бешенную ярость, что плескалась в серых очах супруга. С трудом, удержав, рвущийся наружу гнев, Завадский молча обошел ее на лестнице и, оставив позади себя, быстро поднялся вверх.

- Andrй! – насилу поспевая за ним, она догнала его у дверей, в его покои. – Я не о том хотела сказать.

- Вы сказали именно то, что желали, madame, - остановился Андрей. – Покойной ночи.

- И все же вы ненавидите меня, - тихо заметила Надин.

Завадский, уже взявшись за ручку двери, при этих ее последних словах обернулся.

- Да! Ежели вам так угодно. В этот самый момент я ненавижу вас. Ненавижу настолько, что желание придушить вас прямо здесь вот этими самыми руками, - произнес он, подняв руку и легко проведя кончиками пальцев по точеной шее, - во мне сильно как никогда. Не искушайте судьбу, madame.

Надин замерла под его рукой, ощущая, что давление пальцев стало чуть сильнее, но потом вдруг шагнула к нему, вскинула руки на плечи и приникла к нему всем телом, поднявшись на носочки, прижалась губами к его губам.

- О Боже! – выдохнул он, оторвавшись от ее губ.

Толкнув дверь, Андрей, не выпуская из объятий жену, увлек ее в полутемную спальню, освещенную одной единственной свечой.