Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 92

- Прочти, - попросил Александр.

Юноша развернул, сложенный вчетверо лист и принялся в полголоса читать в неверном свете свечи.

«Mon cher ami, надеюсь, еще не утратил права называть тебя так, ежели ты читаешь это письмо, значит меня более нет в живых. Я совершил в жизни немало ошибок, в которых искренне раскаиваюсь. Зная тебя, как человека исключительной честности и порядочности, только тебе могу доверить сие деликатное дело. В конверте, который передаст тебе твой воспитанник, лежит мое завещание и вольная. Своей последней волею я желаю признать своим законным наследником моего сына Дмитрия Алексеевича Корсакова. Прошу тебя, ты единственный на кого, я могу положиться. Проследи, чтобы завещание мое было в точности исполнено. Предполагаю, какую бурю негодования оно вызовет, но такова моя последняя воля. Горько было бы умирать, зная, что не оставил наследников после себя. Я ни в коей мере не хочу ущемить права своей дочери и супруги, им после моей смерти будет положено весьма щедрое содержание. Дмитрий же станет продолжателем рода. А. Корсаков.»

Кто передал тебе это?

- Я в лазарет собирался, когда мне в полку сказали, что вы здесь, а тут мужик, слуга чей-то по виду, с этим конвертом. Спросил: я ли буду Морозовым. Я назвался, тогда он мне его в руки и сунул, вам наказал передать. Это тот самый Корсаков? – полюбопытствовал Сашко.

Раневский кивнул и тотчас скривился от боли, пронзившей затылок. Александр вполне понимал, почему Алексей обратился к нему с этой просьбой, а не к Андрею. Конечно, Завадский среди них всегда был первым, ежели дело шло о благородстве натуры или честности, но Лидия была ему сестрой, и здесь трудно сказать, что возьмет верх: благородство или стремление защитить интересы сестры.

Корсаков! Чернышёв! Кого еще потеряли в этом сражении? Мысль о том, что жив Андрей, смягчала боль утраты. Прикрыв глаза, Александр перенесся в прошлое, в давнее прошлое, в московский дом Завадских. Тогда никто из них не думал о смерти, вспоминая иногда Аустерлиц как страшный сон, что минул безвозвратно вместе с ушедшей ночью.

- Я пойду, - тихо прошептал Сашко. – Мне поутру донесение в Петербург везти.

- Ступай, - откликнулся Раневский, очнувшись от грустных дум. – Ступай, Сашко. Будь осторожен.

Наутро, едва оправившись от сокрушительных потерь, армия продолжила отступление к Можайску. Уже становилось ясно, что придется оставить Москву, потому как дать еще одно сражение оставшимися силами – это значит и вовсе потерять эту самую, изрядно потрепанную армию. Вслед уходящей армии двинулся обоз с ранеными. Тех, кто не мог передвигаться далее самостоятельно, оставляли в Можайске на милость преследующих по пятам французов.

Раневский, вследствие полученной контузии, передвигаться верхом не мог. Сидя в разбитой крестьянской телеге, которой правил хмурый Тимофей, он и не заметил, как слуга свернул на север.

- Куда везешь? – обратился к нему Александр, намереваясь заставить его поворотить на юг, в Рощино.

- В Вознесенское, - отозвался Тимошка. – На юг нельзя. Хранцузы проклятые все дороги отрезали, - упреждая его вопрос, ответил он.

Сил возражать не было. Оставалось надеяться, что Софья послушалась его и ныне уже находится по пути в Нежино.

Глава 27

Помня о данном мужу обещании уехать из Рощино, Софи велела приготовить все к отъезду. Прислуга уложила дорожные сундуки, которые заняли почти половину малого салона. Несмотря на то, что все давно было готово к отъезду, Софья день за днем откладывала выезд. Странная мысль, посетившая ее однажды, прочно укоренилась в сознании. Скромное имение под Тулой для нее навсегда было связано с черными днями ее вдовства и горечью утраты, от того с каждым прожитым днем и крепла в ней уверенность в том, что ежели она поедет в Нежино, то сбудется самый страшный ее кошмар. Ведь она жила там, будучи вдовой и вновь собирается туда, а Александру, возможно, ежечасно угрожает опасность. Умом она понимала, что все это не более чем суеверие и предрассудки, но ничего не могла поделать с тем страхом, что разрастался в ее душе пышными побегами, затмевая все доводы разума.

Наступил теплый солнечный сентябрь, а она и Кити все еще оставались в имении. Катерина, не понимавшая причин, по которым Софья медлила с отъездом, решилась прямо спросить ее о том. Софи не стала открывать ей всех своих сомнений и страхов, а вместо того, назвала совершенно иную причину:

- Отсюда до Нежино чуть более полутора ста верст – это два дня пути. Ежели возникнет какая-либо опасность, мы всегда сможем уехать, ведь все к тому готово, - заметила она за завтраком.

- Вы полагаете, здесь нам ничего не угрожает? - с сомнением в голосе поинтересовалась Кити.

- Это совершенно очевидно, - пожала плечами Софья. – Разве вы не слышали, о чем вчера говорил Александр Степанович?

- Признаться честно, я не расслышала, - отозвалась Кити.

- Белкин сказал, что Bonaparte достиг своей цели и занял Москву седмицу тому назад. Александр Степанович полагает, что на этом он остановится.

- Вы доверяете его суждениям? – насмешливо спросила Катерина. – Конечно, он ведь военный, правда в отставке… Если бы я была на месте Bonaparte, я бы не остановилась в Москве, а двинула войска к Туле, - изрекла девушка.

Софья удивленно вздернула брови.

- Зачем ему Тула? – отложив вилку, поинтересовалась она.

Кити поднялась со стула и в волнении заходила по комнате.

- Да хотя бы затем, что там все военные заводы! – горячо воскликнула она.

- Может вы и правы, - после непродолжительного молчания согласилась Софи. – Но посудите сами, ежели Bonaparte двинется к Туле, то тогда и Нежино не станет для нас безопасным укрытием. Потому, мы будем ждать вестей.

Едва она произнесла это, в двери тихо постучали. На пороге показался Тимофеевич с серебряным подносом.

- Вам конверт, барыня, - склонился он в поклоне.

Сделав ему знак подойти, Софи взяла с подноса и письмо.

- Это от Andrй, - торопливо сломав печать, взглянула она на Кити.

Развернув письмо, Софья принялась читать его вслух:

«Ma chиre cousine, не знаю, дошли ли до тебя последние вести. Полагаю, что нет. С прискорбием вынужден сообщить тебе, что Alexandre был ранен в бою под Можайском. Ныне жизнь его вне опасности. Последний раз я виделся с ним по дороге на Москву. Насколько мне известно, денщик его Тимофей повез Раневского в Вознесенское, потому как все дороги на юг оказались перекрыты неприятелем…»

Дочитав до этого места, Софья подняла глаза на Катерину.

- Слава Богу, он жив? – перекрестилась девушка. – О чем еще пишет Andrй?

Софи вновь опустила глаза, молча пробегая следующие строчки:

«… Не знаю, какие подобрать слова, чтобы выразить свое сочувствие Екатерине Сергеевне. Мне казалось, что в последнее время она была очень привязана к поручику Чернышёву. Сергей Васильевич погиб…»

В глазах защипало, оторвавшись от чтения, Софи отвернулась к окну и смахнула набежавшие слезы.

- Отчего вы молчите? Что там? – встревожилась Кити.

- О, Кити, - Софья поднялась со своего места и подошла к ней. – Мне так жаль…

- Серж? – выдохнула Катерина.

Софи кивнула головой:

- Чернышёв он… Он погиб, Кити.

Тяжело опираясь на стол, Катерина поднялась. Сделав несколько шагов, она упала как подкошенная.

- Тимофеич! – испуганно взвизгнула Софья. – Тимофеич, Татку зови, пусть соли у меня в будуаре возьмет, - опустившись на колени, подле Кити и приподняв ее голову, прикрикнула она на пожилого слугу. – Катя, Катюша, да очнись же ты, - легонько похлопывая ее по бледным щекам, причитала Софи.

Прибежавшая Тата, трясущимися руками передала Софье флакон.

- Что с барышней приключилось-то? – озабоченно поинтересовалась она.

- Обморок, - отозвалась Софья, поднося к лицу Катерины склянку.

Тихий стон сорвался с губ девушки. Дрогнули и открылись веки. Придя в себя, Катерина села на полу.